Казалось бы, к делу не относится (хотя все спектакли Сергея Анатольевича весьма музыкальны), но музыкант Коган тут вот к чему. Утро 14 ноября, скрипачу Когану исполнилось бы 100 лет. Дата! Сделал эксперимент в известной всем социальной сети, хотя результат мне был известен уже заранее. Просто поставил фотографию гениального скрипача с упоминанием юбилея, а фамилию не написал. Понимающие и так видят. Разумеется, лайкают только те, кто понимает, а таковых мало — преимущественно музыканты, даже один доцент консерватории. Что до остальных, то им лучше котиков. Извините за сравнение, но любой пушистый любимец публики соберёт больше лайков, чем великий скрипач.
И тут мы имеем опять же извечную проблему любого нашего латвийского театра — как сделать так, чтобы спектакль был долгоиграющим. Ну, чтобы хотя бы год-два на сцене был — при небольшом размере города и её публики это уже много.
Вот, например, на сцене театра Чехова более четырёх лет назад были «Пять песен по памяти» — очень интересный интеллектуальный спектакль в постановке убывшего в Москву Владислава Наставшева, а пьесу написали четыре поэта из рижского литературного объединения «Орбита». Уже после премьеры сразу было ясно, что этот спектакль (повторяю — хороший) не долгожитель, потому что... ну слишком уж много глубоких метафор.
Вспомнилась история, рассказанная мне Раймондом Паулсом лет десять назад. Он тогда посмотрел с супругой Ланой телепередачу «Апокриф», которую вёл писатель Виктор Ерофеев, и потом Маэстро сказал мне: «Какой уровень! А у нас сколько интеллектуалов в Риге?» Я задумался. И ответил, что на один камерный зал человек сто набралось бы...
Кроме того... Я специально не пошёл на премьеру 1 ноября — попал на четвёртый показ. Во-первых, по старой театральной примете премьера обычно провальна. Во всяком случае, так было с постановкой того же Голомазова «Канкун» Жорди Гальсерана — старые служители театра были недовольны. И я грешным делом подумал, что спектакль — не жилец. Однако смотрите — спектакль идёт в большом зале уже более пяти лет, редкий случай!
И во-вторых— я хотел увидеть не премьерную, а истинную рижскую публику. И надо сказать, что публика премьерная и та, что на четвёртом показе — две большие разницы.
Всего пара знакомых (правда, один из них большой московский театрал — о нём ниже). А большая часть из совсем другого, не премьерного мира. Думаю, никого не обижу, если замечу такую деталь: поднимаюсь на лифте на третий этаж, к партеру, а там выход из лифта с другой стороны, чем вход. И дамы удивились: «Ой, а мы не знали, что с этой стороны выход». Не удивлюсь, что эти дамы вообще впервые были в нашем русском театре. Но о «Тартюфе», думаю, что-то слышали...
Так что, конечно, удача, что выбран «Тартюф» — классика из классик! Подумать, ей уже почти четыре столетия! Бомарше с его «Фигаро» и то моложе.
На эту пьесу ходили, ходят и будут ходить. Но разумеется, поставить сегодня «Тартюфа» в исключительно классическом стиле — за это обругают, за «нафталин». Обругают, даже если поставить в стиле замечательного Яна Фрида,
а это режиссёр легендарных фильмов «Двенадцатая ночь», «Собака на сене», «Летучая мышь», «Сильва», «Дон Сезар де Базан». Его последней постановкой был как раз «Тартюф», и это было просто артистическое пиршество (Михаил Боярский, Ирина Муравьёва, Владислав Стржельчик, Лариса Удовиченко...)
Благо, Сергей Голомазов — отличный мастер неоклассического жанра. И свой новый спектакль выдержал в этом ключе, осовременив его — действие происходит в наши дни. Ход, конечно, уже даже несколько старомодный, но в данном случае точно верный — таких тартюфов, которые становятся повелителями душ, домов, государств, сегодня пруд-пруди. Вечная тема.
Думаю, одно из достижений этой постановки — сценография Михаила Краменко, это главный художник театра «Гешер» в Тель-Авиве. Он уже не раз с успехом сотрудничал с Театром Чехова. Лестницы, соединяющие двери в разные комнаты большого дома, где живут герои пьесы. Как и в жизни, всё пересекается. При этом видно по вензелям на дверях, что дом богатый — говорят, вензеля те использовались в доме моды Версаче.
И второе достижение — это, конечно же, исполнитель заглавной роли Максим Бусел. Он здесь, негодяй, переигрывает всех — и многоопытного Якова Рафальсона в образе Оргона, и острохарактерную Татьяну Лукашенкову (Дорина), и замечательную Веронику Плотникову (Эльмира).
Переигрывает всех, как и должно быть по пьесе — Тартюф же, этот святоша, всех переиграл. Бусел всех обскакивает в прямом смысле — пластикой, а также вокалом, артистизмом. Его обаянию невозможно не поддаться.
И далее идут классические штампы, которые очень опытного театрала могут даже возмутить. Например, фокус со сниманием трусов со стройнейшего Тартюфа-Бусела — дескать, фи, какая пошлость. Но именно это публика принимает на ура, это приводит в восторг. Перед нами же комедия (сам режиссёр обозначил жанр, как «городская комедия»), а рассмешить публику, как известно, гораздо труднее, чем заставить её плакать. Так что тут и жеманный судебный пристав в исполнении игривого Родиона Кузьмина, и выразительный Клеант (Игорь Чернявский) и совершено атасная мамаша семейства госпожа Пернель (Екатерина Фролова).
И абсолютно музыкальный финал, когда публика аплодирует в такт. И аплодирует стоя. И я вам скажу, почему аплодирует стоя даже на четвёртом показе. Не только благодарит замечательных артистов. Она аплодирует, потому что за окном пасмурность, в телевизоре — война и повышение налогов, а здесь всё заканчивается хорошо!
Ну, хоть в театре всё завершается на абсолютно мажорной ноте, ещё и с песнями и танцами.
Для очень опытного театрала, как для вышеупомянутого московского, это может показаться очень банальным и средним действом. Впрочем, есть некоторые намёки, которые как раз для умного зрителя режиссёр всё же пунктирно расставил. Например, это голос, которым говорит герой Максима Бусела. Это окающий голос Григория Распутина, который тоже Тартюф своего времени — окрутил не кого-нибудь, а всю императорскую семью, которая нашла через него свою трагическую погибель.
А ещё здесь звучит самая известная из бетховенских песен Lieden — та самая, про сурка. Там, где рефреном звучит «И мой сурок со мною». Мелодия, которую преподают в музыкальных школах в первом классе. Здесь
песня исполняется на языке оригинала, на немецком и... Вот далее пусть думает зритель. Насколько это намёк, например, на Гитлера, которым очаровался весь немецкий народ — а тот обвёл его и повёл за собой, как послушного сурка?
Идём далее? Тартюф может быть вашим соседом. И даже членом семьи. А может быть и повелителем соседнего государства, который виртуозно всех опять переиграл! И вот если бы обозначить все фамилии (и в социальной сети, как в случае с фотографией Когана), то здесь бы публика разделилась. Что, опять Путин, как в «Гамлете» в постановке Виестура Кайриша? Но гражданин Латвии и орденоносец Кайриш может позволить себе быть откровенным.
Впрочем, позволю-ка и я себе в данном случае быть откровенным. Вот Оргон подслушивает Тартюфа и супругу, сидя под столом. А артист Яков Рафальсон — экс-депутат Рижской думы. Так что пишу смело: экс-депутат под столом. Подслушивает. Вот ведь комедия!
И ещё. Всё ведь познается в сравнении. И по сравнению с потрясающей «Да здравствует Королева, виват!» Голомазова нынешний «Тартюф» — просто качественная мастерская работа. Которая, по счастью, будет востребована. Только некоторым этого мало, но это не страшно...
