Из всех музыкальных инструментов рояль – самый популярный. И самый противоречивый. С одной стороны, богатство невероятное, почти оркестр, дерево, струны, молоточки, раньше даже слоновая кость была. С другой – все черное и белое, клавиши строго по полутонам, что дискредитирует само понятие «полутон», тонкости его лишает.
Правда, если настройщик неталантливый, строгость исчезает, а аккорды или, предположим, долгие финальные ноты распадаются на такие обертоны, что хоть уши затыкай и беги без оглядки, поминая на ходу Веркмайстера (долго объяснять, погуглите).
И ещё эти педали. Особенно правая, с эффектом лужи:
наступил, и сразу все вокруг вязкое, хлюпает, сливается.
Справиться с роялем непросто, но желающих тьма. Только в Китае пианистов миллион, печально сказал мне кто-то из пианистов, не помню, кто, точно хороший, я с плохими не разговариваю.
Пианисты делятся на три основные категории. Одни играют на рояле, вторые играют себя, третьи играют того, кого играют. (Четвертые транслируют божественное напрямую. Пятые сами боги, и имя им Гленн Гульд.)
С первой категорией все понятно, вторая бывает порой очень интересной, третья интересна всегда.
Так вот. О пианисте Лисецком, который играл в Риге Шопена. В Риге каждый чужой Шопен, то есть Шопен не от Георгия Осокина, обычно воспринимается публикой как рэп-баттл, разве что заочный и с музыкой.
На концерте Лисецкого было не вполне обычно.
Необычным было место, Национальный театр. И акустика была необычная, мягче и точнее, чем в других больших рижских залах. И инструмент по звучанию отличался от наших среднестатистических концертников-стейнвеев.
Были ноктюрны вперемешку с этюдами. 45 минут в первом отделении, чуть меньше во втором, без пауз на аплодисменты, со стоячей овацией в финале.
Сравнивали с Осокиным? Да - слышала в антракте. Сама бы сравнивать не рискнула. Лисецкий играет Шопена так, как Плетнёв Чайковского или Коробейников Прокофьева. С тем невероятным объективизмом, который вечно проделывает один и тот же кульбит: оборачивается абсолютно индивидуальным почерком исполнителя. Узнаваемым сходу. Какие тут сравнения, зачем.
Означает ли это, что Лисецкий был идеален? Нет; он набирал по ходу выступления.
Первое отделение позволяло получить удовольствие от самых разных вещей. Скажем, от того, что перед тобой открывались тайны голосоведения там, где ты вроде бы давно знал все наизусть и никаких тайн уже не ждал; или от того, как мало педали и как много чистоты; или от дивного сочетания молодой энергии и мудрой трактовки; или от того, как хороша у Лисецкого левая рука и сколько воли он ей даёт, – о, там много было дано тем для обсуждения.
Во втором отделении Лисецкий играл так, что оставалось лишь сидеть и слушать без всякого анализа, а в какие-то моменты вдруг обнаруживать себя на грани слез. Или даже переходить ее, чего уж.
Пианист Лисецкий играл Шопена и в какие-то моменты транслировал божественное напрямую.
В конце концов, именно для этого рояль и изобретен. Жаль, что редко используется по назначению.
