…Стеклянные хрупкие киоски с яркими рекламами — торговцы мороженым на Английской набережной. Улыбающиеся французы всех возрастов, заставляющие напрочь попрощаться с любыми иллюзиями о существовании в мире других языков, кроме французского и языка жестов.
Сама набережная, тянущаяся вдоль моря, по рижским меркам — обычная улица с двумя полосами движения в каждую сторону. Она сильно уже рижской набережной, но простирается на километры в длину. По одну ее сторону невысокие домики — гостиницы, магазины, кафе, апартаменты; по другую — неширокий тротуар из брусчатки, огороженный каменным парапетом, сразу за которым — каменистый пляж и море.
И люди… Их там много. В любое время дня. И даже вне туристического сезона. Что уж говорить о праздниках?
Французы — народ весьма дружелюбный и располагающий. В Ницце я каждое утро, по совету местных, ходил в одну маленькую кафешку за кофе с круассаном. Заведение, как, впрочем, и многие другие, привлекало теплотой и простотой, с оттенком почти наивности. Как в кино. Продавец — Андре или Анри, уже и не вспомню, по совместительству и хозяин, беседовал с каждым клиентом, шутил, улыбался. Увы, моего словарного запаса, почерпнутого из разговорника, хватало лишь, чтобы поздороваться, сделать заказ и поблагодарить, когда тот, наконец, был выполнен. Но собеседника это не останавливало — он продолжал беседовать. И — улыбаться, абсолютно скрадывая чувство неловкости, когда не понимаешь, что тебе говорят.
Вообще улыбка — это, наверно, «фишка» местного населения, которая вкупе с пьянящим воздухом Средиземноморья делает Ниццу и ее городки-сателлиты какими-то очаровательно ненастоящими.
И действий всего одного, совершенно незнакомого, чужого и чуждого, человека хватает, чтобы вмиг уничтожить этот облик, оставив вместо него изображения десятков искалеченных тел на асфальте.
По работе мне пришлось освещать уже не один теракт, просматривать снимки и видео с мест атак, пропускать через себя рассказы уцелевших и боль тех, чьи жизни оказались поломанными из-за потери близких. Но ни один прежний эпизод не вызывал у меня тех эмоций, которые я испытал, услышав по пути на работу о нападении на Ниццу.
Все люди так устроены, что пока что-то не произойдет в местах, к которым есть какая-то эмоциональная привязка, это кажется чем-то далеким. Происходящим где-то «там». И цепенеешь, понимая, что понятия «там» не существует. Оно рядом. Оно — здесь.
Теракт в Ницце был совершен не психопатом, хотя именно так выразился в интервью моим коллегам с LTV7 посол Франции в Латвии Стефан Висконти. Наоборот, тут действовал хладнокровный и циничный убийца, абсолютно осознававший свои действия. Если верить местным СМИ, он просидел в машине на набережной около девяти часов, выбирая наилучший момент для атаки. И пронесся два километра прямо сквозь живую толпу, пока, наконец, не был ликвидирован. И тут абсолютно не важно, был ли он исламистом, наркоманом или просто обиженным жизнью, решившим свести с ней счеты настолько диким способом.
Ницца — городок сравнительно небольшой, даже по латвийским меркам. И
когда настолько беспощадное массовое убийство происходит именно в таком городе, понимаешь: аналогичные события могут случиться где угодно.
Цель террористов всегда — через большое число жертв и последующую огласку заставить бояться их и лишить людей чувства безопасности.
Да, наши спецслужбы в очередной раз заявили, что уровень террористической угрозы в Латвии является низким. Но это не значит, что еe нет. И было бы просто хорошо, если бы те, в чьи должностные обязанности входит обеспечение безопасности страны и проживающих тут людей, помимо стандартных заявлений о «низком уровне угрозы» не просто расширяли штаты, а занимались превенцией. В том числе и распространением информации о том, с какими угрозами можно столкнуться в людных местах. И о том, как себя вести, если, не дай бог, что-то все же произошло.
Этого, увы, не знают не только простые обыватели, но и те, кто должен обеспечивать их охрану. Что после брюссельских атак очень наглядно показал эксперимент LTV7 .
