Flashback – это название фильма Герца Франка, в котором он во время операции на сердце переживает клиническую смерть и вспоминает самые яркие моменты своей жизни. Так что применим этот прием в данном печальнейшем случае. И начнем с финала.
Самое удивительное, что утром, когда мне позвонили с трагическим сообщением, первое, что я увидел – это книгу «Кто держит паузу?» Сергея Юрского. Это к тому, что он ведь был отличным писателем, на его счету множество книг. Одну надписал мне коротко, строго посмотрев на меня лет пять назад, когда выступал в Риге в частном ресторане на верхотуре одного рижского торгового центра: «Удачи! Юрский». А на другой, еще в ранней юности, надписал: «Сегодня же день Театра! 27 марта 1990!».
Тут же вспоминается и другой случай, когда в 1994-м он приехал в Дом общества латышей с гастрольным показом своих легендарных «Стульев»по Ионеску. И он весьма нервно взглянул на двух интеллигентных парней, попросивших у него за кулисами автограф: «Вам сколько лет? Четырнадцать? Пора заканчивать с этой ерундой!».
«Стулья» - это был совершенно грандиозный и авангардный по тем временем для пост-советского зрителя спектакль. Публика воспринимала известных артистов Юрского и его жену Наталью Тенякову (ах, да, «дядя Митя» с бабушкой), но не сам текст и режиссуру. Сергей Юрьевич был очень недоволен рижской публикой.
А уж приезжал к нам столь часто, что со счету можно сбиться. И уже опытная театральная рижская публика не до конца была довольна режиссером Юрским, когда он приехал со спектаклем по творчеству Шагала в «Дайлес», но заслуженно устроила ему овацию, как артисту.
А еще, в конце восьмидесятых, он приезжал с творческой встречей в тогда Дом офицеров (ныне Дом общества латышей), которую объединял с вечером поэтическим. Кстати, популярность жанра таких поэтических вечеров – прежде всего его заслуга. Родился он у Юрского, как вынужденный шаг (ему пришлось покинуть в конце семидесятых родной Ленинград и БДТ Товстоногова, власти его не любили). А потом жанр разросся до степени почти гениальной – Юрский знал наизусть всего «Евгения Онегина». И как знал - со всеми нюансами! И это вообще отдельный пункт в его богатейшей биографии.
Бендер? Это его была любимая роль, конечно – в «Золотом теленке» Михаила Швейцера. Он об этом говорил рижанину во время творческой встрече, который был почему-то убежден, что по жизни Сергей Юрьевич – вылитый Груздев из «Места встречи изменить нельзя».
Сергей же Юрьевич был интеллигентнейшим и нормальным человеком. Горжусь, на моем счету пять интервью с великим актером. Он был открыт, хотя и строг. И первое интервью произошло совершенно невероятным образом. В 1995-м артист приехал с театром Моссовета, с постановкой «Село Степанчиково и его обитатели», в котором Юрский потрясающе играл Фому Опискина. После спектакля я подошел, попросил об интервью, Юрский сказал: подъезжайте ко мне завтра утром, часов в десять в гостиницу в Юрмале.
Приехал. Юрский долго не открывал дверь. Потом раздалось кряхтенье, дверь приоткрылась – великий артист стоял в семейных трусах. И сказал честно – «извините, молодой человек, я сейчас не могу, позавчера после спектакля крепко отметили гастроль! Вечером!».
И вечером мы беседовали в гримерной. «Почему публика еще ходит в театр?», - восклицал он. – «Вот что меня интересует. Раньше театр для публики был храмом, а теперь что? А для меня храм – это храм. Церковь. Если нет ответа на вопрос – приди туда, посмотри наверх и спроси, должны ответить!». «Вы так делаете?». «Бывает», - усмехнулся Юрский.
Когда в последний раз он выступал в Рижском русском театре с творческим вечером (приезжал практически ежегодно) – это была мистика и триумф. На сцене сидели молодые артисты, перенимали опыт, в зале – публика. И он так читал Хармса! В какой-то момент вдруг публика ахнула – Юрский остановился… сказал: «Извините, через полминуты…» Все подумали, что артисту плохо. Я сидел с краю и видел, как Сергей Юрьевич выпил за кулисами стакан воды и моментально выбежал обратно на сцену – горло пересохло.
И он гениально читал Пастернака, «Свеча горела на столе…». И половина зала явно думала о Пугачевой, певшей песню на эти стихи. И я, кстати, тоже. А после спектакля в двух отделениях вдруг выяснилось, что вот она, Пугачева, рядом. Ее узнавали по Максиму Галкину, кстати. Накануне до рассвета Юрский сидел накануне с Пугачевой в ресторане у пляжа, им было, что обсудить и вспомнить.
В действительности же, оглядываясь на всю жизнь Юрского, меня поражает одно обстоятельство. То, что Юрский был не просто хорошим приятелем, знакомым, а одним из немногих друзей великих жителей Ленинграда Иосифа Бродского и Михаила Барышникова (его, еще совсем юного, он снял в своей телепостановке «Фиеста» по Хемингуэю). Из-за этого первый секретарь Ленинградского горкома Коммунистической партии Романов Юрского и не любил. Но Юрский никогда не афишировал дружбу с двумя гениями.
Он был нормальный, скромный, работяга. И воистину великий артист и человек.
