Об Андрее Дмитриевиче написано очень много, и еще многое напишут. Я хочу в день столетия академика проанализировать только один момент, личный: «Почему этот портрет у меня все висит уже более тридцати одного года?»
Это вырезка из журнала «Огонек» за декабрь 1989 года, когда вдруг мир узнал, что академик внезапно умер. Ему было всего 68 лет, хотя выглядел классическим стариком лет восьмидесяти-девяноста. Но это внешнее, а вот внутреннее состояние — то, что неподвластно мне для анализа, но я попробую.
Он до конца был с очень сильным стержнем, хотя мог позволить себе упасть на стол и расплакаться в шестидесятых годах, когда был не в силах убедить советское руководство в том, что его водородное создание, царь-бомба — ужас. О тех слезах академик писал потом в воспоминаниях, у которых тоже совершенно отдельная история — о том, с каким трудом он их писал, рукопись уничтожалась или выкрадывалась КГБ, он все восстанавливал по памяти...
Его мозг — нечто удивительное даже для его коллег: память, анализ... При том, что внешне он мог казаться даже засыпающим на важном заседании и ничего не слышащим — это было совсем не так. «Он, видя перед собой что-то, моментально видел схему, потом шел анализ, и ответ был готов», — говорил о нем академик Мигдал.
Так вот, это был мозг, понимающий что-то невероятное и немыслимое для простых смертных. Иначе бы он не создал бомбу, не стал академиком в 32 года — самым молодым в истории, и тут можно продолжать... Главное, что при этом он видел столь многое — через года, десятилетия и, может, даже столетия, не являясь при этом никаким мистиком или ясновидящим. Это не пафос, а правда — он просто ясно видел.
Он однозначно бы мог стать нобелевским лауреатом по физике, если бы, конечно, не был поначалу столь засекреченным и если бы занимался мирным атомом. Впрочем, по словам известного московского фотографа Юрия Роста, сам академик незадолго до своей смерти сказал ему на своей простенькой кухне: «Я бы мог стать ВЕЛИКИМ физиком, если бы не был связан с Проектом». Горькая правда.
Так вот, его общественная позиция в шестидесятых-восьмидесятых годах, за что претерпел гонения, действительно горькую ссылку в, извините за тавтологию, город Горький (ныне Нижний Новгород) — это опять же немыслимая для большинства ситуация когда... ну непонятно, ну все же у человека есть! А он вдруг становится философом. Ну не политиком же, даже учитывая тот факт, что официально политиком академик был только в последние полгода своей жизни, став делегатом Съезда народных депутатов.
Понимаете, есть политики с местечковым мышлением, а есть, как известно, государственные деятели. А есть люди с европейским мышлением. Ну, или с американским. А есть — с планетарным. Сахаров не подходил ни под одну эту категорию, потому что только время подтверждает, что это был человеком с мышлением космического масштаба. А таковых — единицы на весь мир. Кого можно припомнить в этом ряду? Махатму Ганди? Альберта Эйнштейна? Альберта Швейцера? России очень повезло, что у нее в прошлом веке был один такой человек. В нынешнем — не видно.
Так что это все мелочи, что основанный некогда вдовой академика Фонд Андрея Сахарова в Москве теперь «иностранный агент» (равно как и общество «Мемориал», первым председателем правления которого был Сахаров). Что с одной стороны официальные российские власти как-то отметят столетие Сахарова (будет фильм на Первом канале, да и в новостях скажут пару слов), а с другой — запретили «иноагенту» проведение невинной выставки с абсолютно иезуитским на то бюрократическим обоснованием.
Сахаров был человеком между эпох и даже над эпохами и останется таковым и далее. Редкий случай и совершенно документальный.
Так вот, портрет этот висит уже более трех десятилетий по всем вышеперечисленным причинам. Но есть еще одна, и до нее я дошел своим умом в апреле прошлого года. Тогда только началась пандемия, которая многих из нас напугала — и меня, между прочим, тоже. Мир остановился. Остановился в какой-то момент и я. И три дня читал мемуары академика Сахарова, написанные им там, в ссылке в городе Горьком.
Воспоминания заканчиваются словами: «Я надеюсь, что, преодолев опасности, достигнув великого развития во всех областях жизни, человечество сумеет сохранить человеческое в человеке». Перечитайте эту фразу еще раз.
Жалуетесь на изоляцию? А теперь представьте себя в положении ссыльного, которого, несмотря на звание академика и возраст, выкидывают из милиции, и он падает наземь. Представьте, что когда все газеты пишут о мировом сионизме, который в лице «мадам Боннэр» окрутил наивного академика, на улицах тебе в лицо кричат: «Предатель, мы тебя подвесим за...» Когда каждый день заходят неизвестные в твою квартиру, ломают печатную машинку, крадут дорогую камеру, угоняют машину, выкрадывают рукописи, и приходиться начинать писать мемуары заново, а это большой труд.
Ты — изгой, предатель, гад, несмотря на академизм, а Нобелевка за мир во всем мире — это 30 сребреников. Да ну тебя, старик, потому что ты Иуда. И академик пишет о том, что плакал. Вот просто садился и плакал. А что хотел академик? Чтобы не было войны. Чтобы его родственники смогли выехать за рубеж и воссоединиться. И голодовка на этом фоне с насильственным кормлением — это уже «цветочки».
Я попытался поставить себя на место рядового гражданина СССР того времени, как бы я повел себя? В то время, когда даже в школах говорили, что Сахаров агент ЦРУ и мирового сионизма. Думаю, я бы... промолчал. Но не толкал бы, не мучил, не издевался.
Ведь есть такая фраза: «Я абсолютно не согласен с вашими мыслями и идеями, но готов сделать все для того, чтобы вы могли их спокойно излагать».
Ну вот, еще раз прочитайте, у нас обычно с третьего раза доходит: «Я надеюсь, что, преодолев опасности, достигнув великого развития во всех областях жизни, человечество сумеет сохранить человеческое в человеке».
Мир этого не достиг и спустя тридцать лет после смерти академика. И в целом — пока что это просто такая великая основа для классической трагедии, когда величайший ученый современности сотворил ТАКОЕ, что может убить запросто весь мир, но увидев опаленного и беспомощного ослепшего орла на полигоне в Семипалатинске, он ведь что-то понял? И осознал.
Но ведь это еще не все — он пришел к решениям глобального характера, изменив всю жизнь и себе, и многим другим. Хотя у него всё было — три звезды Героя, 50 тысяч рублей за бомбу (при средней зарплате в 120!), зарплата более двух тысяч рублей при средней по стране в 100 рублей (он получал больше, чем члены Политбюро и министры!), все блага...
А он остался Человеком.
