- Это — русский оригинал текста.
Авторську версію українською можна прочитати тут.
Эвакуация в те дни была крайне сложной: на вокзалах огромные толпы, большинство шоссе из города — небезопасны. Сложно было найти автомобиль, водителя, горючее. К тому же многие люди почтенного возраста тогда еще и не хотели эвакуироваться. Мария Ивановна тоже отказывалась, несмотря на уговоры и просьбы дочери Аллы, внучки Анастасии и других родных и близких. Родные очень переживали.
«Один раз я организовала машину с водителем, а бабушка отказалась. Мы плакали. Речь ведь шла не о цене, а о том, чтоб ее вывезти...» — вспоминает внучка Анастасия, сама уехавшая с детьми в первые дни войны. К счастью, она смогла найти Максима, который помог эвакуироваться родителям друзей. Максим в те дни занимался вывозом людей из Киева и области — в основном, стариков, женщин и детей.
Но окончательно уговорить Марию Ивановну помог случай. «Максима нашла Анастасия. Он позвонил маме и перепутал, сказал — “Ваша дочка велела, чтобы вы ехали, я приеду за вами в 6 утра”. Перепутал дочку и внучку! “Ну, раз дочка сказала ехать — значит, надо ехать”, ответила мама. Вечером мы ей позвонили, — рассказывает Алла, живущая в Мюнхене дочка Марии Ивановны. — Мы сильно переживали... Мы знали, что на Киев наступают со всех сторон, что невозможно подвозить продовольствие. В начале марта мои одноклассники помогли и привезли ей продукты. Накануне вечером мы с ней говорили,
мама отвечала, что теперь месяца на три ей хватит продуктов. А вечером следующего дня мама говорит — “Алла, я раздала все продукты соседям. Я еду”. “Мама, куда ты едешь, как?”
“Но ты же сказала, что надо ехать”. Все благодаря Анастасии — вытянула бабулю».
«Я не хотела уезжать.
Мне ли бежать от смерти?
Но, когда Максим сказал… Думаю — приказ. Надо подчиняться», — вспоминает сама Мария Ивановна.
День отъезда ей запомнился так: «В этот момент говорили, что танки уже по Киеву идут. И по Ирпеню, и по другим городам вокруг. Уж такое было безобразие! И уже российские танки стали перекрывать ту дорогу, по которой надо во Львов ехать. И когда за мной заехал Максим, уже взрывали в Киеве, не так далеко от нашего дома три взрыва были — на Лукьяновке, потом вышка телевизионная. И еще недалеко от вокзала. Мы живём рядом с железнодорожным вокзалом. Так взрывали, что у меня балкон дрожал, и я вместе с ним дрожала. Бегом кое-как собралась. В семь утра выехали. По дороге, по которой всегда ездим, на Житомир, а потом на Львов — уже нельзя, ее обстреливают со всех сторон. Военные на шоссе нас останавливают — “Сюда нельзя, здесь обстрел идёт. Поверните назад, доедете до следующего блок-поста, они вам скажут!” Так мы и поворачивали — то вперёд, то назад, то влево, то вправо, 12 часов колесили вокруг Киева. До вечера».
Ехала Мария Ивановна в небольшой колонне беженцев — 5 машин, в каждой — 5 человек. «Сидели в такой тесноте, даже повернуться нельзя было», — рассказывает Мария Ивановна.
Стемнело. Пассажиры устали, хотели остановиться и где-то переночевать. Стали спрашивать друг друга, кто за ночевку, а кто за то, чтобы ехать всю ночь, до Львова.
«Мария Ивановна, вы самая старшая здесь. Как решите, так и будет», — сказал Максим. «Я не хочу нигде ночевать, я хочу ехать, — ответила Мария Ивановна, добавив: — Я была 55 лет счастлива замужем, и я слушалась мужа. И сейчас скажу — как мужчины решат, так и будет».
Колонна продолжила путь — и, как оказалось, правильно.
Они были недалеко от Хмельницкого, и там можно было остаться переночевать. Именно в ту ночь, с 5 на 6 марта, бомбили аэродром в Хмельницкой области.
«Может быть, вот это решение спасло им жизнь, — размышляет дочь Марии Ивановны, Алла. — На таких вот ниточках висит судьба человека.
Во время войны невозможно принять решение, остаться или ехать. Вот это все дело абсолютного случая, а на самом деле от этого зависит жизнь».
Мария Ивановна нелегко переносила дорогу: от неподвижного сидения в машине, в тесноте, у нее онемели ноги. Максим поддерживал, помогал выйти размяться. «Максим очень внимательно ко мне отнесся, я ему очень благодарна», — говорит Мария Ивановна.
Вместо обычных шести часов группа добиралась до Львова больше тридцати пяти. Во Львов машины с беженцами приехали только в 7 вечера следующего дня. Там Марию Ивановну встречал внук Андрей.
На следующий день внук повез бабушку к границе. В первые дни марта границу пыталась пересечь огромное масса беженцев, стояли многокилометровые очереди из машин, многие люди шли пешком.
Мария Ивановна вспоминает: «Очередь, конечно, там сумасшедшая была. Я стояла в хвосте. И холодно, и темно уже стало. Это двое суток уже... Когда мы пересекли границу — поляки, какие они молодцы! Настолько я тронута была! Спазмы в горле, в глазах слезы... Они ждали, они суп налили. Два котла, варится суп в одном и во втором. Длинные столы, и хлеб мягкий, и суп горячий, свежий!
Боже, какие молодцы поляки! Я до сих пор не могу спокойно рассказывать об этом, повторяю — “Боже, какие молодцы поляки!” Я очень благодарна и полякам, и немцам. Немцы нас тоже не бросили в беде».
«Как забрать маму с границы?! Она без нормального питания, без сна уже третьи сутки. И вот эта жуткая очередь. Сутками ждут люди. Мама недолго может стоять. У нас нет своей машины... Как это организовать — нам нужно максимально сократить ее время в пути. Где найти такого человека, кто мог бы помочь?...» — вспоминает свои переживания дочь Марии Ивановны, Алла, живущая в Мюнхене.
От этого города до польской границы — больше тысячи километров. Снова помог случай: муж Аллы, Дмитрий, гуляя вечером с собакой, случайно разговорился с соседом, который тоже выгуливал свою собаку — по кличке Мята. Соседи не знали имен друг друга, но знали, как зовут собак. Дмитрий поделился: они не представляют, как скорее забрать маму с польской границы. Поговорив, мужчины разошлись. А потом…
«Вдруг раздается на моем мобильном звонок: “Здравствуйте,
я Хайнц-Юрген, ваш сосед, папа Мяты. Я профессиональный водитель, мы сегодня вечером поедем спасать вашу маму. В три часа ночи встречаемся на углу.
Вы не волнуйтесь, я профессиональный водитель, я могу долго находиться в пути”. В три часа ночи мы подходим к углу дома, он ждет: “Ну что, в путь?” Немцы, даже совсем незнакомые, тогда очень старались помогать», — вспоминает Алла.
«Когда приехали на польскую границу, было трудно найти маму. Там была полоса, где мамин телефон уже не работал. У нее слабенький старый телефон. Ее в толпе было не разглядеть.
Помогли волонтеры с польской стороны — с инвалидным креслом они разыскали маму, перевезли ее. Она уже не могла стоять на ногах. Она, наверное, была самым старым человеком, пересекающим границу.
Потом, 8 марта, в женский праздник, маму наконец-то привезли в Мюнхен. А Хайнц-Юрген теперь стал нашим другом. Удивительные люди. Удивительной отзывчивости», — вспоминает Алла.
«Меня так растрогало отношение поляков и немцев. Одежду предлагали, еду. Какая-то совершенно незнакомая немка передала сто евро. Каждый такой случай пробивал слезу... Насколько чутко и хорошо отнеслись...» — вторит дочери Мария Ивановна.
Мария Ивановна не предполагала самой войны, а потом, когда вторжение началось, не думала, что война так долго затянется: «Мы выезжали максимум на две недели...»
Говоря о войне сегодняшней, Мария Ивановна вспоминает и, как она говорит, Великую отечественную. Ее она хорошо помнит. Тогда она жила на Урале, в России: «Слава Богу, что
немцы не дошли до Урала. Только до Волги дошли. Я прекрасно все помню, как пайки выдавали, по 300 грамм хлеба. Мне было 13 лет. Тяжело было тогда, но такого страха у меня не было, как сейчас... Когда началась эта война, взрывы...
Я бегом, пулей — в квартиру. Где спать, где ложиться? Думаю: вот взорвут меня дома. Пристроилась в углу, мне сказали, там несущая стена, там можно спастись. Ужасно».
Мария Ивановна не может понять, как получилась такая трагедия, что Россия напала на Украину: «Сил не хватает, слов не хватает выразить. Какая это глупость! Я сама из России. Мы жили настолько дружно... Никогда даже не вникали в это. Мы дружили. Никогда в жизни никаких дурных помыслов не было. А теперь... Я же слышала, что по Первому каналу передавали, Соловьев... Скабеева... столько грязи они вылили на Украину.... Настолько внушили гадость людям, я не смогла их больше слушать.
Людям 20 лет заливали гадость. Дети уже выросли за это время. Люди были нормальными, а сделали их дураками...»
