Дайна Блейере (Daina Bleiere), доктор исторических наук
Ситуация с комсомолом Латвии и его номенклатурой во второй половине 1950-х годов была несколько парадоксальной. Комсомол был одним из важнейших способов социализации латышской молодежи в системе норм и ценностей советского режима, а также помогал отбирать подходящий для функционирования режима человеческий материал. Те латыши, которые в конце 1950-х годов вошли в руководство комсомола, были либо идейными коллаборационистами, либо людьми, выбравшими сотрудничество с оккупантами из карьерных соображений, – они никоим образом не были против советской власти. Однако они, как и большинство латышей, были недовольны реальными результатами политики СССР в Латвии.
Хрущевская политика десталинизации, которая создавала впечатление, что можно сделать советскую власть более «гуманной», рассматривалась комсомольскими активистами как возможность и оправдание своего политического выбора.
Поражение национал-коммунистов в июле 1959 года стало огромным ударом для этой части комсомольских функционеров. Среди них довольно популярен был лидер национал-коммунистов Эдуардс Берклавс (Eduards Berklavs) — из-за своих взглядов и как бывший вожак комсомольской молодежи Латвии. В руководство комсомола республики входили также несколько человек, наказанных за «националистические наклонности» — профсоюзный лидер Индрикис Пинксис (Indriķis Pinksis), директор Института экономики Паулс Дзерве (Pauls Dzērve), заместитель министра культуры Павилс Черковскис (Pāvils Čerkovskis) и др.
Вместе с тем именно по этой причине «чистка» комсомольского руководства после прошедшего в июле 1959 года пленума ЦК Коммунистической партии Латвии (ЦК КПЛ) была неизбежна. Хотя, похоже, изначально планировалось ограничиться заменой трех чиновников: убрать первого секретаря ЦК комсомола Владислава Рускулиса (Vladislavs Ruskulis), заменить второго секретаря Яниса Бренциса (Jānis Brencis) московским функционером, а также убрать первого секретаря Рижского городского комсомола Конрада Сондорса (Konrāds Sondors).
Поскольку одним из важных направлений атаки Арвида Пельше (Arvīds Pelše) и его сторонников была пресса, которая, по их мнению, слишком вольно себя вела, главный редактор комсомольской газеты «Падомью Яунатне» («Советская молодежь») Кристапс Каугурс (Kristaps Kaugurs) также стал очевидной жертвой нападок.
Снятие Рускулиса
Замена первого секретаря комсомола прошла гладко. Очевидно, это определялось выбранной тактикой – не обвинять в идеологических нарушениях (возможно, их и не смогли найти), а дискредитировать. В. Рускулиса обвинили в том, что, вступая в партию, он не указал в рукописной автобиографии, что два его дяди сотрудничали с немецкой оккупационной властью во время Второй мировой войны, и один из них был за это осужден на 15 лет, а другой эмигрировал. В. Рускулис утверждал, что, став кандидатом в партию, он указал эти факты, но не упомянул их в автобиографии, когда был принят в полноправные члены партии после кандидатского стажа.
Отец В. Рускулиса стал жертвой немецкой оккупации — был арестован за непоставку продуктового налога, погиб в концлагере в Германии или по дороге туда. Владислав вступил в комсомол в 1947 году и, как сам утверждал, был четвертым комсомольцем в Прейльской волости. С 1948 года он был секретарем школьной комсомольской организации (всего в школе было три комсомольца). В автобиографии он писал, что участвовал во «всех политических и экономических мероприятиях, проводимых партией и правительством в селах республики», в том числе, по-видимому, и в депортации 25 марта 1949 года. То же самое могли сказать о себе большинство латвийских комсомольцев 1940-х годов, особенно в сельской местности.
В 1951 году он поступил в Латвийский государственный университет (ЛГУ), где изучал юриспруденцию. Уже через год, в 1952 году, он стал вторым секретарем комсомола Кировского (ныне – Центрального) района города Риги. Избрание студента на такую должность было очень необычным, что свидетельствует как о его организаторских способностях, так и о нехватке подходящих кадров. Уже через год Рускулис стал первым секретарем Кировского района, в 1956 году – секретарем ЦК комсомола, а в 1958 году — первым секретарем. Следует отметить, что самые важные скачки в карьере В. Рускулиса произошли, когда Э. Берклавс был секретарем Рижского горкома партии (1951–1954) и первым секретарем (1956–1958).
18 августа 1959 года аппарат ЦК КПЛ принял решение применить к Рускулису партийное взыскание (выговор с записью в учетной карточке члена партии) и освободить его от должности первого секретаря ЦК Ленинского коммунистического союза молодежи Латвии (ЛКСМЛ). 22 сентября 1959 г. пленум ЦК ЛКСМЛ принял соответствующее решение. Члены ЦК ЛКСМЛ не возражали, так как оспаривать ранее принятое партийное решение было не принято. Они даже не пытались защищать Рускулиса, потому что они, как члены пленума, знали, что это бесполезно. Первым секретарем был избран Августс Зитманис (Augusts Zitmanis).
Оппозиция Москве
Но попытка заменить второго секретаря комсомола присланным из Москвы Николаем Карповым (Nikolajs Karpovs) вызвала неожиданное противодействие. Замена бывшего второго секретаря Я. Бренциса и его собственное согласие на это обосновывались тем, что его переводят на партийную работу в качестве инструктора ЦК КПЛ. Также был выдвинут аргумент: поскольку около половины комсомольцев в Латвии не являются латышами, вторым секретарем должен быть русский.
При чтении официальной стенограммы складывается впечатление, что выборы в целом прошли гладко: Н. Карпов был избран большинством голосов, против проголосовали 13 из 56 присутствовавших избирателей. Да, были возражения по поводу того, что Н. Карпов не является членом ЦК, а устав не допускает кооптации в ЦК, но члены пленума удовлетворились объяснением, что кооптация в данном случае была санкционирована Москвой.
Реальный же ход событий был весьма драматичен, и мы можем реконструировать его, по крайней мере, в основных чертах, благодаря откровениям главного редактора русскоязычной газеты «Советская молодежь» Петра Белова (Pjotrs Belovs) на собрании комсомольского актива, состоявшемся 9 октября 1959 года, а также интервью с К. Сондорсом и другими участниками событий, которые «Падомью Яунатне» опубликовала в январе 1989 г.
Протестовавшие вроде бы не возражали против предложения о том, чтобы вторым секретарем комсомола республики был русский, но утверждали, что это может быть и местный комсомолец. Они выдвинули кандидатуру Анатолия Расколова (Anatolijs Raskolovs), второго секретаря Рижского горкома комсомола. Дополнительным аргументом был вышеупомянутый запрет на кооптацию. Менее чем за месяц до этого – 26 августа – бюро ЦК комсомола Латвии потребовало отменить решение Гулбенского райкома комсомола о кооптации кандидата на должность второго секретаря. Следует отметить, что вес этого аргумента был уменьшен тем, что А. Зитманиc также был кооптирован в ЦК для избрания первым секретарем, и члены ЦК не протестовали против этого.
Во время открытого голосования большинство членов ЦК поддержали кандидатуру А. Расколова, после чего в заседании был объявлен перерыв. В течение двух часов второй секретарь ЦК КПЛ Вилис Круминьш (Vilis Krūmiņš) пытался убедить членов ЦК голосовать за Н. Карпова, что в конце концов удалось.
Результат, зафиксированный в стенограмме, предположительно был достигнут при повторном голосовании.
Чистка комсомольской молодежи
Все произошедшее стало шоком для руководства Латвийской компартии и, конечно же, для руководства комсомола в Москве, и привело к расширению круга наказанных. Одной из главных жертв оказался бывший второй секретарь Я. Бренцис, хотя неясно, активно ли он выступал против Н. Карпова. Возможно, если бы не бунт 22 сентября, его бы перевели на партийную работу, но теперь все вышло иначе.
Бренциса утвердили главным редактором газеты «Падомью Яунатне», через пять месяцев сняли с должности, но, вопреки обычной практике трудоустройства номенклатурных работников, никакую другую должность не предложили. Он был безработным около года, пока не нашел работу на Рижской киностудии.
Некоторым были предъявлены прямые обвинения в связи с голосованием на пленуме 22 сентября. Увольнение К. Сондорса со своего поста в феврале 1960 г. мотивировалось «политической незрелостью» и «непартийным поведением» на выборах второго секретаря ЦК ВЛКСМ. Такие формулировки он заслужил как один из самых активных организаторов бунта. Заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК КПЛ, бывший второй секретарь ЦК комсомола Герберт Вальтерс (Herberts Valters), который был членом ЦК комсомола, также был обвинен в недостаточной политической зрелости и в том, что своим поведением якобы влиял на позицию других членов ЦК комсомола Латвии.
Дополнительной причиной его увольнения стала утрата брошюры с решениями ЦК КПСС, так как все партийные документы, даже самые маловажные, считались секретными. Очень вероятно, что брошюра была украдена намеренно.
Такие подозрения подтверждает тот факт, что подобные инциденты были использованы для того, чтобы избавиться и от первого секретаря комитета комсомола города Лиепая Эмила Арайса (Emīls Arājs). В Лиепайском горкоме из случайно оставленного открытым сейфа дважды пропадали учетные карточки некоторых комсомольцев. Кроме того, во время выборов в народный суд учащиеся строительного профтехучилища устроили массовую драку с милиционерами и добровольными дружинниками. Все это послужило оправданием вывода, что Э. Арайсу не место в рядах комсомола и, возможно, партийной номенклатуры. На XIII съезде ЛКСМЛ, состоявшемся в марте 1960 г., Э. Арайс и первый секретарь Мадонского райкома Петерис Бондаревс (Pēteris Bondarevs) были особо отмечены в отчете А. Зитманиса как лица, допустившие грубые нарушения комсомольских норм. В случае с П. Бондаревым применялся простой прием — не выдвигать на переизбрание в связи с достижением максимального возраста комсомольца (28 лет).
Руководство ЦК КПЛ не было заинтересовано в широкомасштабной чистке руководства комсомола, потому что это показало бы Москве, что с идеологической работой в Латвии что-то не так, если против руководства партии выступает даже актив комсомола. Однако в 1960-1961 годах произошли значительные кадровые перемещения и была осуществлена замена первых и вторых секретарей районных и городских комитетов комсомола. Косвенным свидетельством масштаба кадровых изменений является тот факт, что в составе нового ЦК, избранного на XIII съезде в марте 1960 г., от прежнего состава осталось только 13 членов с правом решающего голоса (всего был избран 91 человек).
Определенные черты диссидентства мы можем увидеть в действиях и позиции несогласных на пленуме 22 сентября 1959 года, если определить диссидентство как требование сторонников советского строя соблюдать формальные правила игры, установленные самой системой. В этом случае – руководствуйтесь уставом комсомольской организации. Однако их протест был кратковременным, непоследовательным и относительно легко нейтрализуемым. Никто из протестовавших не стал настоящим диссидентом. Ни один из них не был серьезно наказан. После первоначальных унижений их последующие карьеры в целом были успешными, хотя и на гораздо более низком уровне, чем они могли надеяться в 1959 году.
До конца 80-х годов они были своего рода «персонами нон грата», о них не разрешалось упоминать ни в исторической литературе, ни в печати. Их окружал своего рода ореол страдальцев, но в то же время они были и «белыми воронами» номенклатуры, служа напоминанием о том, что даже малейшее сопротивление наказуемо.
Исследовательская работа по движению сопротивления проводилась при финансовой поддержке Латвийского научного совета, проекта «Археология независимости: новые подходы к истории национального сопротивления в Латвии», проект №. VPP-LETONIKA-2021/2-0003. Публикация осуществляется при поддержке Министерства культуры. За содержание отвечает Общество Латвийского музея оккупации.
