Открытие книги: Как кричал Мунк

Обратите внимание: материал опубликован 2 года назад

Эдвард Мунк — автор «Крика», и не только. И книга, конечно, в основном об этом «не только» — биография без особых отклонений от того, чего от нее ждешь. А мы — о «Крике».

КНИГА

(КоЛибри, Азбука-Аттикус. 2021.)

Книга филолога, писателя и историка искусств Атле Нэсса названа эталонной — в немалой степени потому, что в ней использованы письма, дневники художника и свидетельства современников. «Мунк увлекает за собой зрителя, когда видит кроваво-красное небо, детей на деревенской площади, купающихся мужчин во всей мощи… Цена, которую должен уплатить человек за такую способность видеть и чувствовать, — одна из тем этой биографии»: повествование начинается с разговора о цене. Норвежский художник-экспрессионист Эдвард Мунк (1863—1944) расплатился со славой полотном, которое знают все: его «Крик» стал «трагическим символом рубежа XIX и XX веков, предвестником мировых войн и катаклизмов».

Среди Мунков было много обладателей славных имен, не одно поколение ученых, были и художники, а отец Эдварда стал врачом и крайне религиозным человеком. Мальчик появился на свет слабеньким — опасались, что долго не проживет, и даже поспешили крестить. Он выжил, но остался человеком крайне болезненным, так что отец то и дело «считал своим долгом подготовить сына к встрече со смертью».

Будущий автор «Крика» рос в семье людей, которых связывало «глубокое земное чувство»: за пять с половиной лет брака (мать Эдварда умерла от туберкулеза еще совсем молодой) у них родилось пятеро детей. В семь лет маленький Мунк улегся на пол и сделал первый рисунок углем: «Я помню, какую радость доставила мне моя работа. Я почувствовал, что рука слушается меня...» Испачканный пол умилил домашних, и «позже этот эпизод подавался как доказательство того, что семья приложила все силы в стремлении помочь Эдварду найти свое место в мире, который совершенно его не понимал».

В 14 лет он стал постоянным посетителем Общества поклонников искусства и Национальной галереи, а в 17 лет записался в Королевскую школу рисования Кристиании: «Как только я получил возможность рисовать обнаженную натуру, мое дарование проснулось...» «Многочисленные неоконченные картины, несомненно, свидетельствуют о его большом даровании, но не в меньшей степени и о непостоянстве характера. От него трудно добиться завершения картины», — утверждал брат художника Андреас, ставший первым из его многочисленных критиков.

Впоследствии Эдварду Мунку будет доставаться именно за это — за «эскизность» полотен, «поразительно небрежный рисунок и невозможные цвета».

Но картину «В комнате» он все-таки продаст — за пять крон. В 1890 году один известный адвокат купит его пейзаж уже за 200 крон. А когда в мастерской случится пожар и сгорят пять картин, но семья получит страховку, Мунк напишет: «Как нам повезло с пожаром — я так рад, что это произошло. И деньги достойные».

Кристиан Крот, автор статьи в норвежской газете «Верденс ганг», утверждал: «Мунк ни на кого не похож... Он пишет, или, вернее, видит по-другому. Он видит только самое главное и пишет, естественно, только это». Причем мечтает создавать такие полотна, «чтобы зритель понял всю святость происходящего — и снял шляпу, как в церкви». А норвежский искусствовед Андреас Ауберт называл художника посланцем «нового времени... поколения с тонкими, напряженными до предела нервами, представители которого часто именуют себя декадентами».

Но в основном искусство «художника-декадента» не принимала ни норвежская критика, которая «только-только свыклась с реализмом», ни зритель. «Было бы забавно дать отповедь всем этим людям, которые вот уже много лет смотрят на наши картины и смеются или с сомнением покачивают головами. Они и мысли не допускают, что в наших видениях — всех этих мимолетных впечатлениях — есть доля истины, что дерево может быть красным или голубым, а лицо — голубым или зеленым. Они же уверены, что это не так. С детства они знают, что листва и трава зеленые, а цвет кожи — розоватый. Они не в состоянии понять, что мы и вправду думаем иначе... Им и в голову не приходит, что наши картины написаны на полном серьезе — выстраданы. Они — продукт бессонных ночей и стоили крови и нервов», — писал художник. А 22 января 1892 года настало время сделать главную запись:

«Я прогуливался с двумя друзьями — солнце клонилось к закату. Меня охватила тоска. Вдруг небо стало кроваво-красным. Я остановился и, обессиленный, прислонился к перилам — кровь и языки пламени взметнулись над черно-синим фьордом и городом. Друзья продолжали свой путь, а я застыл на месте, дрожа от страха, и ощутил ужасающий бесконечный крик природы».

Потом он долго хотел написать этот закат — «нехитрые орудия живописца не позволяли ему выразить это», но Мунк не сдавался, и в результате появилась картина «Отчаяние» (поначалу она называлась «Настроение на закате»): на мосту стоял человек, похожий на автора, а перспектива затягивала зрителя внутрь картины с помощью «уходящей вдаль четкой линии перил». Впрочем, если верить недоброжелателям, «со своими огненно-красными облаками картина напоминала интерьер скотобойни».

Норвежский художник Адельстен Норманн, который гордился тем, что открыл талантливого соотечественника, решил, что — несмотря на французские корни модернизма Мунка — он будет интересен в Германии. Так Мунк ворвался в самую гущу немецкого «скандинавского мифа»: немцы воспринимали Скандинавию как «что-то вроде нетронутой древнегерманской Аркадии» — и как родину модернистского искусства, олицетворением которого считался Ибсен.

На берлинской выставке 1892 года публика «пришла в возмущение»: не понравились, уже по традиции, почерк художника — «небрежность исполнения» и «безумные цвета». «Из уважения к искусству и честному творчеству» полотна сняли и спрятали, что сделало их автора местной знаменитостью. Виновника скандала событие только позабавило: «Вся эта возня доставляет мне большое удовольствие». Под шумок 52 картины Мунка отправились в Мюнхен, но затраты превысили сумму выручки за билеты, так что Вену его картины тогда не увидели.

Образ фигуры на фоне кроваво-красного неба преследовал художника: он сделал несколько набросков — позы различные, каждый раз новое выражение лица. И вот осенью 1893 года он написал очередную версию «Настроения на закате». Фигуру, которая опирается на парапет, сменило «крайне необычное существо... Лицо-маска, желтая безволосая голова, напоминающая по форме череп. Несоразмерно тонкое тело изгибается, подчиненное общему волнообразному ритму пейзажа, такими же волнами переливаются и цвета... Самая значимая часть картины — это, пожалуй, неестественно длинные, тонкие кисти рук существа, охватывающие голову в тщетной попытке отгородиться от пронзительного крика ужаса, который слышен только ему самому... И, конечно, рот... идеальный в своей наглядности символ деформирующей силы страха».

Впервые картина была выставлена в 1893 году в Берлине — называлась «Отчаяние», а позже получила название «Крик». Критика не удивила: «Если целью господина Мунка было посильнее оскорбить публику, то, поздравляем, ему это вполне удалось». «Крик» сочли за карикатуру. Весной 1894-го в ярость пришли уже привлеченные скандалом жители Гамбурга. Берлинские происшествия подогрели и стокгольмскую публику — там «чуть ли не каждый счел своим долгом посетить выставку, и она еще долго служила любимой темой для разговоров». Особенно неудачным, конечно же, был признан «Крик».

Зато вышла первая книга о художнике, которому на тот момент исполнилось всего 30 лет. Польский писатель Станислав Пшибишевский, ставший инициатором издания, был уверен, что «“Крик” представляет собой заключительный акт страшной борьбы между разумом и полом, где пол выходит победителем». Зато Мунку удалось продать очередную картину — за сотню крон.

Бедствующий художник обратился к гравюре как к дополнительному источнику заработка — и увлекся: экспериментировал, создавал множество версий, дорабатывал красками или карандашом уже, казалось бы, готовые оттиски. Вскоре появился литографический вариант «Крика», и искаженное ужасом лицо на фоне пугающей природы «превратилось в один из самых известных и воспроизводимых мотивов мирового художественного наследия. «Крик» стал не просто самой известной картиной Мунка: наряду с “Моной Лизой” Леонардо и “Подсолнухами” Ван Гога он вошел в весьма ограниченное число картин, которые сделались частью общечеловеческого культурного фонда».

Финский художник Аксели Галлен-Каллела: «Это очень привлекательный человек — высокий, с впалой грудью, рассеянным взглядом светлых глаз, маленькими и страшно худыми руками. Спокойно и кротко он замечает, что вся его жизнь, начиная с детства, была одной сплошной болью. Иногда, оживая, он способен на язвительную и горькую иронию... Мунк занимается искусством не ради искусства — это было бы для него проще простого. Нет, он пишет из-за ужасной боли, которая мучает его».

Эрик Ли: «...и вдруг я осознал, насколько он одинок. Один во всем мире, один на один со своей необычной фантазией, один как личность, один как человеческое существо. Но в то же время ему удалось ближе подобраться в общечеловеческому началу, чем любому другому художнику».

Когда Эдвард Мунк закладывал 20 своих картин в конторе одного аукциониста, «Крик» был оценен в 600 крон. Но прошло время и навело в истории порядок. Художник «практически превратился в лицо государственного значения», так что во время месячного пребывания Мунка в Риме заботы о нем взяло на себя норвежское посольство. А его похороны стали в Норвегии днем национальной скорби.

Название «Крик» объединило серию работ, созданных между 1893 и 1910 годами. Музей Мунка в Осло хранит один из двух вариантов, выполненных маслом, и одну пастель, а в Национальном музее искусства, архитектуры и дизайна Норвегии выставлена наиболее знаменитая, вторая по счету версия, написанная маслом: в 1994 году ее украли, но через несколько месяцев картина вернулась. В 2004 году «Крик» украли уже из Музея Мунка и вновь выставили в 2008 году — после реставрации. В 2012 году миллиардер Леон Блэк выкупил одну из работ серии на аукционе Sotheby’s почти за 120 миллионов долларов: в то время это была рекордная для произведения искусства цена.

ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО ЭДВАРД МУНК:

  • думал о Ван Гоге: «Ван Гог был как взрыв, он сгорел за пять лет, сошел с ума оттого, что писал на солнцепеке с непокрытой головой, у него выпали волосы, он использовал лихорадочное состояние, вызываемое жарой, и вязкость загустевающих красок на палитре. Я сам пытался так писать, но больше не рискую»;
  • боролся с «приглаженностью» своих картин и занимался их «радикальным лечением: картины выносились на улицу, в лучшем случае лишь слегка прикрытые, а то и оставлялись на волю всем ветрам без какой-либо защиты, и довольно надолго. В результате такого жестокого обращения цвета на них обретали почти совершенную фресковую матовость, которой так добивался Мунк». А если честно, «краски лежали подобно сухой корке, которая угрожала отвалиться при первом же сильном порыве ветра».
Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное