Куда бежать? Как покинуть родную землю? Как жить без многих привычных вещей в диком дискомфорте. Как я без стиральной машинки и посудомойки, а муж без своей вечной музыки и коллекции пластинок? Как я закрою свой дом и уеду неизвестно насколько и не зная, когда вернусь, и что будет потом на этом месте? Как я без кошки Василисы и собаки Марты, которые, конечно же, считают себя в доме хозяевами, а по факту — погибнут без меня с голоду? А мамы, папы, другие наши близкие?
Чем больше вот этих деталей перебираешь в голове, тем понятнее — даже в страшном сне мне это не представить.
И будь они прокляты, те люди, которые творят такое с другими людьми.
Беженцы — это всегда плохо. Это значит где-то война, слезы, разрушения, страдания и смерть. Но для нас это все далеко, даже когда близко. Чужие страдания не примеришь на себя.
Но как человек, живущий в Латвии, работающий в социальной сфере, где постоянно требуются рабочие руки, я буду счастлива, если к нам кто-то приедет и останется тут работать. Хоть на время. Нам позарез нужны работники и конкуренция в сфере ухода за людьми. Ведь для того, чтобы обеспечить достойный хороший уход пожилому человеку в центре социальной опеки (пансионате), нужны люди, которые хотят и умеют это делать. Нужны медсестры, нужны нянечки, помощники по уходу. Добрые, отзывчивые, трудолюбивые, профессиональные.
В Латвии, мне кажется, мы уже ходим по кругу. Людей столько, сколько есть. О том, с чем приходиться сталкиваться в поиске рабочих рук, которым ты готов доверить своих подопечных, ставших не чужими уже и для тебя, можно писать романы и снимать сериалы. Все дело в том, что специального образования для нянечек не требуется (хорошо, конечно, иметь за плечами какие-то курсы и опыт, но чаще всего ситуация патовая и обучать человека приходится на месте). Да и стандарты в сфере ухода меняются, новыми знаниями и опытом наполняется сфера, обучаться приходиться постоянно.
А вот с чем сталкиваешься.
Приходит женщина и заявляет:
— Я все знаю и умею. Мы в больнице все это делали.
— Это хорошо, конечно, что у вас есть опыт. Но у нас не больница, у нас все по-другому. В больнице человек находится кратковременно, а у нас живут как дома, имея право на свое личное время, пространство, предпочтения.
— Ой, ну какие там предпочтения…
И бежит расшвыривать тарелки с едой по столикам.
— Стоп, у нас так не делается. Марину надо кормить маленькими порциями, но часто, Свете бутерброд порежьте мелкими кусочками, она так любит, Анатолию нельзя молочное, а Янису, наоборот, дополнительно надо давать молока — он его все время пьет.
— Штааа? Интересно, когда я все успею, если я буду все это делать? Не, я так не могу.
При этом рот не закрывается, человек задает миллион вопросов и не слушает ответов, мечется и причитает, пугает людей, сдирая одеяло резким движением, чтоб перевернуть на другой бок.
— Люди — не мебель, — объясняешь. — Все свои действия надо проговаривать, предупреждать, что вы собираетесь делать. И свет не врубайте с утра весь, не будите клиентов.
В общем, #давайдосвидания.
За пару часов становится иногда понятно — нужен нам такой человек или нет.
Бывает по-другому. Вроде, начинает человек работать, вроде старается, а потом — куда что девается. Устраивался — клялся-божился, все могу, опыт — огромный, а потом начинает высказывать недовольство, почему его от телефона отрывают.
Расстаемся.
А сколько народу приходит с лицами, «измученными нарзаном». Сейчас времена благодатные, «маскировочные» — сразу, по одним глазам не поймешь, пьющий он или нет. Под маской сразу не видно. Но пьющих в этой сфере много, соответственно, до первой зарплаты, а потом человек исчезает. Или даже и до зарплаты не выдерживает. Просто пропадает — и все. И трубку не снимает. Или больничный берет (некоторым семейным врачам за это отдельная благодарность — продлевают и продлевают, за какие такие глаза, остается догадываться).
Собрать хороший коллектив для ухода за людьми — это очень тяжелая задача. Отбираешь буквально по крупицам. Принято считать, что работа тяжелая и не очень оплачиваемая, а значит, ты не имеешь право требовать от людей невесть чего. Радуйтесь, мол, что мы пришли. Хотя смотришь на некоторых кандидатов и думаешь, а почему они вообще решили, что с людьми работать могут?
А сейчас еще ковид добавляет забот — работники тоже болеют косяками.
В общем, я была бы очень рада, если бы конкретно в нашу сферу приехали украинские нянечки и медсестрички — пережить войну, работая. И если бы наши депутаты проявили здравый смысл и приняли какие-то поправки к закону о языке, чтобы эти люди могли бы работать у нас. Потому что мы бы помогли им с языком и с документацией, а они нам — с уходом и медобслуживанием. Все-таки большинство наших постояльцев и русский язык знает, и, мне кажется, мы смогли бы найти общий язык в любом случае, и построить так работу, чтобы человек, не знающий латышского, не оставался в одиночестве на дежурстве. Да мало ли что можно придумать, было бы желание, найдем выход.
Главное же все-таки — люди.
Но когда я мечтаю, чтоб они к нам приехали, я возвращаюсь к тому, почему они вынуждены это сделать. И мое сердце разрывается. Да, мы реально нуждаемся в заботливых рабочих руках. Но лучше бы НЕ беженцы. Лучше бы не кошмар войны, не беда и ужас был причиной приезда к нам людей, а добрая воля, желание посмотреть мир, желание поработать и заработать. Но увы. В мирное время мы очень строго ограничиваем гастарбайтеров, хотя наш рынок труда давно нуждается в новой крови.
Так что заголовок в Латвии можно читать в четырех разных вариациях.
