КОМАНДА
Режиссер — Дита Луриня
В ролях:
Любовь Андреевна Раневская — Инесе Кучинска
Аня, ее дочь — Эверита Пьята-Гертнере
Варя, ее приемная дочь — Сигне Данците
Леонид Андреевич Гаев — Леон Лещинский
Ермолай Алексеевич Лопахин, купец — Сандис Пецис
Борис Борисович Симеонов-Пищик, помещик — Эдгар Озолиньш
Шарлотта Ивановна, гувернантка — Карина Татаринова
Петя Трофимов, студент — Роланд Бекерис
Семен Пантелеевич Епиходов, конторщик — Каспар Карклиньш
Дуняша, горничная — Агнесе Екабсоне
Фирс, лакей — Гатис Маликс
Яша, лакей — Виктор Эллерс
Гриша — Марцис Купчс или Патрик Парфенов
Сценограф — Айгар Озолиньш
Художник по костюмам — Лиене Ролштейна
Хореограф — Александр Лимин
Композитор — Дмитрий Марин
Художник по гриму — Иванда Шмите
Художник по свету — Мартиньш Фелдманис
Slackline-тренер (хождение по стропе) и технические решения — Угис Чакарс
Перевод с русского — Леон Лещинскиc
В спектакле звучат песни на слова Кнута Скуениекса в русском переводе Ольги Петерсон. Использованы стихотворения Vienalga balss vai atbalss («Хоть голос, хоть эхо»), Šī diena gara bij un nebij ļauna («Был длинным этот день и не был злым») и Kā man ar tevi dziedāt? («Как мне петь с тобой?»).
Изначально было объявлено, что «Вишневый сад» в Лиепае поставит российский режиссер Константин Богомолов. Но небожитель московского театрального, а теперь еще и сериального, небосклона снова (в который уже раз!) слова не сдержал. И спектакль поставила Дита Луриня, больше известная публике как актриса Латвийского Национального театра. Тут так и просится старая присказка «Если к другому уходит невеста...» Потому что работа начинающего пока режиссера Диты Лурини (на ее счету уже есть несколько постановок, но в Лиепайском театре она работала впервые) — очень и очень хороша. Потрясающе стильная. С добротным режиссерским стержнем, продуманной концепцией и слаженной работой всей творческой команды.
«Вишневый сад» — последняя и одна из самых известных пьес А. П. Чехова, и вряд ли найдутся театралы, не знающие сути этой истории. Значит, можно сразу начать рассказ, КАК это сделано в Лиепайском театре. Режиссер дала постановке подзаголовок «Призрачная соната» и, в сущности, это поэтическое определение полностью передает происходящее на сцене.
...Пыль. Пыль, мрак и запустение. В имении ждут Раневскую. Лопахин вылезает из ...люка в полу. (Ассоциативный ряд так и напрашивается, да). «Дорогие гости», то есть практически разорившаяся хозяйка здешних мест со всеми сопровождающими, появляются из того самого знаменитого «многоуважаемого шкафа». Впрочем, то, что это не дверь с замысловатой резьбой, а именно шкаф, понимаешь только после всем известного монолога Гаева. Далее — по тексту. Причем тут это выражение уместно, как никогда — режиссер скрупулезно точно следует авторской редакции пьесы, а перевод на латышский сделан чрезвычайно бережно.
За это искренне ваш Пристрастный зритель™ может поручиться, так как занудно в очередной раз перечитал текст перед походом в театр. Это и помогло заметить странную «вставную» фразу. Помните, когда Любовь Андреевна с компанией во время прогулки встречают прохожего? Этот господин, напугавший нервную Варю, выглядит загадочно — очки а-ля кот Базилио, пелерина, белые перчатки... Он вдруг подходит к краю авансцены, подносит руки в перчатках к лицу и произносит — мол, «вылил сегодня целый флакон духов, а они всё пахнут. Они у меня пахнут трупом».
Это еще ЧТО?! Смутно знакомая фраза, но что она тут делает? В антракте удалось перехватить директора Лиепайского театра Херберта Лаукшейнса, который воскликнул: «Так ведь это Солёный из «Трех сестер»!». Хм. В контексте истории о гибнущем помещичьем мире интересная вставка получается, да.
Первое действие могло показаться чересчур затянутым. С одной стороны — всё правильно, у Чехова тоже эта часть повествования тянется тягуче-долго и несколько муторно, рисуя картину вязкого и бессмысленного существования Раневской и Ко. Эдакой трясины, в которой тонет уклад старых помещичьих усадеб. С другой стороны — всё же как-то ну-у-у-удно получилось. Впрочем, это единственная претензия к постановке. Во второй части, как всем известно, происходят основные события — непонятно зачем устроенный бал, воистину пир во время чумы; аукцион, на котором имение приобретает «новый русский» Лопахин; и финал, когда «старому миру» приходится выполнить ремарку «уходит».
Актерские работы прекрасны. Вот правда — каждый из актеров просто великолепен, причем видна серьезная работа над образом под чутким присмотром режиссера. Получились действительно чеховские персонажи. Особенно прекрасны Лопахин-Пецис, Раневская-Кучинска и Фирс-Маликс. А еще — Варя-Данците, Петя-Бекерис, Шарлотта Ивановна-Татаринова и...
Нет, ну всех надо назвать, на самом-то деле. Все прекрасны особенно.
Потому что каждый актер смог найти изюминку в своей роли и показать ее. Есть и еще одно действующее лицо — мальчик Гриша, утонувший сын Раневской. Тут он живой, одет точь-в-точь, как студент Петя и в таких же очках, играет с ним в мячик или бегает на заднем плане.
Дивно хороши костюмы — дымчато-серые, «пыльные». Очень много легких летящих «призрачных» тканей. Грим потрясающий — а-ля «немое кино». Выбеленные лица, сильно акцентированные глаза. Чем-то напомнило «Человека-слона», хотя там грим и «запыленность» сделаны в другой стилистике и несут иной посыл. А Лопахин в пальто, которое он носит внакидку, и в шапке-пирожке — просто вылитый Шаляпин со знаменитой картины Бориса Кустодиева.
Во время действия герои часто ходят по стропам, и это усиливает ощущение неустойчивости, шаткости всего происходящего, что ли.
Интересный элемент на сцене — веревочная лестница. С нее Лопахин объявляет о плане раздела вишневого сада на участки для дач. По ней он в финале забирается куда-то наверх, к колосникам сцены. И оттуда, невидимый, ведет последний разговор с Варей. Тем сильней чувствуется унижение, которому он подверг девушку. И все-таки
главный акцент сценографии — люстры.
Огромные, хрустальные, размером не для бальной залы помещичьего дома, а для дворца. Они нарочито велики даже для театральной сцены. Их опускают и поднимают, в одной из них спит уставшая Аня, в общем — вокруг них все вертится.
Но самое важное — нет звука топора, валящего деревья вишневого сада. Есть грохот, с которым Лопахин крошит люстры.
Водопадом летят осколки. «Осколки разбитого вдребезги», как через пару десятков лет после написания пьесы назовет свой рассказ о «прошлой жизни» Аркадий Аверченко.
Финал же просто восхитительный. Все уходят — ну да, через шкаф. И появляется Фирс. Подходит к краю сцены, произнося свой финальный монолог, и... срывает бородку, стирает грим, сдирает фрак... С видимым удовольствием выпрямляется и, не прекращая монолога, чуть ли не вприпрыжку идет вглубь сцены, пританцовывает и ходит колесом. Не забывая произнести знаменитое «Человека забыли!». Хотя нет этого у Чехова, нет! Эту фразу позже Бунин написал, критикуя пьесу. Ну да ладно. Хорошая фраза для финала. Даже странно без неё.
Аплодисменты. Вызовы на бис.
P.S. К слову, театральные критики тоже успели посмотреть «Вишневый сад» и выдвинули его на награды «Ночи лицедеев» сезона 2018/2019 в трех номинациях: «Сценограф года», «Художник года по костюмам» и «Хореограф года». Всего же на этот раз у Лиепайского театра 17 номинаций в 12 категориях.
После завершающего спектакля сезона были объявлены и результаты зрительского голосования по итогам 112-го сезона Лиепайского театра. Лучшими актером и актрисой за роли первого плана признаны Агнесе Екабсоне и Эгон Домбровскис, второго плана — Анда Албуже и Мартиньш Калита. Самой удачной постановкой публика назвала спектакль «Лиепая — столица Латвии», второе место заняла «Поллианна», третье — «Дом Бернарды Альбы».
