— Для Нурока было очень важно, что он происходил из старой раввинской семьи. По материнской линии это была известная раввинская династия Лихтенштейн, ее представители с 1816 года занимали пост раввинов Тукумса. Его отец Цви-Гирш тоже был раввином, сначала в Айзпуте (тогда — Газенпоте), потом в Елгаве (Митаве). Мордехай учился у известных раввинов, традиционное еврейское образование сыграло большую роль в его становлении как человека. Но кроме того, он окончил гимназию в Митаве. Для курляндских евреев не было противоречия между тем, чтобы иметь очень хорошее и религиозное, и современное светское образование. Обучение в гимназии давало право поступления в университет и массу других преимуществ. Учился в Санкт-Петербургском университете, затем в Германии и Швейцарии, получил степень доктора философии.
Он гармонично совмещал в себе два мира — традиционной еврейской учености и современный.
Нурок считал, что нормальный еврейский общественный деятель должен понимать, как функционирует современный мир. В 1913 году, после смерти отца, он стал раввином в Митаве, это первый его видный общественный пост, в некотором роде государственный, потому что он выполнял функции казенного раввина. Но еврейской общественной деятельностью он занялся гораздо раньше, в 1902-м, с первого общероссийского сионистского конгресса в Минске, и с тех пор не прекращал ни на минуту, — рассказал Илья Ленский.
— Как он оказался в центре России?
— 1915 год стал поворотным моментом. Первая мировая война. Весной русская армия терпит поражения. Командование обвиняет во всем евреев. Адептом этой идеи был Верховный Главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич, дядя императора. Он заявил, что одной из основных причин поражений является враждебная деятельность евреев: саботаж, срыв поставок, отправка некачественного товара, шпионаж в пользу немцев… Все это не соответствовало действительности, но очень хорошо вписывалось в картину мира русского командования, согласно которому в поражениях виноват кто угодно, кроме них.
Начались массовые выселения евреев из прифронтовой полосы — порядка 200 тысяч человек из Ковенской и Курляндской губерний были депортированы в основном в Полтавскую и Екатеринославскую губернии, центральную Украину, в том числе из Курземе — минимум 30 тысяч человек, живших к западу от линии Рига-Бауска. И Нурок, как раввин Митавы, очень активно ведет деятельность по предотвращению выселения. Едет в составе делегации в Петербург, встречается с чиновниками вплоть до министерского уровня… Безуспешно. Ему самому предлагают остаться, но он предпочел последовать за своей общиной. Так в 1915-м он оказался в Москве. Его известность в общественных еврейских кругах и «правильное» — раввинское — происхождение производят впечатление и на ортодоксальные религиозные круги, и на общественных деятелей и светскую часть общины. В 1917-м активно включается в общественную жизнь, которая расцвела после Февральской революции. Образовалось много политических партий, была попытка провести выборы в светские еврейские общины и полностью реорганизовать деятельность еврейской общины в России, создать национально-культурную автономию. Нурок организовал фракцию «Традиция и свобода», тем самым подчеркнув две важные для него вещи. И стартовал на этих выборах очень хорошо. Но
свободное развитие продолжалось до большевистского октябрьского переворота 1917 года.
После него стало гораздо сложнее, но Нурок продолжал деятельность, пытаясь создать Центральный совет еврейских общин России. За него голосуют евреи от Ровно на Украине до Харбина на Дальнем Востоке. Вот масштаб его известности. Но все его попытки прекращает фактическая ликвидация Совета еврейских общин в 1919-м. С большевиками ему было совершенно не по пути, он понял, что демократического будущего у еврейской общины в Советской России быть не может. И в 1921 году он возвращается в Латвию.
— И становится одним из лидеров латвийского еврейства.
— Тут я себе позволю в некотором смысле спекуляцию.
Мне кажется, что Нурока всю его политическую карьеру в Латвии преследовала мысль, что он опоздал. И его это очень задевало.
Он появился на политической сцене еврейства независимой Латвии позже других. Когда уже сформировались какие-то контуры. Его не было в Конституционном собрании, ставшего во многом кузницей кадров. Но там был его старший брат, Арон Бер Нурок, раввин Лиепаи. Ему пришлось искать свою нишу, но на него работала его известность не только среди евреев, его знали и представители других этнических групп, уже до Первой мировой он был заметен как публицист. Еще до войны он был связан с движением религиозных сионистов «Мизрахи» и — создает латвийское отделение. К слову, отделения этого движения действовали в каждой стране автономно. Любопытно, что в Латвии многие публицисты того времени относили Нурока к левому флангу латвийской политики — ведь он активно включился в деятельность по защите прав меньшинств в Лиге наций. У него были двойственные отношения с Латвией и латвийской политикой в отношении меньшинств. Он ее сильно критикует — ведь не был принят закон о национально-культурной автономии. Но в то же время Нурок всегда очень позитивно отзывался о Латвии на международной арене. Так что
это была критика любя, если можно так выразиться.
У него довольно натянутые отношения с главой консервативно-религиозной партии «Агудат Исраэль» Мордехаем Дубиным. Их противостояние — один из ведущих сюжетов латвийской еврейской политической жизни 1920-30-х годов.
— В одном из источников сказано, что в 1926-м его партия добивается падения правительства, и он короткое время был на посту премьера...
— Нет! И то, и другое — очень распространенный миф. Несколько месяцев назад он снова всплыл в Израиле в связи с особенностями формирования правительства там. У нас часто забывают, что в первых четырех Сеймах не было электорального барьера (сейчас для прохождения в парламент партия должна набрать не менее 5% голосов избирателей — Л.М.). А значит — было очень много партий, голос каждого депутата имел значение. Так что значительной частью политической жизни был постоянный торг и попытки партий выцарапать себе какие-то преференции. Когда противоречия становились тяжелыми и неразрешимыми, правительства распадались, и бывало это довольно часто.
— Нурок по поручению президента Яниса Чаксте создал правительство социал-демократа Скуйениекса. В том же источнике говорится, что «мастер переговоров, который сам в правительство входить отказался, но общественность его называла ”правительством Нурока”».
— Еще один миф. К моменту, когда на сцене создания правительства появляется Нурок, было уже четыре провальных попытки. Но
создать правительство — совершенно не значит стать премьером. Основной проблемой было примирить между собой враждующие фракции, нужен был переговорщик.
Вспомните, как тяжело формировалось наше нынешнее правительство… Это часть политического процесса во многих странах. В 1926-м, после срыва очередной попытки, Чаксте решает, что хуже не будет — и предлагает Нуроку всех созвать за столом переговоров. Нурок сразу заявил, что ни у него, ни у членов его фракции нет никаких министерских притязаний, и он видит своей задачей всех примирить. Это и в газетах публикуется.
Конечно, противники Скуйениекса и социал-демократов утверждают, что Нуроку обещаны большие уступки и прочее. Широко обсуждается, что, возможно, были элементы коррупции, в стенограммах Сейма мы читаем, что Мордехай Дубин, оппонент Нурока на «еврейской улице», намекает на некие финансовые договоренности с соцдемами. Атмосфера скандальная и накаленная. Основная заслуга Нурока в том, что он смог добиться для правительства Скуйениекса поддержки фракции нацменьшинств — и тем самым набрать для него нужное количество голосов в Сейме. А немецких депутатов, которые не хотели за Скуйениекса голосовать, Нурок уговорил воздержаться. Он смог найти аргументы для разных партий, почему это правительство нужно поддержать. А
правые депутаты называли потом Скуйениекса и его министров «правительством Нурока» в качестве обидной «обзывалки». Мол, Нурок ваш серый кардинал, и хоть от министерского поста отказался, но на самом деле он всё и решает. Но это всё ерунда
и действительности не соответствует.
— А потом был переворот 1934 года. Как складывалась политическая деятельность Нурока и как он относился к Улманису?
— Если честно, я не знаю о его личном отношении к Улманису. Скорее, он был его политическим противником, но не убежденным оппонентом. Во всяком случае, Нурок, в отличие от еврейских депутатов от левых фракций, не попал в Лиепайский концлагерь. К моменту переворота он активно занимается международной еврейской политикой, является важной фигурой во Всемирном еврейском конгрессе, курсирует между Латвией и центрами сионистского движения в Швейцарии, Англии.
Видимо, после переворота он полностью погрузился в международную защиту прав нацменьшинств и сионистскую деятельность, очень важные для него сферы,
о чем он сам не раз писал. Так что переворот Улманиса он пережил достаточно легко и, кажется, во второй половине 1930-х больше времени проводит вне Латвии. Но — старается защитить перед лицом режима еврейские организации, особенно сионистские. Так, когда началось давление на левых сионистов, Нурок за них вступился. И, несмотря на полное неприятие режимом любых «леваков», организация левых сионистов «Олим» продолжала работу. Ее деятельность фактически совпадала с интересами Улманиса — ведь евреи уезжали из Латвии, а Улманис хотел уменьшить роль евреев и немцев в латвийской общественной и политической жизни.
— Нурок был убежденным сионистом, то есть должен был стремиться как можно быстрей репатриироваться в Землю обетованную. Но при этом был активным латвийским политиком и патриотом Латвии. Как эти противоположности совмещались?
— Совершенно спокойно. Он не стремился во что бы то ни стало уехать из Латвии. Сионистская деятельность в 1920-30-е была рассчитана на долгую перспективу — мол, хорошо бы создать в Палестине еврейское государство, и пока мы помогаем тем евреям, которые хотят переселиться. Но эмиграции препятствует Англия, это территория Британского мандата. Арабское население Палестины постоянно конфликтует с евреями вплоть до кровавых стычек и погромов.
То есть — нет речи о том, что любой сионист «сидит на чемоданах»,
он считает создание еврейского государства длительным процессом, а пока живет местной политической жизнью.
— Вскоре после прихода советской власти Нурока арестовывают. За что?
— Как человека совершенно антисоветских взглядов! Одним из главных обвинений было его членство в исполкоме Всемирной сионистской организации. Тогда были арестованы многие еврейские общественные деятели, которые в результате пакта Молотова-Риббентропа оказались на территориях, оккупированных Советским Союзом. Некоторые из них в заключении погибли. Но
у Нурока, в отличие от многих других, была действительно международная известность. Поэтому международные еврейские организации, в которых он состоял и активно работал, пытаются добиться его освобождения.
Под влиянием этого международного давления — к тому времени СССР уже воевал с Германией, США вступили в войну, американские еврейские организации поддерживали союзников — Нурока освобождают. Но до конца войны он находится в СССР, и лишь затем ему разрешают уехать.
Он едет в Швецию, затем в Норвегию, какое-то время проводит в США, и уже оттуда в 1947-м переезжает в Палестину, где вскоре было создано Государство Израиль.
— В Израиле он был депутатом пяти Кнессетов, в 1952-м занял второе место на выборах президента. И есть легенда, что регламент Кнессета подозрительно похож на Регламент — Kārtības rullis — Сейма, и что и это «рука Нурока».
— Полагаю, что это — еще одна легенда, Нурок ведь был не единственным депутатом Кнессета, знакомым с европейской парламентской жизнью. Хотя,
безусловно, какие-то традиции он в Кнессет привнес, это помнили и после его ухода из жизни.
В политическую жизнь тогда еще будущего Израиля он включился сразу, но официально до выборов в первый Кнессет в 1949-м в ней не участвует. Он избирается как депутат от своей партии «Мизрахи», которая объединяется с другими партиями схожей идеологии. Именно «Мизрахи» добилась того, что в Израиле религия не отделена от государства.
Он был заметным политиком, и — одним из первых в Израиле, продвигавших на государственном уровне память о Холокосте, сказалось и то, что он потерял в Катастрофе всю семью.
В свою очередь история с выборами президента сродни истории с правительством Скуйениекса. Никак не могли выбрать президента, от безысходности выдвинули Нурока, и он проиграл другому кандидату. К слову, несколько месяцев назад один из израильских журналистов в статье о Нуроке писал, что в 1950-е за ним тянулся шлейф коррупционных скандалов.
Тут важно отметить такой момент — в израильской политике в то время была масса людей с огромными заслугами, известных десятилетиями общественной и политической деятельности. Это было выдающееся поколение. И Нурок был для них не светочем или патриархом, а одним из них, фигурой того же уровня.
— После войны он поддерживал теплые отношения с латышскими эмигрантами, «тримдой», которые к нему тоже относились с большим уважением. Об этом говорится и в очень интересном материале Виестура Спруде, посвященном Нуроку. Но ведь среди этих эмигрантов было и немало коллаборационистов?
— Этот вопрос мало изучен. Мы знаем, что проблема поиска коллаборационистов интересовала Нурока, об этом свидетельствуют и материалы Всемирного еврейского конгресса. Думаю, что Нурок не забывал свое сотрудничество с латвийскими политиками в 1920-30-е, к тому же его антисоветские взгляды имели значение. Многие еврейские общественные деятели, члены социал-демократических еврейских групп, поддерживали связи с латышскими соцдемами за рубежом.
«Тримда» была очень разнородной, коллаборационисты вовсе не были ведущей силой,
было много гораздо более заметных политических фигур.
— Вот цитата из статьи В. Спруде: «одним из первых возвысил свой голос в защиту латышей, когда их начали обвинять в антисемитизме после Второй мировой войны. В то же время Нурок был суров по отношению к немцам и другим их союзникам во время войны».
— Нельзя сказать, что вопрос коллаборационистов был для него решающим в отношении к Латвии и латвийским политикам. Он участвовал в дискуссиях о коллаборационистах, но
он не был согласен с теми, кто напрямую связывал судьбу Латвии с судьбой пособников.
Он считал, что Латвия должна быть независимой. Полагаю, когда стало понятно, что вопрос восстановления независимости Латвии — не сиюминутный, он потерял для него актуальность.
На первый план вышла сионистская деятельность в Израиле и Мордехай Нурок жил этим.
