КНИГА
(Эксмо, 2020)
ГОВОРИТ БИТОВ
«Ничего более русского, чем язык, у нас нет».
«Писатель сам себе ставит планку и соревнуется с самим собой».
«Текст вообще фантастическое совершенное существо. Он, действительно — форма, которая наполняется следующими смыслами».
«Мои беловики есть суть черновики. Я верю лишь в дыхание, единство текста от первого до последнего слова. Это не я работаю над словом, а слово — надо мной».
«Резо жалуется, что мало сделал. А я говорю ему: Бог не дает тебе сделать лишнее».
БИТОВ И БИТВА
Андрей Битов говорил: «Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь». Сегодня, когда эта книга дописана, новую цену обрело все, что касается ее автора. И то, что голос у него был, «как у паровоза». И что он ввязывался в драку, чтобы защитить бомжа. И что бросался под машину, чтобы спасти котенка. И что не умел скрывать плохого настроения — потому что «никогда не был ненастоящим».
Марина Смирнова, литературовед, президент фонда «Живая классика»: «Мне всегда казалось, что в обычной жизни он не перестает писать книгу, живет внутри текста… Почти все, о чем Битов размышлял, так или иначе попадало в его тексты. Андрей Георгиевич жил со вкусом, жил, играя, наслаждаясь, внутри текста и то и дело из жизни залезая в текст. Он лазал в 70 лет через забор, ухаживал за женщинами и все время прикалывался».
Ася Гусева, писатель, кинорежиссер: «Меня восхищало — Битов все про людей знал. Не сомневался, что могут опоздать, обмануть, использовать, даже предать… Но он людей — принимал. Принимал целиком. Не каждый может так — видеть в каждом человеке себя».
Лео Габриадзе, режиссер, киноактер, исполнитель роли скрипача в фильме «Кин-дза-дза!»: «Когда он говорил, возникало ощущение, что ты спишь. Он проникал каким-то образом в твое подсознание, он догадывался, что тебе важно, про это и говорил… Его рассказы шли не вдоль, а в глубину».
Полина Баженова, внучка Андрея Битова: «Он одинаково легко общался абсолютно со всеми… Так же одинаково легко он мог послать на три волшебные буквы любого, кто был не прав. Быстро и без предупреждения. Терпением он не отличался. Поэтому и стал правозащитником, борцом во всех отношениях».
Ирина Сурат, доктор филологических наук, пушкинист: «Битва» — это особое битовское слово, как-то связанное с существом писательского дела и так хорошо разработанное Битовым, что теперь уже кажется, что в русском языке оно произведено от его фамилии».
Полина Баженова: «Абсцесс мозга, рак, инфаркт, посттравматическая эпилепсия… Но он был как стойкий оловянный солдатик… После трепанации врачи говорили, что писать точно больше не сможет. Тогда он прямо в палате начал диктовать маме новую книгу».
Ольга Васнецова, основатель и президент Фонда Васнецовых: «Он всегда искал и находил “новые сведения о человеке”… Даже когда смотрел на птицу… Женщины были для него не менее интересны и таинственны, чем птицы… Но мысли, чувства — просто бездонные, гораздо глубже, чем мы “привыкли нырять”».
БИТОВ И ПУШКИН
Иллюстрации в книге — масштабу Битова под стать: рисунки Резо Габриадзе, снимки Юрия Роста. И фотографии из семейных архивов тех, кто о нем писал, а это без малого три десятка авторов: писатели, поэты, литературные критики, журналисты, художники, архитекторы, музейщики, музыканты, актеры, режиссеры, биологи... Люди, которых он перезнакомил и одного к другому прикрепил. И это при том, что, по словам актера Александра Ширвиндта, «Битов был из тех редких особей, которые инстинктивно брезгливы и осторожны во взаимоотношениях».
Читаем у писателя Евгения Попова: «Свой круг у Битова был неизменен: Юз Алешковский, Белла Ахмадулина, архитектор Александр Великанов, Резо Габриадзе, этолог Виктор Дольник, Михаил Жванецкий, певица Виктория Иванова, Отар Иоселиани, Грант Матевосян, Пушкин Александр Сергевич, фотограф Юрий Рост, Володя Тарасов — мирового класса барабанщик… Читаем у Андрея Битова: «Авторитетов среди современников для меня никогда не было... Я всегда пытался обратить свою зависть в восхищение, восхищение в дружбу и передружить между собою этих людей… Ревность и соревнование — однокоренные слова. У нас побеждала только дружба».
Но было подозрение, что лучшим другом писателя навсегда останется Пушкин. В 1949 году, готовя школьный доклад, Битов прочитал его впервые. ВСЕГО. «Что было бы, если бы Пушкин увидел Париж и Рим, Лондон и Вену? Что было бы, если б и они увидели его?» В 1990 году Андрей Георгиевич помог Александру Сергеевичу увидеть его африканскую родину. Фотография Юрия Роста прилагается — стоя на кораблике, прозаик в одной руке держит портрет поэта, другую выбросил вперед: Африка — там.
Юрий Рост, фотограф, журналист, писатель: «Он очень много писал и разговаривал с Пушкиным... И в этом ничего удивительного нет, потому что умнейший человек XIX века в русской культуре и умнейший человек ХХ века — они находили общий язык».
Ирина Сурат: «Битов проживает свою жизнь рядом с Пушкиным, встречается с ним, как встречаются не субъект и объект, а живые люди».
Марина Смирнова: «Битов дружил с Пушкиным так, будто Александр Сергеевич сидел с ним за столом и так же, как Битов, выдавливал лимон в водку. Иногда мне казалось, что он сам себя воспринимает через Пушкина».
Андрей Битов любил придумывать памятники — Чижику-Пыжику в Петербурге, салу — в Киеве, с надписью «От благодарных москалей». С монументом салу не срослось, а вот с последним памятником тысячелетия в честь зайца, перебежавшего дорогу Пушкину в 1825 году, все получилось. Причем получилось дважды.
Александр Великанов, профессор Московского архитектурного института: «Если бы не заяц, Пушкин попал бы как раз к восстанию декабристов и, конечно, принял бы в нем участие, и его бы сослали в Сибирь… Битов быстро нашел точное место, где заяц перебежал дорогу. Попросил меня слепить зайца… и пластилинового зайца так ловко окрасили в бронзу!.. В конце декабря 1999 года состоялся праздник — ударник на пионерских барабанах сыграл в честь зайца торжественный гимн… доктор исторических наук выступил с докладом «Роль зайца в истории Российской империи».
Когда фигурку отлили в бронзе, настал черед второго праздника, который прошел под лозунгом «Подвигу пушкинского зайца жить в веках!» и был приурочен «К 175-летию перебегания зайцем дороги Пушкину, а также восстания декабристов».
Полина Баженова вспоминает, что на кровати деда обязательно должны были лежать тетради и томик Пушкина, а Павел Крючков — журналист, звукоархивист, музейщик — не может забыть сцену: жена Битова безуспешно пытается накормить ребенка, а писатель сидит у стола, заваленного бумагами, курит «Беломор» и говорит о Пушкине. «Он мне помогает жить, реально помогает жить».
Андрей Битов учредил Пушкинскую премию — сам выбирал номинантов, сам награждал. А в 1998 году в нью-йоркском Cami Hall на межднародном джазовом фестивале памяти Сергея Курехина родился вдохновленный им «Пушкин-бенд», который озвучивал черновики поэта со всеми вычеркиваниями и вариантами, и они читались под импровизацию джазового квартета. Карьера «Пушкин-бенда» оказалась успешной — его слушали и в Карнеги-холле, и на Рихтеровских вечерах.
Александр Фагот Александров, джазовый музыкант: «Какая-то сила жила в этом сочетании черновиков Александра Сергеевича и того, как Андрей Георгиевич почти внутренним голосом раскрывал тайный замысел кухни поэта… Черновик — это импровизация поэта, а музыкальная импровизация вместе с черновиком дает новое качество, новое понимание окончательного текста поэта».
Ирина Сурат: «Он вычитывает у Пушкина отдельную фразу, строку, которой никто до него не расслышал, вычитывает, ставит ее отдельно и крупно, как высказывание, и как будто сотворчествует с Пушкиным».
БИТОВ И СЛОВО
Язык Битова считается сложным. Ясно, что автор, писавший под девизом «ни одного лишнего слова!», целенаправленно добиваться этой сложности просто не мог. Этот человек был сложен сам по себе.
Александр Ширвиндт: «Битов тяготится своей эрудиции. Он стесняется расшифровывать образность для жлобов. Отсюда извинительная нежность к слову и тяга к монологу… Нет, Битов олухам не дастся. Он и при жизни совершенно не подлежал использованию не по назначению».
Галина Юзефович, литературный критик: «Равно чуждый как советской романтике, так и антисоветскому протесту… на протяжении большей части своей писательской карьеры Андрей Битов писал безупречно европейскую, антипровинциальную по своей сути прозу, которая в его времена, казалось, чисто технически не могла быть написана на русском».
Александр Великанов: «Я называю стиль литературы Битова — стилем деструктивизма. Деструктивизм — это архитектурный стиль-обманка… если грубо — все, что кажется несущими конструкциями, на самом деле ничего не несет, это скорее декорация. Настоящая конструкция умело спрятана».
Евгений Сидоров, литературный критик: «За Битовым стояли Пушкин, Петербург, изысканный стиль прозы, отточенный после внимательного чтения Набокова и чурающийся нажима, эпатажа, картинного протеста… Битову претило и диссидентство, и позиция жертвы произвола. Он был слишком умен, чтобы быть однозначным. Не случайно он часто располагался в своих сочинениях между автором и героем… Никакой это не постмодернизм, господа. Это просто зрелый Битов с непобедимым молодым эгоцентризмом! Посреди чуда жизни думающий о Смерти и Боге как о главных Смыслах».
Ольга Шамборант, биолог, писатель: «Битов писал не беллетристику, а свои тексты, свои мысли… Он создал свою неповторимую интонацию, своим уникальным ходом мысли ошеломил, восхитил, но не дал приблизиться никому. Он выходил на дорогу и шел по ней — один. Герой какой-то замечательной сказки… Он мечтал о торжестве смысла, искал, боялся и искал... ориентировался не на восторги читателей, а на Высший суд».
Александр Казакевич, журналист: «Он всегда знал, что вера и вдохновение — явления одного порядка. Поэтому каждое его произведение — о человеке, его душе и Боге».
БИТОВ И ДЕЛО
Битов говорил о себе: «Я люблю уединение и ничего не делать» — а люди роились вокруг него и «ничегонеделание» выливалось в долгий список поступков. Он стоял у истоков российского ПЕН-Центра, был вице-президентом международного ПЕН-Клуба, преподавал в Литинституте, читал на английском лекции в лучших университетах мира, в 1998 году стал идейным вдохновителем создания Музея Владимира Набокова в Петербурге, в 2002 году организовал Сахалинскую экспедицию, повторив чеховский маршрут.
Александр Колесов, председатель Владивостокского ПЕН-клуба: «Меня не переставала удивлять в Битове его почти юношеская увлеченность тем или иным делом и отзывчивость на просьбы людей и события, казалось бы, напрямую его не касающиеся».
В автобиографии, которую Андрей Битов написал в 2011—2012 годах, подгадав к собственному 75-летию, сведений о нем — чуть. Родился в Ленинграде в 1937 году. В 1951-м «в одиночку додумался до того, что впоследствии было названо бодибилдингом, и яростно занимался им». В 1953-м стал самым молодым альпинистом СССР. В 1963-м выпустил первый сборник рассказов. А дальше — уже не факты, но откровения.
«Поскольку моя литература не могла быть востребована режимом, я писал свободно как о социального заказа, так и от потенциального читателя, интересуясь только воплощением собственного замысла и посильным качеством его воплощения... Торопиться мне было некуда, писал я редко и быстро, романы складывались десятилетиями».
Андрей Георгиевич Битов систематизировал свое творчество так:
«Улетающий Монахов», 1960—1976, «по определению критиков — первый любовный роман», «Пушкинский дом», 1964—1971, «первый постмодернистский роман», «Оглашенные», 1970—1993, «первый экологический роман», которые наряду с «Путешествиями» сложились «в итоговую, а-ля Пруст, эпопею “Империя в четырех измерениях”» с примкнувшими к ней «Пятым измерением», пушкинианой и «Преподавателем симметрии», 1971—2007, «первым философским романом».
Перечислив, писатель подвел итог: «И хватит. Теперь я гораздо больше горжусь тем, что мне удалось пробить во Владивостоке установку памятника Осипу Мандельштаму к 60-летию его гибели (1998), а также, уже по собственному проекту, памятник зайцу в селе Михайловском (2000, к 175-летию восстания декабристов) и памятник Хаджи-Мурату (2010), открытый к столетию ухода Льва Толстого в том месте, где ему в голову пришел замысел...»
И дело не в том, что Битов перестал ощущать себя писателем. Просто, продолжая совершать творческие поступки, он расширил их горизонты и (ясно, что безотчетно) встроил свое имя в достойный литераторский ряд.
БИТОВ И СМЫСЛ
В книге можно разыскать инструкцию — как постигать Битова, — данную им самим. Он называл себя последовательным читателем: «читал только от начала до конца и каждое слово, как бы вслух про себя, как бы по слогам. Такая тупость привела к тому, что я стал читать книги, которые достойны такого моего черепашьего чтения, т. е. только очень хорошие, т. е. восхищаясь». Так что читайте Битова черепашьими темпами — как бы по слогам, т. е. восхищаясь.
Жанна Бердичевская, поэт, прозаик, издатель: «У него было абсолютное чувство русского языка. Это позволяло ему всегда поспевать за собственной мыслью».
Юрий Рост: «Я любил его слушать и следить за тем, как смысл обретает форму».
Ирина Сурат: «Он и прилюдно был наедине с собой, в голове его без остановки работал какой-то мотор, он неустанно собирал головоломку жизни… Он думал всегда. Когда жарил картошку или варил кофе, когда сидел, уставившись в телевизор… Он думал, когда говорил. Не произносил заранее обдуманную речь, а мыслил прямо сейчас… Но больше всего он думал, когда писал, а писал он практически набело, в последние годы просто записывал мысли — и все. Ничего не сочинял».
Александр Великанов: «Он не только писал, но и говорил всегда «начисто»… Андрей даже думал уже готовым текстом, зачем ему была работа над стилем?.. На простые вопросы у него получаются очень непростые ответы… Он всегда сложно мыслит и прямой ответ его не устраивает, жизнь — сложнее, и ответ должен быть сложнее».
БИТОВ И БЫТ
Ольга Шамборант: «Расчет в быту, в отношениях с Издателем был для него неуклюжей попыткой соответствовать делам человеческим, по сути, ему неинтересным».
Александр Великанов: «Все, что касается быта, для него невероятная, неразрешимая проблема».
Марина Смирнова: «Вещи ничего для него не значили… Скоро я поняла, что дарить материальные подарки Битову — дело бессмысленное, он этого не ценит, красивые вещи ему попросту не нужны, совсем».
Александр Казакевич: «Битов говорил, что его «главная привычка — желание лениться»… И писателем он стал, как рассказывал, чтобы быть максимально свободным от любых обязательств. А до этого выучился на геолога — тоже чтобы не ходить на службу. И рассказ «Бездельник» он написал об этом. О том, сколько сил забирает у человека суета повседневной жизни. А надо уметь взять и выйти из нее. И закрыть за собой дверь».
