Андрей Шаврей: «А потом мы танцевали» — вах, жаль, предупредили, что это первая грузинская гей-драма!

Обратите внимание: материал опубликован 4 года назад

В кинотеатре Splendid Palace состоялась латвийская премьера нашумевшего уже накануне выхода на экраны фильма «А потом мы танцевали». Сообщается, что это «фильм, расколовший Грузию» — о любви двух танцовщиков национального ансамбля. Не знаю, как там насчет раскола, но... фильм очень хороший. Коллега в зале даже всплакнул, а ведь вроде не гей, хотя... кто знает.

Фильм снял грузинский режиссер, ныне проживающий в Швеции Леван Акин. Фильм на грузинском языке, но выдвинут на «Оскар» от толерантной и повидавшей много чего на своих веках Швейцарии. А на родине режиссера вызвал протесты поклонников «духовных скреп», которые, как видим, наблюдаются не только в России. Что и говорить — темпераментная нация, но я бы не стал сразу же утверждать, что этот фильм «расколол нацию». Просто

всегда есть часть народа, которая придерживается так называемых истинных ценностей — хотя кто знает, что есть истина?

Мне очень жаль, что я, как и большинство других зрителей, уже заранее знал, что «это первая грузинская гей-драма». Потому что, как ни крути, не в этом соль (хотя и в ней, что там скрывать, тоже). Первые 52 минуты почти двухчасового фильма идет история, вполне привычная для тех, кто пережил постсоветские времена. А в Грузии они, судя по всему, еще местами наблюдаются, хотя действие фильма происходит сегодня — бедные артисты национального фольклорного танцевального ансамбля, для которых самое большое счастье — выехать на гастроли, а потому, естественно, тут и интриги, и недоброжелатели. В общем, по большому счету, как в любом современном хореографическом коллективе. Но тут и нищета артистов, когда не хватает одного лари, чтобы позвонить по мобильному другу. И приходится попрошайничать.

И вот в один момент в зал вдруг приходит он — прекрасный, мужественный новый танцор из Батуми по имени Ираклий. Ну, правда, с серьгой в ухе, что еще ни о чем не говорит. Серьгу главный балетмейстер потребует снять, потому что — традиции.

Тут, конечно, много ассоциаций с великолепным национальным танцевальным ансамблем Грузии имени Сухишвили, хотя напрямую они не афишируются (мало ли в Грузии классических танцевальных ансамблей?). Исполнители двух главных ролей (Ираклий и Мераб) периодически танцуют сами — не на таком выдающемся уровне, как солисты того же ансамбля имени Сухишвили, но все же...

Здесь первые 52 минуты — история возникновения дружбы, основанной на преклонении на несомненном таланте старшего товарища. Ну, потом грузинское многоголосье, чача на даче и внезапная страсть на ночной природе у палатки. Ну, бывает. Дело молодое. Но затем идут и пять минут откровенно гомоэротических — то, что ниже пояса, не показывается, но подразумевается. Собственно, вот и вся «гомоэротика». 

Важнее то, что в этом фильме в действительности есть подспудные размышления и намеки о том,

насколько сегодня Грузия — ментально Европа и готова ли она вообще вливаться в «братскую семью европейских народов»?

Потому здесь и периодически ассоциации с девушкой-танцовщицей, которая угощает юного Мераба сигаретами — пачка вроде европейская, но сигареты вообще-то местного производства, лицензию выдали. Под занавес фильма даже больше — сцена, когда пачка самая настоящая, из Европы, только девушка в них вкладывает уже те самые сигареты местного производства. Метафора налицо. «Тебе надо ехать в Лондон, Мераб!»

Латвия в этом смысле лет на 15 обогнала Грузию. Мне помнится, как

еще в 2000-м мне, например, запретили писать о семинаре по проблемам геев и лесбиянок. Извините, но он с подачи Фонда Сороса проводился в центре «Вайвари»,

и я тогда три дня жил по соседству с недавно ушедшим из жизни академиком Янисом Страдиньшем, который мне говорил утром, выходя из своего номера: «Вы на семинаре? Важная, серьезная тема!» А уж после, извините за двусмысленность, мужественного «каминг-аута» министра Ринкевича мы вообще сильно прорвались в этом смысле в необозримые голубые дали. Сегодня Грузия в этом смысле напоминает Латвию начала 2000-х.

Мужественный красавец Ираклий в конце концов сообщит другу Мерабу, что он обручился с невестой в родном Батуми, отдавая предпочтение традициям. Мераб страдает, а перед этим он попадает еще и в сомнительный клуб, где такие танцы!.. Да, это вам не классический фольклорный танец! Вообще в фильме полное хореографическое разнообразие — от классического народного танца до финала, когда протестующий Мераб выдает перед престарелым художественным руководителем ансамбля (эдакий аксакал), а также его главным балетмейстером (вряд ли случайность, что он своей бородкой и вообще образом напоминает великого Мориса Бежара), такой хореографический микс!

Здесь классический танец сразу же переходит в contemporary dance, современный танец, уже давно весьма востребованный в Европе (в Латвии к нему мы пришли благодаря Ольге Житлухиной только лет двадцать назад). Конец танца, аксакал восклицает: «Руки ему оторвать надо за такой танец!», а Мераб гордо уходит и закрывает дверь. Он улетит в Лондон, как это сделали многие до него. Перефразируя Высоцкого, «там на четверть бывший наш хореографический народ».  И только грузинский «Бежар» останется сидеть на стуле, задумавшийся...

Но Мераб же все равно на всю жизнь запомнит великого грузинского танцовщика Вахтанга Чабукиани (или там на видео все же Лапаури?), «каждое движение которого что-то значит». Классический и современный танец — как два-брата-бисексуала! А

по большому счету фильм о том, что как жаль, что мы жертвуем или просто теряем то, что бывает редким подарком с небес — дружбу, любовь...

Мераба играет совсем вроде не симпатичный танцор, эдакий «крокодильчик» в совершенно изумительном исполнении дебютанта Левона Гелбахиани (с ходу номинированного на European film Awards в одном ряду с Бандерасом и Дюжарденом — результат узнаем 7 декабря!). Такой милый мальчонка, извините, вроде пассивный. Но именно он в финале поступит как настоящий мужчина, в отличие от своего друга — сохранит любовь и верность и к танцу, и даже, возможно, к другу.

А подводя резюме, невольно вспоминается давнишняя рижская история. Еще в конце девяностых прошлого столетия (тысячелетия!) ранней весной открывалась какая-то выставка в ныне уже давно почившей в бозе галерее Ars Moderna. И во время торжественных речей вдруг некоторые заметили... взлетевшего откуда ни возьмись первого комара. Какой-то циничный художник взял его и прихлопнул. А наш замечательный художник Бабкен Степанян (не путать с недавно ушедшим из жизни его однофамильцем Александром Степаняном), как ни крути, представитель, извините, «кавказской национальности», с грустной улыбкой после этого сказал великое: «Первому труднее всего!»

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное