ФАКТЫ
«Вей, ветерок!» (Pūt, vējiņi!)
Режиссер — Элмар Сеньков, сценограф и автор визуальной концепции — Моника Пормале, композитор — Имант Калныньш, хореографы — Янис Пурвиньш и Агате Банкава, художник по свету — Оскар Паулиньш, художник по костюмам — MAREUNROL'S, благодаря которому мы видим на актерах копии этнографических костюмов области Курземе. В ролях — Екаб Рейнис, Лаура Силиня, Карлис Рейерс, Агнесе Цируле, Мадара Ботмане, Ласма Кугрена, Лолита Цаука, Инга Мисане, Раймонд Целмс. В спектакле заняты артисты ансамблей народного танца Līgo и Teiksma. Премьера состоялась 13 сентября 2018 года.
На наш взгляд, Элмар Сеньков даже не нацеливал актеров на решение более подробных задач, чем правдивое проживание ситуаций. Он был занят другим — возводил пьесу в ранг народного достояния. И отвечать за масштабы назначил «хор» на манер тех, какими славятся наши праздники песни и танца. Роль декораций у него играют те самые человеческие массы, с помощью которых постановщики праздников рисуют спирали и аусеклисы живыми людьми. Элмар не раз режиссировал мероприятия именно такого калибра — на уровне Культурного канона Латвии и списка Всемирного наследия ЮНЕСКО. В итоге
пьеса стала праздником, а артисты на сцене — целым народом.
«Хористы» занимают вдоль сцены ряды один другого выше — видны все, прямо как публика Большой эстрады Межапарка или древнего Колизея. Только что «выступали» — и вот уже дружно жуют бутерброды: теперь они зрители, и это тоже народ. Выстроившись к нам спиной, делают фон глухим и монотонным, а развернувшись к действию лицом, регулируют степень участия в нем и меняют цветовую гамму: картинка раскрылась, расцветилась, сдвинулась, ушла в себя. Сцена, лишенная привычных декораций и антуража, берет свое тем, что на ней ничего не застывает ни на секунду. Этот дышащий «задник» можно сравнить разве что с видеопроекцией, но и здесь мы в выигрыше, поскольку получаем не изображение, а «живую жизнь», и человеческие картинки листают сами себя.
«Хор» не заполняет паузы — он лишает спектакль пауз, то и дело перенастраивая зрительское внимание на что-то новое и другое. Не конкретизирует действие — уводит к обобщениям, в мир крупных мазков и эпических героев. Впрочем, в эпизодах самых напряженных «хор», как тактичный человек, оставляет сцену за теми, кто выясняет на ней личные отношения. Пространство становится пустынным, но отмененное многолюдство делает пустоту особенно ощутимой и лишь приумножает значение того, что мы видим и слышим.
В принципе, «хор» не просто оформляет собой сцену, расступается перед актерами, рисуя для них треугольники из пустоты. Не просто оживляет действие шорохами, но и, будучи одним из героев спектакля, участвует в нем в качестве трактователя. «Народ безмолвствует», но не всегда. То рассядется в шахматном порядке — парни выше, девушки ниже, чтобы было удобнее гладить любимых по голове. То вдруг, когда речь заходит о злой молве, принимается в голос вторить актерам. Или предупреждает о трагедии прежде, чем она свершилась, — как музыка, нагнетающая тревогу тучами перед грозой.
Занавес тоже врастает в действие «Вей, ветерка!». Медленно сдвигается справа налево, слева направо — никогда не знаешь, каким движением он в очередной вычистит, как ластиком, одну сцену, чтобы показать другую. Застывает, полураскрывшись, — прячет «хор», а после начинается «вынимать» его участников, словно кроликов из рукава. Барба решается на объяснение с Улдисом, робеет и пытается уйти, но ткань продолжает толкать ее навстречу любимому: уходить рано, ты еще не доиграла свою главную роль!
Будучи символом театра, занавес получает в спектакле слово и — благодаря карминно-красному оттенку — становится символом театра национального.
Режиссер не оживлял канонический текст, не вживлял его в наши дни — а в этом он мастер! Чтобы продемонстрировать связь времен, ему было достаточно:
- снабдить каждого из «хористов» походным мешочком с логотипом театра. Практически весь реквизит они носят при себе и поочередно достают то те предметы, то эти. Например, зеленые канцелярские папки, которыми можно обмахиваться (в лесу ветерок, в лесу жара) или стыдливо прикрывать лицо, если Барба вдруг встретилась с Гатиньшем;
- использовать знакомую по фильму «Вей, ветерок!» музыку Иманта Калниньша;
- и вывести на сцену снимавшихся в картине актеров. Эсмеральда Эрмале и Гирт Яковлев получили роли своеобразных конферансье, а в компанию действующих лиц оказались вплетены Астрида Кайриша и Улдис Думпис. По сюжету в их присутствии не было необходимости, тем не менее они оказались нужны. Как знаки, скрепляющие прошлое с настоящим. И это переместило пьесу на вневременной уровень.
Цвета костюмов выделяют героев из «хора», отделяют актеров от массовки. А поскольку мы договорились называть такую массовку народом, костюм поденщицы Барбы, по колориту близкий к одеждам большинства, относит героиню к народной среде. Когда Барба совершает свой самый красивый поступок — жертвует жизнью ради спокойствия других — «хористы», комментируя случившееся, вынимают из заветных сумок и разворачивают золотую бумагу. «Золото, золото сердце народное», вспоминает Некрасова зритель. Но еще более прав тот, кто наслаивает на строки русского классика особое отношение к классику латышскому, пьесу которого в Национальном театре не зря решили отлить из драгоценного металла.
