То, по каким законам будет строиться игра, нам дают понять с первой минуты: Екатерина Фролова в фарсовом образе старухи обещает что-то вроде театра масок. Даже импровизационность не будет отменена — просто текста она не коснется, зато в пластике по-новому отзовется каждая пауза, каждое слово. Однако актеры, пришедшие вслед за фроловской госпожой Пернель, начинают существовать в разных жанрах: ансамбль, на наш вкус, не складывается уже потому, что кто-то работает крупными мазками, а кто-то, как любимая всеми Вероника Плотникова, остается мастером тонкой психологической вязи и не может обойтись без набора кистей для акварели.
СПЕКТАКЛЬ
Режиссер — Сергей Голомазов, сценограф и автор костюмов — Михаил Краменко, художник по свету — Максим Устимов, хореограф — Артур Скутельский. В ролях: Максим Бусел, Яков Рафальсон, Екатерина Фролова, Вероника Плотникова, Дмитрий Егоров, Юлия Бернгардт, Игорь Чернявский, Константин Никулин, Татьяна Лукашенкова, Родион Кузьмин, Евгений Черкес, Михаил Ширяев.
Играть комедию и не переигрывать сложно, заточен под нее далеко не каждый, переход в другой регистр дается не всем, и ты радуешься за тех, кто остается верен прежней манере и в то же время умудряется соответствовать законам жанра. Герой Якова Рафальсона неулыбчив и скуп в движениях, сюрпризов от его Оргона не ждешь — просто глаз оторвать не можешь, вот и все. Зритель счастлив и за Татьяну Лукашенкову, органичную, как всегда, и за Родиона Кузьмина, которого таким — действующим весело, вкусно, точно, хотя и наотмашь, — видит впервые. И от души болеет за других: кто-то пережимает, кто-то недожимает, и спектакль нервничает, как живое существо. Но
все объясняет, все оправдывает финал,
когда перед нами предстают уже не герои — актеры, только что разыгравшие пьесу «кто как мог». Нам, как в шекспировском «Гамлете», показали спектакль в спектакле, рассказали «про Гекубу» — мы поверили, и все встало на свои удачные места.
Нам спели песенку:
«По разным странам я бродил
И мой сурок со мною.
И сыт всегда везде я был
И мой сурок со мною».
Спели не раз, не по-русски, в современных костюмах, и дали понять — зачем. Эта самая известная из бетховенских Lieden была написана в 1790 году, стихи Гете — в 1773-м, комедия Мольера — в 1664-м. Где и как только пьесу не играли, а человеческий воз и ныне там — день сурка все длится, длится и люди рады обманываться, как встарь.
Мы побывали на новой истории про Гекубу — на наш вкус,
сегодня она отсылает к вопросам и ответам о войне в Украине, когда одни выдают белое за черное, черное за белое, а другие все никак не поверят, что такое может быть.
«Да вот же, вот вам документальные кадры. — Видеть не хочу, слышать не хочу, все фейк, все фейк». Режиссер, который никогда не стремился затрагивать злобу дня напрямую, подарил зрителям спектакль на вечную тему, ведь личный сурок с нами везде и всегда.
Как хорош в роли Тартюфа Максим Бусел! И как психологически достоверен, когда нужно убедить нас в том, что его герой влюблен в жену хозяина! Это открывает горизонты для вариантов: характер может отправить актера туда и сюда, любовь может оказаться истинной, а может превратиться в циничную обманку, и мы не знаем, куда Тартюфа занесет, ведь во всех «Тартюфах», виденных нами раньше, в пользу искренности этого персонажа не свидетельствовало ничего.
Сыграть враля в момент, когда он говорит правду, — задача захватывающая. И решал ее Максим Бусел как минимум дважды — когда его герой признавался в любви Эльмире, да так, что она была готова влюбиться в ответ, и когда действительно не мог поверить, что не он соблазняет — что соблазняют его.
Характер удался, объемный, переливчатый — человек-хамелеон, способный менять прически, костюмы, говор, манеру двигаться, быть осторожным, наглым, наигранно-набожным, быть и победителем, и пришибленным жизнью неудачником.
При желании можно увидеть, как много в итоге получилось Тартюфов (Иудушка Головлев Салтыкова-Щедрина, Фома Фомич Достоевского, профессор Серебряков Чехова...) На то они и обманщики, персонажи извечные, чтобы любить свое дело по-разному и повсюду.
На то это и по-новому, по-голомазовски жизненный образ, чтобы чередовать хитрость с наивностью и чтобы становиться то плохим мальчиком, то безобидным — это уж куда ветер судьбы подует, с'est la vie. И актер меняет позы, выражения лица порой с виртуозной скоростью — словно чередует стоп-кадры и резко переходит от одного к другому, предъявляя серию карикатур на Тартюфа, ma Chérie. Поклон хореографу Артуру Скутельскому — он превратил изворотливого проходимца в создание с гибким, как у угря, телом. Такого за руку поди поймай и в Гаагу попробуй отошли! Вывернется.
Наш рижский враль артистичен на загляденье — и тем не менее все должно (!) закончиться не в его пользу, по справедливости, а значит — хорошо.
Все наконец поймут, что к чему, и усядутся, как для семейной фотографии, пирамидкой, чтобы каждого было видно, с хозяином освобожденного дома на вершине и с бокалом в руке. Он пьет за всеобщее прозрение, как за победу. И каждый из нас понимает, за что он пьет.
