Дома, замысленные на чертежах и высаженные вдоль улиц, зарастают архитектурными сорняками — их не пропалывают. Будка, в которой продается хлеб и из окна которой время от времени показывается добрая рука, рассыпающая крошки («Гули-гули!»), может громоздиться посреди тротуара («Не проходите мимо»?).
А кладка с тыльной стороны зданий не просто покажется вам неровной — она действительно неровная. И кирпичи соревнуются друг с другом в толщине, длине, оттенках цвета, отбрасывая разновеликие тени. Фасадные дома, как в потемкинской деревне, скрывают за собой клумбы одесских двориков, в которых не поймешь что выросло — где гараж, а где будка для приезжих, когда-то снимавших спальные места за рубль.
Здесь все расцвечено сохнущим бельем и разномастными котами, и если кто-то из местных обитателей выйдет полюбопытствовать: «А что это вы здесь фотографируете?», всегда можно ответить: «А котиков!». И обитатель потеряет к вам интерес.
В какой-то из дворов вас могут не пустить, но неудача будет вам наукой,
ведь, боже мой, какая скука быть в Одессе и ходить по отполированным туристами местам!
Лязгнув очередными воротами, за которыми — цвета, солнце, беготня, лай, жизнь, — вы поздороваетесь с кем-нибудь на входе, очередная бабушка ответит, и это будет вам пропуском: смотри, фотографируй — не хочу. Во дворах нужно искать Одессу — ту самую, из фильмов, из анекдотов, из Бабеля. На Молдаванке она шутит:
— «Вы куда?» — «Во двор, фотографировать, у вас там красиво. Можно?» — «Идите, конечно», — говорит одна бабушка. «Ни в коем случае», — заявляет другая. Тогда первая завершает переговоры: «Одна хочет фотографировать, другая не хочет, чтобы фотографировали... И ведь обе правы!».
Здесь не бывает прямых углов — все линии плывут, гнутся, тают на солнце.
Здесь не чинят — подкрашивают и тянут заборы по косой. Здесь даже почтовые ящики вывешивают, не выстраивая общих линий, а просто — как кому удобнее. Ящики эти непременно будут разных цветов, форм, фирм, эпох, будут приделаны на разной высоте и в сбивчивом ритме: этот город охотно идет на то, чтобы подчиняться не столько общественной логике, сколько удобству отдельного человека. В этом городе все устроено так, чтобы человек мог шутить — быть собой, показать себя и проявить характер.
Одесса проявляет характер. И если она изменилась, то не в главном: с умением радовать гостей сюрпризами у города по-прежнему все в порядке.
