В 1969 году в Театре сатиры выпустили премьеру «Женитьбы Фигаро» с Андреем Мироновым. В 74-м перенесли этот абсолютный хит на пленку, сделав благое дело — и совершив непоправимое:
на одной шестой части суши не осталось ни одного зрителя, который посмел бы вообразить кого-либо, кроме Миронова и Ширвиндта, на месте Фигаро и Альмавивы.
В 87-м привезли «Фигаро» в Ригу. Что было дальше, всем известно: 14 августа, прерванный спектакль, кровоизлияние в мозг, Гайльэзерс, два дня надежд, которым не суждено было оправдаться.
Для Сатиры это были последние гастроли с «Фигаро», для Театра имени Пушкина — первые. И да, обошлось без последствий. Все было хорошо. Два вечера в «Дайлес» собирался полный зал, всматривался, вслушивался, смеялся, в конце — вставал: понравилось. Чем ближе к сцене сидели, тем больше понравилось, как позже выяснилось. Наверное, потому, что очень актерский спектакль, весь в кружевах интонаций, жестов, мимики. И очень красивый, от декораций до лиц. Тут все как на подбор, и Лазарев, и Александра Урсуляк — Сюзанна, и Александр Арсентьев — Альмавива, и Виктория Исакова — Графиня, и Сергей Кудряшов — Керубино, и Анна Бегунова — Фаншетта, и не очень знакомые, если честно, но совершенно магнетические старшие: Ирина Бякова — Марселина, Олег Пыршенко — Бартоло. Да все, кого ни возьми.
Шутки, которыми текст пересыпан, вытащены любовно, преподнесены на блюдечке. Музыка Моцарта очень кстати, и хорошо, что облегчена: на оперу намекает, оперой не пугает.
(Писарев, к слову, теперь за оригинал в Большом театре принимается. Говорит — тут, в драме, делал оперную постановку практически, а там, в опере, надо будет драматическую делать. Ну, дай-то Бог.) С голосами — не только в пении дело — Писарев работает виртуозно, его «Фигаро» не потерялся бы даже в радиоэфире, без роскошных, стильных, эффектно и эффективно работающих декораций Зиновия Марголина. Именно голоса здесь развивают стратегию отношений — хотя действие на всех уровнях сцены происходит, Марголин разрезал ее, как корж на пласты, огромными ступенями, и этот гигантский белоснежный торт можно крутить в голове, воображая то ли лестницу в небо, то ли лестницу иерархическую.
Можно — но как-то не хочется. Этот «Фигаро» не для того предназначен, чтобы зритель о чем-то думал. Нет, все с точностью наоборот, по Пушкину — чтобы черные мысли отогнать (причем классический совет «откупори шампанского бутылку иль перечесть «Женитьбу Фигаро» — не что иное, как цитата из самого Бомарше, так что тут можно сразу на двух умных людей сослаться). Поэтому огромный обличительный монолог Фигаро — который Валентин Плучек в спектакле Театра сатиры сократил безжалостно, а Писарев оставил, — он, конечно, соли и перца немножко подсыпает к происходящему, но не более того; и функционально это не драматическая кульминация, а скорей способ сбить темп, устроить затишье перед бурей — окончательной и счастливой развязкой.
Впрочем, не стоит забывать, что спектакль этот не для нас, рижан, был поставлен
Что в Москве — в отличие от Риги — есть кому его «намолить»: для тысяч российских девочек, девушек, женщин Сергей Лазарев такой же кумир, как Андрей Миронов для плюс-минус 1969-го. И уж они-то в монологе Фигаро не пропустят ни слова.
