От слова «шоу» в случае с Igudesman & Joo никуда не денешься. У них, кстати, есть скетч на эту тему. «Три шага к успеху в музыкальном бизнесе: всегда улыбаться, — объявляет Алексей, и Ричард, сидя за роялем, улыбается самым зверским образом, так, что даже у зрителей кожа на скулах натягивается. — Играть только то, что публика знает (Ричард играет вальс Штрауса), и — show off!»
Show off: выпендриваться, рисоваться, красоваться, пускать пыль в глаза; гримасничать, отплясывать жигу, имитировать кунфу и карате, менять парики на ковбойские шляпы, извлекать из рояля и скрипки самые неожиданные звуки, заставлять оркестр петь, танцевать и плакать, устраивать на сцене Оперы настоящую клоунаду.
Назвать все это «Большим музыкальным кошмаром» — и купить зал с потрохами.
Вопрос в том, чем именно купить. Самим фактом пусть условного, но хулиганства в Опере? Или ощущением, что эти двое могут в любой момент, перемигнувшись, дать роскошный академический концерт?
Да, конечно, представления Igudesman & Joo — это капустник,
жанр традиционный для музыкальных учебных заведений и мало известный за их пределами, с переходящими из поколения в поколение шутками вроде совмещения соль-минорной Пассакалии Генделя с Killing Me Softly with His Song Фокса. В чем тут юмор, объяснить на пальцах довольно сложно. Но Igudesman & Joo, ничтоже сумняшеся, начинают концерт как раз с того, что совмещают главную тему 1-й части 40-й симфонии Моцарта с титульной мелодией бондианы. И народ хохочет. Даже детишки в ложах. Это поразительно.
Ладно, предположим, что дело в репликах, которые Алексей и Ричард отпускают на ходу: они не из советского сборника «Музыканты смеются» взяты, а, скорее, на цирковом манеже подсмотрены, в добротных классических репризах (но тоже, знаете, из детства золотого, без всех этих дюсолейно-полунинских тонкостей). Для пущей ясности герои в один момент появятся из-за кулис в кудлатых париках — один в белом, другой в рыжем.
Или вот Алексей на скрипке мычит коровой и мяучит кошкой, как завзятый коверный. Это сильнодействующее средство, проверенное, после него впечатлительные малыши требуют, чтобы их в музыкалку отдали (у меня однокурсник так саксофонистом стал). Отлично работает и просьба к залу выступить на бэк-вокале. Впрягаются все как миленькие. Сидят и ждут напряженно, когда их попросят вступить еще раз. Увы. Хорошего понемножку.
Номер Rachmaninov had big hands («У Рахманинова были большие руки») — До-диез-минорная прелюдия Рахманинова, исполненная «маленькими» корейскими руками и набором «аккордов» на деревяшках, — описанию не подлежит, но он есть в Сети. Вальс-шутка из «Танцев кукол» Шостаковича, сыгранный на троих с чудо-виброфонистом «Кремераты» Андреем Пушкаревым, в Сети отсутствует, равно как и сальса в исполнении флейтистки из нашего оперного оркестра, ирландский танец с убедительным участием струнной группы, Пушкарев за ударной установкой и Пушкарев за роялем с отменным джазовым соло. Когда еще доведется такое увидеть? Доведется ли вообще?
И я, кажется, понимаю, почему Igudesman & Joo действуют так неотразимо на коллег и слушателей.
Да-да, они артисты экстра-класса, с превосходным образованием, с массой умений (композиторских, дирижерских, педагогических etc; а их аранжировки? фантастика, а не аранжировки), с неутраченным к 40 годам любопытством к жизни, с чутьем на успех, с обаянием, которое само по себе профессия. Но есть кое-что еще. Сейчас, когда чуть ли не каждый второй солист превращает свои концерты в салонное развлечение, бодрое и бессмысленное, эти двое превращают салонное развлечение, студенческий капустник — в высокое искусство.
А это гораздо честней и красивей.