Людмила Метельская: Второй визит «Пиковой дамы»

Премьера состоялась 18 марта 2005 года, а возобновленный вариант был представлен 20 февраля 2020 года. «Пиковая дама» Чайковского вновь появилась на сцене Латвийской Национальной оперы через семь лет после того, как был сыгран последний спектакль предыдущей версии, спустя 15 лет после премьеры и спустя год после смерти Андрея Жагарса. Спектакль брата восстановил Юрис Жагарс. Отметив, что это была одна из самых удачных работ Андрея, Юрис признался, что балансировал между копированием прошлой постановки и ее восстановлением. Но пообещал, что лучшее осталось: «Мы с Андреем часто говорили о работе — я хорошо знаю, что он думал об этой опере, и ПЕРЕделывал что-то только тогда, когда твердо знал, что брат это НЕДОделал. Я позволил себе минимум корректировок — в принципе, это спектакль Андрея».

У режиссера была опасность перестараться «с данью памяти», с бережливостью в отношении достоинств прежней постановки и свалиться в «повторение пройденного». Пойти на поводу у таланта хоть и близкого, но другого человека, парализовать собственную творческую волю — либо удариться в другую крайность, предаться страсти обновления и переборщить «с новой кровью». Все эти подводные камни удалось обойти, и о том, что опасность существовала, человек, не знающий предыстории, не догадается вовсе.

Юрис заявил, что в процессе восстановления был лишь одним из членов команды, а поскольку «Андрей ставил чисто актерские спектакли», то видел свою главную задачу в работе с артистами: «Я это умею». В итоге Владислав Сулимский определил новую «Пиковую даму» как рассказ «о человеческих отношениях, о любви, ненависти, зависти, злобе» и трактовал своего Томского как своеобразного Яго. Юрис требовал, чтобы «драматизм присутствовал во всем — не только в голосе», и Анна Бондаренко нашла массу поводов представить свою Лизу так, чтобы ей искренне сопереживал зритель. А другая Лиза — Инна Клочко, некогда работавшая с Андреем Жагарсом, вспомнила, что он призывал актеров идти от нутра, от человеческой сути, и это давало невероятную свободу.

Сильной стороной спектакля, несомненно, стала мастерская актерская игра оперных исполнителей. Психологическую достоверность певцы обычно выносят на второй план — имеют право. Режиссеры вынуждены сохранять те же предпочтения: главное — голос, подаче которого не должно мешать ничего.

Но именно на «Пиковой даме» зритель смог оценить, какую мощную поддержку вокалу оказывают эмоции, как подпитывают его дополнительной энергией.

Будучи прекрасным актером драматического театра, Юрис Жагарс добился от артистов своего и оказался прав: они играли и пели с равным упоением. И расшифровали характеры.

Герман в трактовке Сергея Полякова стал закомплексованным рохлей с предрасположенностью к зависимостям — от страсти к картам, от любви. Любовь — то же наваждение, та же болезнь, они предстают здесь на равных: картежник может влюбиться, а влюбившись, вернуться к игре. Перемежаться эти действия способны так же, как карты в колоде, и не застрелись Герман — так и проходил бы всю жизнь в спортивных штанах с лампасами, по-настоящему не замечая никого и ничего вокруг. Растерявшийся в выборе приоритетов, не способный сосредоточиться на главном — человек в себе, раб мечты, невольник идеи, коварно зовущей вдаль.

Лиза Анны Бондаренко перестала быть нежной тенью, побочной жертвой трагедии: трагедия произошла с ней. Она ответила на чувство Германа, стремясь избавить его от любовных мук. Приоритеты именно такие: Лиза не ждет от любви счастья, на любовь у нее другие надежды — она должна спасти гибнущего человека. А Герман почти обречен — девушка это чувствует и, по сути, лишь пытается отдалить конец, принимая чужую боль на себя.

Графиня Анджеллы Гобы перестала быть «старой ведьмой» — превратилась в даму в элегантном возрасте, которая богата и потому умеет следить за собой. Так что Владислав Сулимский оказался в ответе за всю «гофманиану», без которой «Пиковая дама» — не «Пиковая дама», и внес в спектакль необходимый оттенок фантасмагории. Его Томский с неизменной улыбкой на лице — змий в человеческом обличье, способный осквернить любой рай. Используя людской материал, он счастлив сочинять свои злые сказки и делает это так правдиво, что бдительность теряет не только Герман, но и вы. В недобрый момент Томские могут повстречаться каждому и будут выглядеть примерно так же, услужливые и веселые.

Спектакль набирает силу и к финалу звучит настолько мощно, что вы понимаете: эффект с одинаковым успехом обеспечило и певческое, и актерское мастерство. Вы наконец поверили в эту историю!

И об остальном. Если поначалу вас коробили кумачовые транспаранты с русскими надписями или народ в костюмах, отсылающих в восьмидесятые годы прошлого века, на фоне фотографий, отсылающих во времена братьев Чайковских, то потом вы непременно отвлечетесь на скульптуры Летнего сада, которые на зиму можно упрятать в ящики — получатся то ли питерские колонны, то ли мебель, то ли стены жилья. А когда в финале очередной ящик, опустившись с небес, зачехлит окаменевшую фигуру Германа, вы простите спектаклю все. Герман продолжит стоять в вашей памяти наряду со скульптурными изображениями Правосудия, Милосердия, Славы, Искренности, Рока... И вы будете размышлять, какой метафорой обозначить судьбу героя. Каким именем обобщить его страсть к самообману, его стремление завоевать несбыточные выси, его трагическое неумение жить здесь и сейчас. 

Нам обещали: в следующем сезоне труппа будет обходиться собственными силами и вместо приглашенных солистов мы увидим своих и только своих. Остается надеяться, что спектакль не утратит способности быть правдивым настолько, насколько это возможно на оперной сцене.

А Юрис Жагарс границы возможного раздвинул — и доказал, что спектакль, имеющий некоторый «исходник», не должен бродить по уже освоенным дорогам и обязан вернуть себе вкус к долгой жизни.