СПЕКТАКЛЬ
«Новые латышские рассказы» (Jaunie latviešu stāsti) Новый Рижский театр сопроводил подзаголовком: «Портрет нашего времени и современников. 18 рассказов в трех вечерах». Режиссер и сценограф — Вилис Даудзиньш, авторы оригинальной музыки — Ритварс Логинс и Екаб Редерс, в ролях — студенты 4-го курса Латвийской Академии культуры.
СЛОВО РЕЖИССЕРУ
«Это было летом 2004 года. Наш театр возвращался с гастролей «Ревизора» во Франции и в каком-то аэропорту, во время ожидания рейса на Латвию, Алвис Херманис предложил сделать спектакль о людях рядом с нами. Сказал, что рассказ о жизни каждого случайно встреченного на улице человека в десять раз мощнее страданий Ромео и Джульетты, что жизнь предлагает удивительные сюжеты, остается только записать их и перенести на сцену. Другими словами, Алвис предложил нам стать соавторами спектакля. Нашей задачей было найти людей, согласных рассказать о своей жизни, но это должны были быть не известные всем и каждому люди, не друзья и не родственники, чтобы, так сказать, в результате не пострадала «чистота эксперимента»... И даже тогда, когда прототипы были найдены, оставалась неясность с тем, что делать с 4-часовым аудиоматериалом, как извлечь эссенцию из этого текста, чтобы поднять его на уровень поэтического обобщения… Как добраться до самых потаенных струн души человека и в то же время не навредить ему, поскольку он, доверив нам часть своей жизни, продолжает жить с нами рядом.
Вот так появились «Латышские рассказы».
Вилис Даудзиньш
В этом театре мы любили «Латышскую любовь» (Latviešu mīlestība). Спектакль Алвиса Херманиса обладал главными приметами театра масок — был ярким, утрированно-правдивым, до слез трогательным и до такой же степени смешным. И вот появились «Новые латышские рассказы» — уже от Вилиса Даудзиньша, перемещенные в другую крайность — туда, где обитает театр документальный.
Ясно, что разницу в стилистиках родных по названиям постановок — «Латышская любовь» и нынешние «Латышские рассказы 1, 2, 3» — определило не время: «Латышская любовь», а с ней и «Черное молоко», и «Дед», и «Комиссия по расследованию истории», и многие, многие другие спектакли идут на сцене НРТ до сих пор либо были исключены из репертуара совсем недавно. А выросло все это богатство из общего корня — «Латышских рассказов» 2004 года выпуска.
Спустя 17 лет «Рассказы» стали НОВЫМИ — с акцентом именно на этом слове, — но, как «материнский» вариант, они базируются на документальных историях, найденных уже нынешними молодыми. И мы привыкаем к новым лицам, запоминаем имена.
Они обращаются к нам — и не обращаются. Будучи персонажами «из жизни», они не имеют права улыбнуться, посмотреть нам в глаза, отозваться на смех: ребята нас «не слышат, не видят», и наблюдать за тем, как им удается сдерживать реакции на, может быть, свои первые сценические победы, не менее интересно, чем за всем остальным. Зато каждый, отыграв свой кусок, вполне вероятно, впервые заслуживает аплодисментов, адресованных именно ему.
Здесь практически у всех свой моноспектакль. Задачу более сложную придумать можно, но сложно: тебя не подпирают явные режиссерские ходы, не отвлекают зрительское внимание маститые коллеги — ты один на один с залом и текстом, который необходимо преподнести как максимально личный, твой. Словно это ты сам вдруг разговорился и выдал главное о себе — как попутчику в поезде, с которым больше не встретишься, как лучшему другу, который заслужил право знать все. Трудность заключается еще и в том, что начинающие актеры обращаются не в зал — это допускало бы нашу поддержку, — они обращаются к неведомому собеседнику, и монолог становится частью диалога о сокровенном, в котором третий — а это как бы мы — как бы лишний.
Задачи у дуэтов — более привычные, основанные на сценическом партнерстве, когда один другого выручает (или губит). Но только мы подумали, что, возможно, в паре играют те, кому «соло» пока не дается, как нам показали видео, снятое в квартирке якобы санитарки и ее мужа. Они — семья, они привыкли толкаться вместе, а мы получили маленький фильм о маленьких людях, настолько удачный, что и прослезиться не грех.
Вилис Даудзиньш, поставивший все три театральные «серии» «Новых латышских рассказов», избавил нас от ощущения, что говорят-то ребята о разном, но действуют по общей схеме. Нет, они то сидят перед залом на одиноком стуле, то перемещаются в интерьере, а то и глядят с экрана, перебивая своими видео сценки однокурсников, сыгранные живьем. Причем на экране все смотрится так, словно перед нами и вовсе тот самый рэпер, который снял о себе ролик, чтобы выставить в Сети. Настолько живой, что в награду получает право появиться на экране дважды, с перерывом, умудрившись не пуститься в повторы и быть новым настолько, насколько новым становится каждый из нас спустя, например, сутки: он, да не вчерашний он.
Студенты не демонстрируют своего отношения к персонажам — просто ненадолго, минут на 15 каждый, перестают быть собой. Признаются, что это сложнее всего — думать, как думает другой человек. Добавим: еще сложнее делать это так, чтобы мы видели не актера, думающего, как персонаж, а персонажа без посредников. Ребята учатся быть частью гуманистического театра, искусство которого — казаться безыскусным.
О необходимости натуралистичной игры в таком спектакле говорить не нужно. Нужно — добиться того, чтобы первые пять минут мы слушали монолог героини и размышляли: а что, эта студентка действительно в прошлом — графолог? Чтобы все эти «ну», «понимаешь?», «как сказать» были не игрой в живую речь, а пересыпали именно ее, живую и без стрелок на брюках? Это даже не «я в предлагаемых обстоятельствах» — это «он» или «она», в которых, оказывается, можно превратиться, не приклеивая бороду и не румяня нос. Молодые играют людей опытных, семейных, специалистов в своем деле: интернет-продавец, астролог, инструктор по вождению, охранник в магазине, пилот, телеоператор... и если кому-то из персонажей требуется акцент или обновленный тембр голоса — требования образа выполняются, но все происходит бесшовно.
Они рассказывают о работе, профессии: ясно, что ребята еще в том возрасте, когда героев выбирают не благодаря тому, какие они, а исходя из того — кто они. Выбирают — и выдают этим себя, потому что мы видим еще и их, готовых думать о смысле жизни и неизбежности смерти. А отследить, как актеров меняют роли и как мастерски они присваивают чужие слова себе, легко: каждый подан «крупным планом» — отвлечься не на кого и в оценке не ошибиться.
Концовка каждой истории не акцентируется, и остается ощущение, что повествование продолжается и что человек поведал далеко не все, что нам может быть интересно. Спектакль получился глубокий, поскольку такие разговоры не могут не упираться в загадку происходящего, в рассуждения о смысле бытия. Человек откровенничает о главном и предстает как сгусток собственной сути. Все персонажи ищут себя — в профессии, в любви. Место в жизни любому дается не без труда, и нам рассказывают не об итоге — о процессе. Мы видим, как человек шел своей дорогой, против чего он когда-то бунтовал и с чем сейчас смирился. Знакомимся с работником скотобойни, нашедшим спасение в классической музыке и читающим надписи на пластинках со всеми лишними буквами, поскольку фамилии эти существуют для него только на красивых конвертах: Брахмс. И в принципе не важно, звучало ли это в реальности именно так. Чтобы обострить ощущение правды, нужно ее заново сотворить.
А вхождение в театр масок обеспечивает образ медбрата из «Гайльэзерса». Потому что текст, который выдал герой, можно сделать правдивым, лишь придав образу гротескные черты. И актер не переигрывает — он играет.
Актер несет ответственность за то, чтобы герою поверили. И это уже не просто дело профессиональной чести — это ответственность за другого, реально существующего человека. Ты стал его лицом, его голосом, через тебя о нем узнает мир. Недосолить, переборщить — значит допустить этический промах, отказать кому-то в праве быть выслушанным с сочувствием, до конца. Нужно не обидеть героя и дать понять: зал смеется не над ним, а над тем, как все удалось преподнести. Зал смеется от радости.
СЛОВО СТУДЕНТАМ
Герд Лапошка: «Сложно поднять человека выше, чем он сам о себе думает».
Марта Ловиса: «Хочу приласкать весь мир. Хочу, чтобы все знали, как они хороши просто так».
И вот снова радость. Студентка играет уборщицу, работающую не где-нибудь, а в Новом театре, и рассуждающую о студентах, которые скоро станут частью труппы. То есть молодая актриса представляет человека, оценивающего ее же, и пространство сцены сужается до высвеченного пятачка, стремится к точке: сидя в театре, мы слышим слова, когда-то сказанные в этом театре об этом театре.
Но если вы вдруг подумаете, что со способом подачи рассказов разобрались, что ничего нового в принципе уже не увидите и что вторую-третью «серию» можно прогулять, мы с вами поспорим: смотреть нужно все. Чтобы прислушаться к оригинальной музыке Ритварса Логинса и посмотреть, как справляется с ролями ее автор-студент. Чтобы увидеть, как мышка-норушка в одном рассказе превращается в собственную противоположность в другом: актриса одна и та же, и она — актриса!
Чтобы возникло впечатление закольцованности всех этих историй, чтобы все они собрались в единый том, под одну обложку. На которой крупными буквами написано: «НОВЫЕ», а потом — помельче и поразмытее, как в программке: «латышские рассказы». Потому что они «помогают что-то понять о себе и мире», а мир больше, чем Латвия.
