За эфиром
Интересно, что многие жители Латвии, несмотря на официальный выходной, еще 8-10 лет назад не могли вспомнить, как именно этот праздник, 4 мая, называется и путались – а что тогда 18 ноября? Тогда Министерство культуры (накануне 100-летия независимости) обеспокоилось и предложило традицию «белой скатерти». И празднично, и доходчиво, и очень демократично.
Спросив молодого варшавянина, что для него значит 1 мая, мы, скорее всего, не получим внятного ответа. В Польше это чаще всего время барбекю и «длинных выходных» (3 мая отмечается День Конституции). До войны было не так, и в Польше, и в Латвии День труда что-то значил, хотя в обеих странах левое крыло действовало с разной степенью влияния: в Латвии оно побеждало на всех парламентских выборах, а в Польше это была партия, которая получала в лучшем случае около десятка процентов поддержки. Социалисты из Риги и Варшавы, однако, были в дружеских отношениях.
Jeśli spytamy młodego warszawiaka, co dla niego oznacza 1 maja, raczej nie uzyskamy wyraźnej odpowiedzi. W Polsce to czas bardziej na grilla i „długi weekend” (3 maja świętujemy także Dzień Konstytucji). Przed wojną tak nie było, zarówno w Polsce, jak i na Łotwie Święto Pracy coś znaczyło, choć w obu krajach działała lewica o różnym stopniu wpływów: na Łotwie wygrywała każde wybory sejmowe, w Polsce była partią, która uzyskiwała w najlepszym razie kilkanaście procent poparcia. Socjalistów z Rygi i Warszawy łączyły jednak przyjazne relacje.
Даугавпилс встречает майские праздники в культурно-историческом настроении. Плотность мероприятий компенсирует относительно спокойные недели в апреле. Самое главное, на мой взгляд — открытие Инженерного арсенала. Точная дата — 5 мая. На этот раз открытие настоящее, без деления на официальное и неофициальное.
Кто только не восставал в кино, причём начиная прямо с названий. Восставали машины, роботы, андроиды и киборги. Восставали зомби, проклятые, повешенные и ликаны. Восставали Феникс, Кейн и Азареус. Восставали бездельники, христиане и мумии. Восставала целая планета обезьян. Чем хуже зловещие мертвецы? Сколько ещё им зловеще лежать в зловещих могилах? Хватит! На экранах — «Восстание зловещих мертвецов».
Ровно через месяц – 28 мая, в тот самый день, когда в Тампере завершится чемпионат мира по хоккею и начнется награждение сильнейшей команды планеты, примерно в двух тысячах километрах от финского городка будет дан старт главному грунтовому теннисному турниру «Ролан Гаррос». Именно с Парижем у первой ракетки Латвии Алены Остапенко связаны особые воспоминания.
Никогда не соглашался с утверждением, что спортсмены в основной массе своей, скажем так, не самые умные люди. Это в корне неверно. Большинство тех, с кем я общаюсь на протяжении нескольких десятилетий, а это не одно поколение, очень даже интересные собеседники, вполне грамотные и образованные. Но есть одна вещь, которая сегодня мне не дает покоя и связана она с памятью. Какая именно?
В апреле поляки отметили уже две важные годовщины, связанные с преступлениями двух тоталитарных стран, разделивших между собой Польшу в сентябре 1939 года: 80 лет с момента официального подтверждения Катынского расстрела (13 апреля стало официальным Днем памяти в Польше) и 80 лет с начала восстания в Варшавском гетто (19 апреля). О советском преступлении под Смоленском в Латвии известно очень много, была даже издана книга на латышском языке, посвященная Катыни, не для всех очевидно, что в Варшаве в одном десятилетии произошли сразу два антифашистских восстания (следующее началось 1 августа 1944 года и продлилось два месяца, в нем участвовали и варшавские евреи). Конечно, в Латвии есть свои годовщины событий, связанных с Холокостом, а также с более ранней еврейской жизнью в этой стране (в этом году националистической организации «Бейтар» в Риге исполняется 100 лет). Однако на этот раз давайте отправимся в путешествие по следам варшавских евреев.
W kwietniu minęły dwie ważne rocznice dla Polaków, związane ze zbrodniami dwóch totalitarnych krajów, które we wrześniu 1939 roku podzieliły między siebie Polskę: osiemdziesiąta rocznica oficjalnego ujawnienia zbrodni katyńskiej, na pamiątkę którego 13 kwietnia został w Polsce oficjalnym dniem pamięci, a także osiemdziesiąta rocznica wybuchu powstania w getcie warszawskim (19 kwietnia). O ile o sowieckiej zbrodni pod Smoleńskiem dużo wiadomo na Łotwie, ukazała się nawet książka poświęcona Katyniowi w języku łotewskim, to nie dla wszystkich jest oczywiste, że Warszawa miała swoje dwa powstania antyhitlerowskie, rok po roku (następne wybuchnie 1 sierpnia 1944 roku, potrwa dwa miesiące, będą walczyć w nim także warszawscy Żydzi). Jasne, że Łotwa ma własne rocznice wydarzeń związanych z Holocaustem, a także wcześniejszym życiem żydowskim w tym kraju (w tym roku przypada setna rocznica założenia w Rydze nacjonalistycznej organizacji Bejtar). Jednak tym razem wybierzmy się w podróż śladami warszawskich Żydów.
В Латвийской Национальной опере состоялась премьера балета украинского хореографа Раду Поклитару «Вий. Ночи ужасов». Постановка отличная, исполнение — тоже, но, на мой взгляд, для полноты эффекта не хватает... аффекта — причем в первую очередь у публики, которая приходит в театр, вальяжно садясь в «имперский плюш» (отсылка к Бродскому), и вроде имеет на то полное право, раз билеты приобрела. Впрочем, все по порядку.
Когда до старта чемпионата мира по хоккею в Риге остается три недели, новости, связанные с этим турниром, кажется, автоматически «впиваются в кожу». Настолько, что если вдруг в коридорах Латвийского телевидения встречаешь главу предприятия Latvijas Gāze Айгара Калвитиса, который к моему коллеге Алексею Дунде пришел на программу ТЧК, то невольно удивляешься – почему первый человек в Латвийской хоккейной федерации (ЛХФ) в цивильном костюме, а не в свитере и с клюшкой в руках.
На четвертом этаже Дома Менцендорфа, что в Старой Риге на углу улиц Кунгу и Грециниеку — выставка «Жизнь в Опере», которую организовала долголетняя сценограф и автор костюмов Латвийской оперы Надежда Демидова, отметившая в начале прошлого года свой юбилей (тогда не отмечали из-за пандемии). На открытие экcпозиции собрались те, кто любит Оперу, и те, кто в ней работали, иные из них уже давно легенды — и, по счастью, живые.