Конечно, российское военное ведомство источник тот ещё. В начале второй чеченской войны было время, когда предшественники генерала Конашенкова что ни день сообщали о поимке очередного «влиятельного полевого командира», о котором прежде даже сами сепаратисты и слыхом не слыхали. Помнится, тогда коллеги из журнала «Итоги» сочинили целый список имён, так сказать, в помощь пресс-службе министерства обороны, чтобы там не напрягались, изобретая очередное вымышленное имя, похожее на чеченское. Были в этом списке Ушат Помоев, Букет Левкоев, кажется, ещё Билет Догаваев и абхазский боевик Партучёба.
Но в Чечне источников информации, независимых от военных, хватало. Сирия – совсем иное дело. Во-первых, далеко, во-вторых, по-арабски. В смысле, все первоисточники от имени исламистов на этом языке, даже переводы на английский доступны немногим, а переводы на русский могут изготовить в том же кабинете, где и победную реляцию. Российский обыватель поневоле начинает переполняться гордостью. Вот ведь как, Обама бил-бил, не разбил, а мы только зашли, и сразу. О том, что не очень-то Обама бил, мало кто знает. Действия коалиции НАТО и арабских стран так подробно в российской прессе не освещались.
На войне, разумеется, врут все, и нигде не врут так, как на войне и на охоте, это ещё Отто фон Бисмарк заметил.
Не в этом дело. Однако трудно не заметить, каким чудесным образом начало операции в Сирии совпало с очередной встречей «Нормандской четвёрки», в ходе которой Путину пришлось согласиться на значительные уступки по Восточной Украине. Выборы в так называемых «народных республиках», назначенные на 18 октября и 1 ноября, переносятся и пройдут в соответствии с украинским законом, который ещё предстоит принять. Участки внешней границы Украины, в настоящее время контролируемые промосковскими мятежниками, должны вернуться под контроль украинской погранслужбы. Таким образом, «минский процесс» будет продолжен, хотя, к неудовольствию Киева, существенно затянут во времени. Тут само по себе возникает предположение, не поторопился ли Путин, открывая фронт в Сирии, дабы, тем самым, отвлечь подведомственных ему граждан от Украины, где хочешь – не хочешь, позиции приходится сдавать, пусть даже и не все сразу.
Ещё один вопрос: бомбит российская авиация базы радикальных исламистов или антиправительственных повстанцев? Вообще-то, их и на земле, при близком контакте, трудно отличить друг от друга, а с воздуха тем более. И какими разведданными располагают российские лётчики? Если только данными сирийской правительственной армии, никакой гарантии, что в указанных координатах находится объект радикалов, нет. Для Башира Асада что радикалы, что Свободная армия Сирии – враги, причём даже неизвестно, кого он опасается больше. География первых налётов уже позволяет усомниться, что целями стали позиции так называемого Исламского государства. Окрестности городов Хама и Хомс радикалы не контролируют. Восстание исламистов в Хаме, правда, случилось в... 1982 году, и было тогда же подавлено правительственной армией, которая заодно снесла с лица земли половину города.
И наконец, самое главное. Судя по заявлениям, сделанным Путиным с трибуны ООН, на Ближний Восток Россия пришла исправлять ошибки Запада.
Тем самым, с одной стороны, возвращая себе роль одного из мировых лидеров, утраченную после вторжения в Украину, с другой – создавая прочный плацдарм в регионе. Если при поддержке российской армии режим Башира Асада сохранится, Сирия, по сути, станет российском протекторатом. А поскольку без Сирии невозможно решить практически ни одной ближневосточной проблемы — стало быть, станет невозможно и без участия России. Москва получит такой рычаг, о котором прежде и не мечтала.
Вот только цена этого рычага может оказаться слишком высокой. Военная история показывает: удары с воздуха всегда предшествуют наземной операции. Иначе добиться полного успеха невозможно, если, конечно, удар не ядерный. Даже в Чечне, на знакомой местности, действия авиации решающего значения не имели. Потом всё равно требовались парни с автоматами. Так же было и в Афганистане, что в период советского вторжения, что во время войны международной коалиции с талибами. Какими бы точными системами наведения ни были оснащены крылатые машины, неважно, называются они Су-25, Panavia Tornado или Super Hornet — после их налётов остаются не только развалины.
Остаётся живая сила, справиться с которой может только другая живая сила.
Российским военным рано или поздно придётся воевать на земле не менее активно, чем в воздухе, что неизбежно обернётся потерями личного состава, возможно, немалыми. И тогда российский обыватель перейдёт от восторгов к вопросам. Это же не Донбасс, куда на электричке можно доехать, и где, как ему популярно объяснили с телеэкрана, надо защищать русских. Это у чёрта на рогах, это какие-то арабы, которые всю историю только тем и занимались, что резали друг друга. Так пусть и дальше режут, мы-то тут причём? Столь же популярно ответить на этот вопрос будет уже очень даже непросто. И выиграв пешку, отставной подполковник рискует потерять минимум ферзя. Так что торопиться с оценками не стоит. Во всяком случае, пока.
