В этой публикации я не буду писать о тех действительно тяжёлых днях августа 1987-го, которые до глубины души взволновали всю рижскую общественность. Уже писал об этом. Остаётся только до сих пор размышлять счастье это или нет, что мне удалось увидеть тогда, 14 августа, тот трагический спектакль «Женитьбы Фигаро» в Латвийской опере.
Наверное, счастье, что успел увидеть игру великого артиста, что говорится, «живьём» (да ещё и из оркестровой ямы). Драма — потому что понимаешь, как несправедливо иногда получается: человек ушёл на взлёте. И, между прочим, на взлёте к чему-то совершенно новому. Даже известно, к чему именно.
Так что в данном случае
хочется написать несколько слов о «другом Миронове». О том, что будь он сейчас жив, мы бы, вероятнее всего, узнали артиста совершенно иного, непривычного широкой публике амплуа.
Тогда, на излёте 1987-го, вышел очередной номер ежемесячного журнала «Театр» с фотографией артиста на обложке. В нём было опубликовано последнее интервью с артистом, которое он давал как раз перед поездкой в Ригу, в Театре сатиры, во время закрытия сезона.
Он рассказывал потрясающие истории о своём Клаверове из «Теней» Салтыкова-Щедрина, спектакле, который он поставил, как режиссёр, в театре Сатиры. И играл главную роль. В том тексте были такие поразительные глубины! И это вам совсем не танец на корабле из «Бриллиантовой руки». Жаль, тот спектакль не успели снять на телевидение, но оставшиеся фотографии из «Теней» о многом говорят.
«Ну всё, надо бежать в кафе, а то его закроют — и тоже до следующего сезона», — такими весёлыми словами завершалось то интервью.
Но по внутреннему мироощущению Миронов был, безусловно, трагической личностью. Да, часто общительный, жизнерадостный, но близко знавшие артиста знали и обратную сторону этой «луны». Пожалуй, очень хорошо знал это Илья Авербах, успевший в начале 1980-х снять «Фантазии Фарятьева» с Андреем Александровичем — этот фильм многие знают, многие смотрели.
Но обидно, что телевидение почему-то не показывает последний, сделанный за пару месяцев до смерти артиста, телеспектакль с его участием — «Белые розы, розовые слоны» по пьесе Уильяма Гибсона. К счастью, запись есть, выложена в Интернете — непременно посмотрите, если вы хотите увидеть другого и, пожалуй, настоящего Миронова.
Это последняя телевизионная запись артиста (запись 8 марта 1987 года в «До и после полуночи» Владимира Молчанова было последней показанной при жизни).
Тогда были другие темпы: спектакль сняли весной-летом 1987-го, а показали его через полгода, когда на улице уже была зима. Спектакль показали по Центральному телевидению один раз,
он ещё сопровождался потом записью беседы Миронова, Чурсиной и режиссёра Иона Унгуряну с Уильямом Гибсоном (сохранилась ли?). Многие тогда открыли для себя Миронова, потрясающе говорящего по-английски. А многие открыли заново, как актёра.
Это история о том, как обитательница богадельни Молли Иган (Людмила Чурсина) принимает участие в пикетировании лаборатории, разрабатывающей ядерное оружие. Судья Генри Пулэски (Андрей Миронов) признает ее виновной в «нарушении границы частного владения». Психологические диалоги и образ судьи в исполнении великого артиста — это то, перед чем падают ниц все театральные критики, потому что… такое сыграть нельзя. Это, пожалуй, что-то вроде мистики — в том числе и белый голубь, садящийся на кресло, в котором сидит судья, и взгляд артиста… Посмотрите!
А к остальному добавить что-то новое уже трудно. Пожалуй, только одно. И в какой-то степени это можно считать откровением. Стало известно, что Андрей Александрович знал о своём диагнозе — задолго до своего ухода из жизни в Риге.
Интервью mk.ru дала первая супруга артиста, Екатерина Георгиевна (легендарная радистка Кэт из «Семнадцати мгновений весны»). У них есть дочка — Майя Миронова. Она долго молчала, но сейчас сказала, что должна многое сказать: «Только потому, что приближается момент моей встречи с Андреем. Это абсолютно реально».
История из середины 1970-х. «Он уже болен был — эта штука, аневризма, росла. Мы пошли с ним к Коновалову, известному хирургу, и тот подтвердил, что аневризма — в лобно-теменной области и что можно оперировать. То есть место хорошее, можно прооперировать, но Андрей отказался. Спросил только: «А сколько я проживу?» — «Одиннадцать лет. У нас другой статистики пока нет». Андрей задумался, посчитал в уме: «Годится».
И он успел сняться и в «Иване Лапшине» Алексея Германа, и в «Фантазиях Фарятьева» Ильи Авербаха, и в «Белых розах, розовых слонах» Иона Унгуряну, успел поставить «Тени»… Хотя многое, конечно, не успел…
