На премьере были все. Ну, или почти все. В антракте наблюдались охранники с аппаратиками в ушах (значит, был то ли президент, то ли премьер-министр), была богема, был режиссер Алвис Херманис. Не было Барышникова, который активно посещает все культурные события Риги во время своего нынешнего визита на родину, на что Херманис в кулуарах, как всегда, с юмором отреагировал сразу: «Так он же ушел из балета!» На самом деле Барышников, наверное, заглянет на спектакль, но позже — сам занят в театре, играет в «Белом вертолете».
А заглянуть повод есть, потому что нашему зрителю представлен совершенно необычный жанр в постановке именитого российского хореографа Сергея Землянского,
который запомнился рижскому зрителю весьма интересным спектаклем, показанным у нас несколько лет назад в рамках «Золотой маски» — «Материнское поле» по Чингизу Айтматову. Интересен тем, что спектакль без слов и состоит исключительно из движений, причем не из чисто хореографических «па». Равно как примерно так же срежиссирована, говорят, и нашумевшая постановка Землянского в Лиепайском театре, «Женитьба» Гоголя (то-то и худрук этого театра Херберт Лаукштейнс был замечен среди зрителей).
Сюжет основан на романе Эриха Марии Ремарка «Три товарища», где сплелись воедино самые важные ответвления жанра — страсть, переживания, да еще и социальные моменты (предчувствие воскрешения реваншистского режима в Германии двадцатых годов, в результате чего к власти пришел Гитлер). Ну и, как положено в романе Ремарка — гонки, любовь, смерть. И много алкоголя.
Хореография Землянского любопытна уже одним тем, что, грубо говоря, он сплавил в единый «металлический образец» различные «сплавы»
— например, классический танец (вроде бы что-то похожее на фуэте наблюдалось у исполнительницы роли Пат, эффектной красавицы Элзы Леймане, и что-то похожее на гранд-жете у Убийцы в отличном, как всегда, исполнении Аветика Карапетяна). А также присутствуют неоклассика, модерн, современный танец. И просто движения, которые при этом обильно приправлены весьма высокого уровня драматической игрой наших солистов балета.
И, кстати,
то же самое можно сказать и о музыке Павла Акимкина — это воистину большой труд (работал над этой музыкой более полутора лет), двухчасовая партитура, в которой мелодии не повторяются (попробуйте сочинить такое сами!), и в этой музыке мы слышим отголоски самых разных предшественников Акимкина — начиная, конечно, от Дмитрия Шостаковича,
который в своем легендарном «Золотом веке» активно использовал, например, музыку джаза. Аранжировки на тему джаза звучат в сцене кабака, куда приходит печальный Роберт (отличный Антон Фрейманс) с друзьями Готфридом (образ рабочего интеллигента в исполнении Виктора Сейко) и Отто (темпераментный Раймонд Мартынов) и составляют отличное джазовое трио, к которому потом присоединяется и Пат. Ну, не «Золотой век» Григоровича все же, но остается впечатление, что это, как минимум, весьма достойный уровень. Ну уж не халтура — точно.
А этому предшествует своеобразная увертюра, когда Роберту снится ужасный сон — на сцене лежит кордебалет в противогазах, судорожно двигается, не поднимаясь до поры до времени, а вокруг них — дым (газовая атака, жуткое воспоминание о Первой мировой войне). Все встают — и маршируют в окопы. Тут и музыка соответствующая, временами напоминающая страстный и жутковатый музыкальный фрагмент из какой-нибудь работы Тертеряна. Вообще,
музыкальная составляющая тут может по праву соревноваться с хореографической,
и очень хорошо, что уже на поклонах дирижер Янис Лиепиньш, хореограф Сергей Землянский и композитор Павел Акимкин кинули свои букеты невидимым в яме оркестрантам: они заслужили.
Для более-менее опытного зрителя здесь очень много хореографических и музыкальных отсылок к прошлому, и тем самым вся постановка вольно или невольно претендует на обобщение основных культурных знаков XX века, который буквально недавно завершился. Например, как бы парафраз опять же на недосягаемый никем «Золотой век» Юрия Григоровича (сцена в кабаке) сменяется совершенно лирическими сценами любви Роберта и Пат — сперва у моря (а почему бы не вспомнить тут дуэт Карениной и Вронского из «Анны Карениной» Родиона Щедрина), а потом и в финале — уже в больнице, где умирает любимая, но и здесь воспоминания о море и что-то напоминающее то же «Море» Дебюсси.
Менее опытный зритель здесь по-любому увидит очень крепкую, слаженную и в самом лучшем смысле слова профессиональную работу всей команды.
Здесь нет т.н. катарсиса, о котором мечтают иные страстные зрители (уж извините, но катарсис этот не всегда бывает даже у самого Бориса Эйфмана, для которого сцены в больнице — чуть ли не конек его творчества, присутствуют почти в каждой его постановке), но здесь есть чувство, толк, расстановка хореографических сил.
Кстати, в работе профессиональному хореографу, но предпочитающему работать в области именно движений и актерского мастерства, помогал рижанин, хореограф Дмитрий Гайтюкевич, а уж он в модерне и contemporary dance специалист первого сорта.
Здесь «атасные» костюмы именитого россиянина Максима Обрезкова (чего стоят военные мундиры «блюстителей порядка» в исполнении кордебалета и фиолетовые наряды с перьями в головных уборах у посетительниц театра в соответствующей сцене). Его же и сценография, которая одним легким движением руки и включением закулисного рубильника превращает сцену из автомастерской в театр, больницу или море. И отличная работа мастера по свету Александра Сивоева, которая особенно сильна в сцене гонок (благодаря свету придается ощущение отчаянного движения), тут еще и изображение луны...
Но если говорить о чем-то большем, чем просто об очень мастерски «скроенном» спектакле, то
в нынешней постановке присутствует весьма интересный ход — три раза появляется на сцене певец, самый настоящий — солист нашей Оперы, лирический тенор Михаил Чульпаев.
Он и в сцене театра, и в больнице и уже в финальной сцене, когда умирает Пат. Во-первых, Чульпаев отлично поет — во всяком случае, намного лучше, чем год назад. А во-вторых, он интонационно очень точно передает тревоги и надежды, исполняя текст на неведомом мне немецком. А в этих текстах явно есть некое важное содержание.
Так что... эту постановку явно могут с интересом ждать в той же Германии. Да и вообще в Европе. Да даже в России (и особенно, наверное, все же в России, по такому случаю могут и перевести текст). Так что позднее у спектакля может быть весьма интересное продолжение уже вне стен Латвийской оперы. Успехов!
