СПЕКТАКЛЬ
АВТОР РОМАНА:
Регина Эзера (1930—2002) — народный писатель Латвийской ССР, внесенный в Латвийский культурный канон, кавалер Ордена Трех Звезд, лауреат нескольких премий в области литературы — свой роман «Земдегас» называла фантасмагорией. Описав истории реальных друзей и знакомых — кажется, ничего более реалистичного не придумаешь! — она увидела ирреальность произведения в том, что все герои уже мертвы и что она больше «не может быть полезной никому: ни ошибиться, ни исправить ошибку». Цитируя ситуации в момент, когда, казалось бы, еще можно предостеречь персонажей от непоправимых действий, автор уже была по ту сторону свершившегося. И понимала: «Переделать этот мир невозможно — его можно только принять».
АВТОРЫ СПЕКТАКЛЯ:
Режиссер — Дмитрий Петренко; драматург, превративший 448-страничный роман 1977 года в изысканно-стройную современную пьесу — Юстине Клява; сценограф — Мария Улмане; художник по костюмам — Байба Литиня; художник по свету — Эдий Фелдманис; автор видео — Паулине Калныня; автор музыки — Янис Шипкевиц; автор песенных текстов — Март Пуятс. В ролях: Юрис Барткевич, Индра Брике, Том Величко, Дайнис Гайделис, Катрина Грига, Лелде Дреймане, Анете Красовска, Милена Мишкевича, Кристине Неварауска, Лилита Озолиня, Артис Робежниекс, Имант Страдс, Мартыньш Упениекс, Эрика Эглия-Гравеле.
В этой истории много разных историй, и к каждой прилажен свой видеоряд — мерцает и движется в глубине круглого отверстия, которое, отражая изображение на полу, сливается с ним в некое подобие замочной скважины. Да, мы наблюдаем чью-то жизнь, но у авторов спектакля достаточно такта, чтобы не педалировать ассоциацию. Увидели — отлично, не догадались — тоже хорошо.
Тем не менее мы практически подсматриваем за ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ: в спектакле никто ничего не педалирует и все избегают крупных мазков. Манера игры сближает исполнителей, и будучи подчинены общей задаче — создать ощущение правды на сцене, — они становятся дружным целым. Кто-то играет чуть глуше, кто-то — ярче, но ты отдаешь должное профессионализму труппы «Дайлес»: чтобы сбиться с заданного курса, этот долгий, подробный, разговорчивый спектакль давал поводов — море разливанное, но ни одним из них так и не воспользовался никто.
Подростки в «Земдегас» действительно — ну совсем подростки: здесь не изображают школьников — ведут себя, как школьники, а старики — как старики. Что требует отточенности жестов, их точнейшей прикрепленности к словам и реакциям. Чтобы сказал слово, вскинул руки — и характер оказался готов, дался малой театральной кровью. Здесь самое время оговориться: Дмитрий Петренко — наш бытописатель, и он показывает НАШУ жизнь. Словно все так живут и никто ничего не изображает. Здесь откровенен каждый, каждый в собственной жизни, как на сцене, исполняет главную роль: время для игры актерам достается примерно равное, так что в каком-то смысле это еще и коллективный бенефис.
Чудесное ощущение, которого удается добиться именно этому режиссеру: актеры у него предельно органичны, но сказать, что они не в образе, нельзя ни в коем случае. Мы помним их прежние роли и знаем: они умеют быть другими — и сегодня они тоже другие. Лилита Озолиня превратилась в бабушку-наседку. Кристине Неварауска перестала казаться стервой и явила оборотную сторону своей неизбывной женственности: ее Ритма — слабая, нежная — да, продавщица, только ясно, что не рыбу она продает, а какие-нибудь чудеса в бутике. Мелания в исполнении прекрасной Индры Брике стала пожилой девочкой, которая все еще познает мир: чистая, доверчивая, непосредственная. А в бесцветной училке красавицу Эрику Эглию-Гравеле вы все равно не узнаете — даже не старайтесь. Это другой человек: под чудовищным париком — обманутая жена, которой страшно стареть, но приходится. Все ее время уходит на проверку тетрадок — тут не до походов к косметологу: Аврора отцветает и скрыть этого не может, а значит — виновата, значит — на ревность не имеет ни права, ни сил. Открытием спектакля стала Велдзе Катрины Григи — яркая, вся нараспашку, с ломкой пластикой высокого человека, не всегда знающего, как распорядиться ногами во всю их длину. Великолепное приобретение театра: Катрина — еще студентка Академии культуры — уже успела поиграть в Валмиерском театре, а в «Дайлес» — получить целых четыре роли. Вот уж кто устроит здесь итальянские страсти, чтобы было потом что порвать в клочья!
Жизнь на выдумки хитра, и авторы спектакля словно бы тасуют эпизоды, как карты, чтобы выпал наконец тот, который «про вас». Поначалу кажется, что сюжеты перед нами маленькие и простенькие, что люди — каких много, но стоит копнуть рассказанное о каждом — буквально о каждом! — в его личную историческую глубину, как обнаружится, что пласты там залегают, достойные шекспировского пера: убийства, предательства, пожизненная любовь... Подать обычного человека как героя высокой трагедии, ничего не преувеличивая и выдавая о нем правду и только правду... это действительно надо уметь. Утверждать, что Дмитрий Петренко сделал свой лучший спектакль, не хочется: пусть каждый будет лучше предыдущего. Но сказать о том, что ему блестяще удалось сделать именно сейчас — поднять все наше с вами житейское, бытовое на уровень РОКА, не используя в качестве инструментов ни пафос, ни котурны, ни вскрики, — нужно.
Герои сбились в несколько групп — жены-мужья, мужчины-женщины, дети-родственники. Одна группка отыгрывает свое, ее сменяет другая, потом третья, потом на сцену возвращается первая — обновляет свою историю, да еще и обрастает новыми персонажами — из соседней сценки. В итоге все мы, люди, оказываемся друг с другом связаны, знакомы, спутаны в единое человечество. Уходим из своих эпизодов не сразу и какое-то время участвуем в эпизоде следующем — скрепляем их собственным присутствием, а порой заслушиваемся, засматриваемся, делаем выводы. Мы ощущаем себя частью людского муравейника, в котором все знакомы друг с другом через пару рукопожатий, но видим действительность, поданную кусочками: ее сделали сценичной, смотрибельной, а каждую сценку — похожей на автономную новеллу. Истории вспыхивают и гаснут, теряют цвет и свет, как картинки в памяти, из которой она выстригла лишнее, не работающее на наш личный сюжет.
Над выходом-выходом, в котором растворяются и из которого выплывают персонажи — для начала как схематичные тени, — временами вспыхивает надпись: «Второй шанс». И когда у кого-то появляется право что-то изменить — остановить уходящего, выйти замуж за любимого, — буквы загораются, но вот момент упущен, и свет тихо меркнет: в нас разочарованы. Замечательно, что спектакль заканчивается историей, в честь которой надпись так и не погасла: блудному отцу дали возможность воссоединиться с блудным сыном, и они это сделали. Отец — по ходу пьесы именно он размышлял о времени, которое не обновишь, — становится тем, кто с этим временем справляется, направляет вспять. И это чудо волен совершить каждый — осуществить нереализованное, задействовать упущенное, в каком-то смысле — вернуть молодость и любовь, а в молодости походы к косметологу не нужны.
В спектакле то и дело звучит песенка: «Я только смотрю — я не прикасаюсь». Она о деликатности наблюдателя — сочувствующего, заинтересованного, не притрагивающегося к чужим судьбам, но как бы желающего это сделать, иначе откуда эта мысль — прикоснуться? На деликатности, на понимании в «Земдегас» стоит и крепко держится все, а зритель в ответ чуть дышит — смотрит пьесу о себе и уверен, что защищен, что тайну его никто не выдаст и что никто в мире так и не узнает, какой из сюжетов был написан и поставлен в «Дайлес» о нем и для него.
