Город Мизур. Не город даже, а горный посёлок городского типа на берегах реки Ардон, по обеим сторонам транскавказской магистрали. Ада стоит на остановке. Рыжий парнишка Тамик (на микроавтобусе) и младший брат Дакко (пешком) пытаются утащить её каждый в свою сторону, но она обязательно дождётся последней маршрутки из Владикавказа.
Ада ждёт не бойфренда — негоже приличной осетинской девушке двадцати с небольшим лет иметь любовника. Ада ждёт своего второго брата Амира. Именно с ним она связывает свои надежды на лучшее будущее.
Кира Коваленко — тоже кавказская девушка, разве что не осетинская. Она родилась в Нальчике и устроила себе лучшее будущее в 2010-м году, став студенткой режиссёрской мастерской Александра Сокурова в Кабардино-Балкарском государственном университете. На том же курсе, кстати, учился и Кантемир Балагов. Их отношения — творческие и личные — не могли не отразиться на кино. «Разжимая кулаки» — это в некотором роде «Теснота» Киры Коваленко, а вернее, её героини Ады. Теснота горного ущелья, зажавшего узкий, полузабытый Мизур. Теснота всё ещё советской квартирки. Теснота традиций, ослабевающая, но не исчезающая даже в городах, что уж говорить о посёлках, которые только типа. Теснота собственного непослушного тела.
Похожесть — не значит вторичность, тем более что это Балагов, по его словам, многому научился у Киры. Коваленко — самодостаточный и меткий автор: пока что ни одного холостого выстрела. Первый её полнометражный фильм «Софичка» был награждён на трёх фестивалях, а второй (и, надеемся, не последний) перед выдвижением на «Оскар» побывал в самих Каннах, где взял Гран-при в программе «Особый взгляд».
И это совсем не удивительно. «Разжимая кулаки» — настоящая европейская фестивальная драма, фильм, выхватывающий саму жизнь, черпающий близко от её донышка, история, которой веришь безоговорочно, и от каждого поворота которой ждёшь трагического подвоха. Водить зрителя по краю пропасти входит чуть ли не в обязательную программу для всех евродраматических гидов, но делать или не делать шаг в эту пропасть — зависит от привычек конкретного автора. И в этом смысле Кира Коваленко скорее сестра Дарденн, чем Микаэла Ханеке.
Героиня шагнула в свою пропасть в детстве, но зацепилась за край и вот уже 14 лет ждёт, пока ей помогут выбраться. Ада — выжившая в аду.
Сама трагедия не педалируется не то, что в политическом, а даже в обычном, человеческом контексте. О ней не говорят, к ней не возвращаются во флэшбеках. Сама Ада упоминает её один единственный раз. Этого достаточно, чтобы холодок пробежал по спине любого россиянина и не только. «Разжимая кулаки» — это травматический синдром отдельно взятого человека в отдельно взятой семье, который никак не может перейти в категорию «пост». Для остальных членов семьи происходящее — как раз-таки посттравма. И если братья просто выросли с минимальными потерями, то отец, силясь защитить оставшееся, выглядит как минимум самодуром, а как максимум — деспотичным горцем городского типа.
Алик Караев, играющий отца, и исполнительница главной роли Милана Агузарова — настоящие актёры, хоть и дебютанты большого кино. Остальные — люди с местных улиц, ни на секунду не заставляющие сомневаться, что они — люди с местных улиц, а не актёры. Последнее массовое участие непрофессионалов в важном фильме наблюдалось в «Земле кочевников». Что ж, не Хлоей Чжао единой — есть женщины и в русских селениях, готовые заставить случайных прохожих несколько дней пожить на камеру. Фильм снят на осетинском языке, что добавляет ему не только экзотичности, но и достоверности. Причём сценарий Кира писала на русском — осетинским она не владеет. Опыт любопытный, но не уникальный: едва ли Мел Гибсон — знаток майя, а смотрите, какой «Апокалипто» у него получился.
Логично, что «Разжимая кулаки» удостоился в Каннах «Особого взгляда». По некоторым данным, Северная Осетия — это всё ещё восточная Европа, но для западных европейцев она уже глубокая Азия. Да ещё и нестоличная. Да ещё и постсоветская. Да ещё и застывшая в мутном янтаре года эдак 1993-го. С некрасивыми горнорудными пейзажами, дискотеками в спортзале, ларьками-супермаркетами, детьми с петардами и пыльным жигулёвским дрифтом. Единственный признак времени, мобильный телефон, выглядит вызывающим анахронизмом.
Оператор выжимает из камеры всю возможную реалистичность, в концовке переходящую в экстремальное мокьюментари: самый финал снят на пляшущий, расфокусированный Handycam. Не слишком комфортно, дорогой зритель? А должно быть?
Как и 98 процентов хороших фильмов, этот — о любви.
О любви детско-искренней и безусловной, о любви запущенной и напитавшейся ядом. О любви вопреки: не то, чтобы независимо от — скорее, несмотря на. О любви, сжимающей объятия, и о любви, разжимающей их. О любви такой близкой и тесной, что ещё шаг — и будет похоже на инцест.
Сначала Коваленко написала историю о трёх братьях, но потом поняла, что может сделать женский персонаж более сложным и интересным. Ларчик открывается просто: женщины вообще сложнее и интереснее мужчин в эмоциональном плане. А для искусства эмоции гораздо важнее рациональности. Что мужику-то надо? Секс, футбол, пельмени да абсолютная власть. Мало на каком мужском лице вы найдёте затаённую боль, любовь, печаль и надежду, которые легко прочесть в глазах девушки из Мизура. Хотя и Аде не нужно много — ни освобождения, ни расширения прав кавказской женщины, ни золотых гор, ни молочных рек. Ей нужно всего лишь стать целой. Ей обещали.
