Это хороший спектакль со многими причитающимися «штампами» известного режиссера. Надеюсь, на слово «штамп» режиссер не обидится – это ведь даже комплимент и намек на то, что есть узнаваемый почерк. Это я без вечной иронии. Вообще, кто-то из мхатовцев советского периода (Иннокентий Смоктуновский, кажется), изрек парадоксальную, но точную мысль, что
чем больше у артиста штампов, тем он более великий. Поняли? Ну так вот то же самое можно сказать и об искусстве режиссера.
Я даже большее заявлю: в этом спектакле по мотивам нобелевского лауреата Исаака Башевица Зингера Алвис Херманис, если угодно, достигает уровня такого великого режиссера, как Георгий Александрович Товстоногов. Потому что Товстоногова отличала предельная ясность ума. У него на первом месте все же всегда была прежде всего театральность без лишней интеллектуальной «зауми» (хотя «сказка ложь, да в ней намек»). И который имел потрясающих актеров в своей труппе.
И вот все эти три составляющих успеха у Херманиса давно есть.
Кстати, почему я тут еще припомнил Товстоногова… В общем, похвастаюсь – в июле-августе 1988 года я не вылезал из петербургского БДТ, посмотрев чуть ли не весь репертуар и видев самого мэтра. Алвис старше меня – может, тоже видел. А уж изучал-то классический материал – точно. Вообще, Херманис ведь яркий пример современного режиссера, который аккумулировал в себе самые разные театральные направления – чай, не первый десяток лет живет, весь мир объездил, много видел.
Может, тут есть что-то и от иной школы, но я все же вспоминаю те «Смерть Тарелкина», «Историю лошади» и «Энергичных людей». А уж «Энергичные…» - они по рассказам Шукшина… А а уж современный-то театрал знает, кто автор современных «Рассказов Шукшина»…
И вот перед нами выдающийся, выдающийся и еще раз выдающийся латышский артист Гундарс Аболиньш, исполняющий роль 89-летнего одинокого старца, смешивающего молоко с кока-колой… И это, вдруг, мне явственно напомнило Евгения Лебедева в «Энергичных людях» - ну, знаменитый фрагмент, когда он водку с трясущимися руками пьет. Случайность? Не думаю. Или это мое личное дежавю. Но это нормально – я убежден, что каждый мыслящий зритель в этом спектакле является неким соавтором. В том смысле, что тоже примеривает на себя всю эту ситуацию.
Я уж не говорю о «слугах просцениума», которые в середине акта выходят и перестраивают сцену из комнаты, где живет герой Аболиньша, в комнату, куда главный герой приходит в гости к своей соседке в исполнении блистательной Регины Разумы, которая предлагает на старости лет провести остаток жизни вместе… И эти «слуги» тоже играют некую роль, как бы ненавязчиво вмешиваясь извне в театральный процесс. И неким образом превращая действо на сцене во вполне жизненный процесс.
И тут полно опять же множества театральных приемов, которыми так отличался Товстоногов, да и любой великий режиссер этим отличается. Тем паче, что мне кажется (да не кажется, а уверен я!), что Алвис Херманис постоянно опасается (и не только в этом спектакле), что действие затянется, «провиснет», зритель заскучает, а потому он периодически своим героям придумывает эффектные моменты, а уж Аболиньш и Разума – актеры выдающиеся, им их исполнить раз плюнуть.
Как и у Товстоногова, у Херманиса весьма цепкий ум и он очень иронично относится, наверное, ко всему на свете. Возможно, и к самому себе – тоже.
И тут, как у любого среднестатистического классика, трагическое может быть смешным, и наоборот.
Сюжет «Поздней любви» - название, которое, казалось бы, должно сказать обо всем, можно интерпретировать по-разному. Вам казалось, что вот поздняя любовь двух престарелых людей и happy end? Но здесь нет счастливого конца, хотя Херманиса придумал столько трюков, что зритель постоянно смеется. Но трудно не обратить внимание на то, что смеется-то зритель преимущественно молодой. Вся эта история с простатитом и постоянно бегающим в туалет героем Аболиньша – это ведь и смех, и грех. И по большому счету, печаль беспросветная, еврейская (Зингер сын раввина), но все же с надеждой.
И вот теперь отвлекаясь от классических и отличных штампов – мне показалось, что, несмотря на внешние эффекты, это одна из самых печальных постановок Херманиса. При этом, учтем еще и такой нюанс, что печаль и грусть, как говорил мудрый Отар Иоселиани – это все же несколько разные понятия. Печальнее сюжет только в «Бродском/Барышникове», где одинокий друг приходит, пытаясь встретиться с духом ушедшего товарища…
Тот, кто знает творчество Исаака Башевица Зингера, понимает, что юмор здесь – понятие относительное, в действительности сюжет весьма трагический и его конец всякому мыслящему человеку известен. И сразу скажем, что известно – главная героиня, которая после ухода супруга предложит соединить судьбы со своим одиноким соседом, все равно понимает, что «только раз бывает в жизни встреча, только раз с судьбою рвется нить». И она сиганет с балкона, оставив соседа мучиться с остатками той самой последней любви. А ведь это был явно намек на эту любовь, и была надежда, что все будет хорошо, они будут жить долго и счастливо, доживут до ста лет, и умрут в один день. А нет этого. Потому что поздно уже любить?
И день заканчивается, и несчастный герой Аболиньша заснет. Навечно? Это как вам угодно – решайте сами. Во всяком случае, дальше начинается весьма забавный театральный поворот, то есть – антракт. И коллега спрашивает, «а это уже все?». И кажется, что, в принципе, все, потому что ведь в оригинале рассказа Зингера именно на этом действо и завершается. Но в программке-то ведь точно указано – в двух действиях. И поэтому все идут кто перекурить, а кто в кафе – развеяться.
И вот второй акт – а там все по-иному! Это пересказ рассказа Зингера «Сеанс». Именно пересказ, потому что в оригинале «Поздняя любовь» - не пьеса, а рассказ. И тут Херманис применяет свой уже испытанный прием, когда герой читает текст от автора, который, в свою очередь, описывает этого своего героя. То есть, это чистейшего вида литература, которая вдруг начинает «играться», «разыгрываться». Кстати, интересный момент: артист Аболиньш является и переводчиком этих двух рассказов Зингера.
Во втором акте действо приближено максимально к зрителю, который и так сидит в камерном зале (250 мест). Оно проходит почти на авансцене, на фоне совершенно волшебной сценографии Моники Пормале. Если в первом акте была стандартное пространство в многоквартирном доме во Флориде, то во втором – уютное помещение-пенал, в котором соединяются десятки аксессуаров, множество – из мира индуистики (см.фото).
Это пересказ и «разыгрывание» расссказа Зингера «Сеанс» все теми же двумя выдающимися актерами (с маленьким явлением юной дамы в изображении Марии Линарте). Разума здесь дама зрелого возраста, но еще вполне себе ничего, с формами и с большим «тухесом» (по-прежнему стройной актрисе здесь сделали еще ту утолщенную «фигурку», которая танцует индийские танцы, ходит с магическим шаром и предвещает будущее герою Аболиньша, который уже тогда страдает простатитом). Кстати, уж простите, но вот эта индуска – еще та товстоноговская Ханума (да и внешне похожа), которая готова полюбить этого несчастного, массировать ему простату до конца жизни…. А как танцует (тут Разума действительно потрясающа!)…
Короче, хватит о Георгии Александровиче, а то точно реинкарнация какая-то…
У Херманиса, как известно, есть хорошие друзья, близкие к кружку, изучающему учение философа Александра Пятигосркого, профессионального, кстати, ученого, изучавшего древнее искусство Индии. Среди них, например, Улдис Тиронс, который с недавних пор ставит в Новом рижском театре спектакли – причем, очень хорошо. У меня до сих пор не выходит из головы его «Последняя елочка Ленина», где реинкарнация души вождя проходит всяческие немыслимые границы. И, конечно, отличный у него спектакль «Обманутая» по последнему рассказу Томаса Манна.
Херманис в такие высокие материи не залетает, потому что он нормальный совершенно человек, вот я вам свидетельствую это документально!
Знаете, он вполне земной человек, хотя вот все и говорят, что чуть ли не гений. Нет, у него весьма удачно полушария в голове устроены, и поэтому во втором акте, в этом «Сеансе» «залет» в неведомые дали периодически «заземляется». И «гаснет в зале свет и снова»… И остаются в памяти последние слова героини, что нет смерти и есть вечная любовь, ну очень по-индусски.
Жаль только, что этот переход от яви ко сну (от первого акта ко второму) все-таки очень напоминает вечный сон. И понимаешь, что есть «Поздняя любовь», а есть еще одна «Поздняя любовь». Да. Есть та самая счастливая поздняя любовь – не поверите, но я видел на улице Миера, идя на спектакль, весьма пожилых людей, которые шли за ручку. А есть такая ситуация, когда понимаешь, что поздно уже любить, поздно. Раньше надо было, вот с этой гадалкой-шарлатанкой, например.
Хотя… все это моя версия. Я ж не Зингер. И не Херманис. Я Шаврей, поэтому завершу анекдотом. Временами все это напоминает волшебный анекдот. Итак, умер мужчина. Попадает на аудиенцию к Всевышнему. И мужчина говорит Ему: «Почему же ты так и не подарил мне в жизни встречу с любимой, единственной!» А Всевышний отвечает: «Помните, вы полвека назад ехали в вагоне-ресторане?» «Да». «Ну так вот напротив вас сидела женщина и она попросила вас передать ей соль…» «Ах, да!».
