Людмила Метельская: Таня с улицы Гертрудес. Хлебосольная, с бородой

Обратите внимание: материал опубликован 7 лет назад

О политике не спорят — как о вкусах: смысла нет. Потому что услышат вас только те, кто с вами согласен безо всяких дискуссий. Те же, кто думает иначе, ходит по другому информационному полю, старается не подорваться на других минах и ваших доводов не воспримет все равно. Изменить ситуацию способен только особый случай. «День рождения Тани» в Театре на улице Гертрудес стал именно таким случаем, особым.

ФАКТЫ

Латвийцам предложили написать воспоминания о ХХ столетии. Те, кто постарше и склонен к пессимизму, рассказали о войне, о брежневском дефиците и перестроечных талонах на водку. Те, кто помоложе, — о том, как отразилось прошлое на жизни в новом веке. Позже почти сотня воспоминаний, интервью, фильмов, фотографий объединились в спектакле Театра на улице Гертрудес «День рождения Тани».

 

Автор идеи — Денис Ханов, режиссер — Мартиньш Эйхе, драматург — Лайла Буране, сценограф и автор костюмов — Иева Каулиня, в спектакле заняты Яна Лисова, Артур Чукурс, Янис Кронис и Мартиньш Эйхе.

 

  • Лайла Буране: «В процессе репетиций мы заметили, что нередко тема нашего разговора вдруг менялась — мы обращались к своим собственным историям. Так появилась идея о структуре спектакля: люди начинают что-то рассказывать, потом этот рассказ кто-то прерывает, и начинается другой разговор. Мы выбрали истории, которые содержали в себе яркие мнения или очень личные детали, — чтобы показать, насколько противоречивыми могут быть воспоминания».
     
  • Яна Лисова: «Кто-то может быть огорчен нашей интерпретацией, может встать и возразить во время спектакля. Мне кажется увлекательным, что благодаря публике каждый спектакль будет особенным. Мы не сможем игнорировать реакцию зрителей, и это сделает спектакль очень живым».
Это спектакль-застолье, в хорошем смысле — спектакль-провокация, когда ты становишься участником действия, но роль играть не можешь, и приходится быть самим собой.

Добро пожаловать: зрителей приглашают к трапезе, а между ними рассаживаются актеры. Вас обтекут дискуссией, окунут в нее, вас включат в поиск истины, которая прежде рождалась в спорах где-то за другим столом. Один и тот же текст найдет у каждого свой отклик, и то, как на сказанное отреагировали соседи, отследить легко: здесь все сидят друг напротив друга.

Героиню дня поздравят с праздником — для начала цветочек получит Таня с бородой. Шутка на старте мероприятия даст нужный сигнал: день рождения — условный, он — лишь повод встретиться и поговорить. И цветок, как переходный приз, будет доставаться то одному зрителю, то другому. Какой-то из Тань особенно повезет— ее усадят на стул и подбросят к потолку неоднократно. А после все примутся петь. Будут вам и «Темная ночь», и «Пусть бегут неуклюже». Будут тосты, здравицы, актеры станут вести себя, как хозяева, к которым пришли дорогие гости: развлекут любительским видео, покажут альбомы с фотографиями, зажгут свечи.

В конце «Дня рождения Тани» вы будете танцевать. Или, оставшись за столом, размышлять на темы, которые задал спектакль.

Как учитель — домашнее задание, от которого не отвертишься.

Слово — постановщику и одному из участников спектакля Мартиньшу Эйхе.

— Все отобранные вами документальные истории вылились в одну: в спектакль о дне рождения в большой интернациональной семье, причем зрители — часть этой семьи.

— Главное, чего мы хотели, — чтобы аудитория у нас была разнородная. И чтобы люди, услышав наши истории, были готовы рассказать свои. Чтобы они участвовали в происходящем, и с каждым разом у них это получается все лучше. Мы все сидим за одним столом и мы все равны. Нет такого — я на сцене, а ты вон там, и это должно помогать зрителю раскрепоститься.

— Как вообще появился такой необычный ход — пригласить всех за стол?

— Мы получили очень разные рассказы, даже стилистически, долго думали, как их объединить. И поняли: они могли бы нормально восприниматься тогда, когда ты немножко выпил. Слушаешь-слушаешь и сам начинаешь болтать какую-то ерунду.

Ну а где мы все можем сидеть, где мы можем встретиться? На дне рождения, где еще... Во время застолья. Когда мой двоюродный брат женился, на свадьбе подрались дедушки — один русский, другой латыш. А потом сидели, выпивали вместе.

— В дальнейшем вы так же будете угощать зрителей?

— Будем-будем.

— Это сколько же билеты должны стоить?

— Не знаю, это уже не ко мне. «Я играю на гармошке».

— Когда вы ставили спектакль, между собой не перессорились?

— Мы просто дискутировали и отстаивали свои точки зрения. А теперь шутим: у нас один играет тех, кто защищает русскоязычных, другой — «фашист», третий — «либерал», а четвертый хочет как-то между всеми проплыть посерединке.

— Во время действия один актер стоял позади меня, другой впереди, спорили, я должна была и оглядываться, и смотреть вперед: я оказалась внутри ситуации. Я не люблю разговоров о политике, но вы меня включили в них, силком туда втолкнули, а я уже давно не хочу этим заниматься.

— Я тоже не хочу. Занявшись этими историями, понял, что всеми нами манипулируют. И мы поддаемся.

— Но вы допускаете минимум манипуляций, потому что даете много точек зрения и не настаиваете ни на какой.

— Мы даже хотели показать, что в какой-то момент ты сам говоришь одно, а потом начинаешь говорить другое и противоречить себе.

— Все как в жизни. Один и тот же человек взрослеет и меняет точку зрения. Один и тот же актер играет разных персонажей — и тоже как бы меняет точку зрения. А как появилась эта идея — поставить спектакль-спор?

— Идея появилась у Дениса Ханова (культуролог, профессор Университета им. П.Страдиня — Rus.lsm.lv] где-то два-три года назад, когда мы в первый раз встретились по этому поводу. Потом стали собирать рассказы — вот такими ящиками. В сборе участвовали и Институт Гете, и Музей-мемориал Жаниса Липке, и, кажется, Национальная библиотека, и университет. У них потом конференция насчет всего этого состоится.

— И фотографии зрителей, сделанные во время спектакля, к делу будут приобщены?

— Да, наверное. Это большой проект.

— Работать с документальным материалом вам интереснее, чем с художественным текстом?

— Интереснее. Потому что хороших литературных текстов — современных — очень мало.

— Классику можно по-новому поставить.

— У нас уже была история о Ромео и Джульетте — Джульетта была латышка, а Ромео — русский, и мы игрались с этим.

— Человек, который работает с классикой, работает с красивым текстом, значит, чтобы соответствовать, «картинка» должна быть интересной по крайней мере зрительно. А у вас совершенно другая эстетика, родившаяся в ответ на шершавое, неприбранное слово. Актеру нужно куда-то спрятать свое желание играть. Он должен изображать, что не играет. Это же очень тяжело.

— Нелегко, да. Но мне легко — потому что я не актер и не знаю, как играть нужно.

— С Яной Лисовой как вам работалось? По ходу спектакля не раз прозвучало, что она актриса Рижского Русского театра, и это крепило позиции «русского стола».

— Да, она интересная. У нее темперамент хороший, не то что у нас, у мальчиков.

— У нее глаза человека, которный способен говорить правду и только правду: для документального по сути спектакля это особенно важно. На сцене таких людей мало.

— Мало. И мне с ней очень, очень хорошо.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное