С самого начала (чтения) я увязла. Ничего плохого. «Увязла» по-хорошему: в словах, цитатах, будто и не собиравшихся заканчиваться предложениях.
Во время (чтения) и вовсе захотелось, чтобы эти предложения не заканчивались.
Позже, потом, после (чтения) снова увязла. Теперь уже — в возвращении к этим словам, цитатам, бесконечным, казалось, предложениям. Почти медитативная практика.
Автор — Алексей Анатольевич Макушинский. Тонкий, умный. Вязкий, по-хорошему. Непринужденно (видно, что по-другому и не умеет) перекликающийся с литературными предшественниками и собственными героями предыдущих (и, возможно, будущих) романов писатель. Поэт. Эссеист. Мистификатор. По правде говоря, едва ли слышала о нем.
Другое дело — папа, Анатолий Рыбаков. «Кортик», «Бронзовая птица», «Дети Арбата». Детство, отрочество, юность. Алексей же взял себе фамилию бабушки по материнской линии, как утверждает Википедия. Сейчас это не трудно перепроверить, можно написать автору электронное письмо. И ждать, пока ответит.
Роман — «Пароход в Аргентину». Шорт-лист «Большой книги», «Русская премия». Издание 2014 года. Всё не было времени открыть. Чтобы начать. И вот открыла.
Юноша двадцати восьми лет определенно советского месторождения, но определенно не советского происхождения и особенностей семейной памяти прощается на перроне московского вокзала с приятелями. Садится в поезд. Тот должен увезти героя в (не «на») Берлин. Далее — Париж, где он случайно знакомится с выдающимся архитектором Александром Воско (Alexandre Vosco). Или же — урожденным Александром Николаевичем Воскобойниковым, балтийским немцем (по материнской линии) из Риги, воевавшим восемнадцатилетним юнцом на стороне Юденича, во время Первой республики уехавшим из Латвии в Париж. Позже Буэнос-Айрес, и снова Париж.
Германия и Франция станут важным географическим и, конечно, культурным фоном романа, как и обозначенная в заголовке Аргентина (но это, скорее, фон эмоциональный).
И все же самая важная здесь — Латвия. Латвия начала и ближе к середине ХХ века. Латвия многоязыкая, многонациональная, высококультурная и столь же высоко образованная. Латвия детских, наивных, черно-белых (где основной цвет — белый) воспоминаний.
Уносящая на лошадях от Туккума к Виндаве. Распахнувшая двери дач в Майоренгофе и Дуббельне. Считающая Эйзенштейна сыном великого архитектора Михаила Осиповича и только потом припоминающая собственные заслуги Сергея Михайловича. Латвия — не периферийная, провинциальная (хотя тоже), невероятно притягательная — героиня романа о чувстве. Чувстве места, времени, предназначения. Преодоления и возвращения.
Что чувствуют и думают Александр Воско и его друг детства — сосед по юрмальской даче, Володя Граве: в начале ХХ века — юный петербуржский дворянин, в середине — советский каторжный и немецкий военнопленный, позже — аргентинский инженер-строитель. Что чувствует и думает собиратель сведений о жизни двух несуществующих героев, несуществующий и все же повзрослевший автор, пишущий роман о природе всякого рода скитаний?
Что чувствую и думаю я — по сути случайный читатель?
Во времена «всякого рода скитаний» необходимо иметь такое место на земле, куда ты (хоть и не ты) можешь вернуться, лечь на теплый песок или в высокую траву, долго смотреть в небо или, наоборот, закрыть глаза. Слушать шум моря и мечтать с другом Володей Граве (или не Граве), лежащим тут же, о скором и непременно светлом будущем.
Чтобы из того самого будущего, когда оно вдруг обязательно станет невыносимо страшным, можно было бы всегда вернуться сюда: лечь на теплый песок или в высокую траву, смотреть в небо или, наоборот, закрыть глаза, слушать шум моря и ждать, пока снова ответят.
Словами, цитатами и предложениями, что никак не кончаются.
