Минута памяти и открытие таблички с новым названием улицы были частью мероприятий, посвященных 80-летию деятельности группы сопротивления Яниса Курелиса. Именно в Лиепае 19 ноября 1944 года (вероятно, в здании гауптвахты в Каросте) прошло заседание нацистского военного трибунала и в ночь на 20-е восьмерых офицеров-курелистов расстреляли на берегу моря. Точное место казни неизвестно, но, скорее всего, скорей всего, ближе к дюнам. Уже давно там стоял памятный знак, сильный шторм 2012 года его смыл, год спустя валун с массивным крестом и камни с именами офицеров установили чуть дальше от берега. В начале этого года вандалы сорвали металлический крест, теперь на его месте другой, гранитный.
Предложение о переименовании улицы еще в 2022 году подали представители Лиепайского отделения Daugavas Vanagi Latvijā, Лиепайская дума передала его на общественное обсуждение, большинство принявших в нем участие идею поддержали. На прошлой неделе депутаты утвердили переименование улицы.
Группа генерала Яниса Курелиса была сформирована летом 1944 года нацистскими оккупантами из местных добровольцев-айзсаргов как фронтовая часть, к осени ее численность, согласно Национальной энциклопедии, превысила 3 тысячи человек, в том числе и за счет примкнувших дезертиров из Латышского легиона Waffen SS. Формально в ноябре 1944 года группа, уже находившаяся в Курземе, поступила в подчинение оккупационных структур SS, однако выполнения приказов избегала. Идеей и целью генерала Яниса Курелиса и его военных было восстановление фактического суверенитета Латвии в момент, когда нацистские войска уже покинут территорию Латвии, а советские еще не успеет ее оккупировать. Не получилось. Нацисты приняли решение группу разоружить, и 14 ноября 1944 года группу Курелиса окружили и обстреляли. Началась расправа. Отдельно дислоцированный батальон лейтенанта Роберта Рубениса продержался дольше.
— Можно ли дать короткое определение курелистам? Они герои? Жертвы? Коллаборационисты? — спросил LSM+ у Валдиса Кузминса, историка и научного сотрудника Национальной академии обороны.
— Важнейшей причиной, почему мы чествуем этих людей, было публично ими объявленное, что они готовы бороться против обеих оккупационных властей. Они присоединились к немцам, но не хотели сотрудничать с немецкой оккупационной властью, их целью было восстановление свободной, независимой, и что, очень важно, демократической Латвии. Поэтому они не включились в военные действия против Красной армии в октябре 1944 года, а в ноябре перебазировались в Курземе. Перед мероприятиями в Лиепае, в Стикли под Пузе, где был их штаб, открыли памятник. …Как мы можем их назвать?
Мне бы не хотелось говорить, что они герои или жертвы, потому что они сознательно сделали свой выбор, и коллаборационистами я их тоже назвать не могу. Мы не можем однозначно определить их в какую-то категорию. Они могут быть во всех одновременно.
Ведь мы говорим о более чем тысяче человек, у каждого была своя судьба и свое решение. Мы точно знаем, например, что лейтенант Латвийской армии Роберт Рубенис принимал участие в боях с Красной армией как офицер Латышского легиона. Но позже принял решение, что с этим воинским формированием ему не по пути. Вот и получается, что мы можем его назвать по-разному.
— Тогда немного философский вопрос. У нас очень часто слова «независимость» и «свобода» используют как синонимы. Корректно ли это в данном контексте?
— Да, действительно философский вопрос. И тут тоже нужно длинное предисловие, чтобы пояснить, почему эти слова используются как синонимы. Когда в 1918 году была провозглашена Латвийская Республика, то
«начинающие» граждане создающейся республики рассматривали независимость Латвии не как самоцель, но как средство для обретения свободы. Каждый из них боролся за свою свободу и понимал ее по-своему.
У кого-то — социальная, национальная или экономическая свобода, кто-то хотел отнять землю у немцев и разделить ее между латышами, кто-то ни в коем случае не хотел жить при коммунистическом режиме… В течение последующих 20 лет независимости для этих людей стало синонимично, что «независимая страна обеспечивает мои свободы».
И, говоря о 1944-м, важно понять, что у очень многих тогда отзывался 1941-й, когда утрата независимости стала и синонимом потери свободы. Во времена депортации высылали ведь не только латышей, высылали граждан Латвии, невзирая на национальность. И это было важной причиной, почему люди сделали свой личный выбор, который часто заключался в том, что «мне необходима свобода, но, чтобы ее достичь, необходимо независимое государство как гарант свободы». Но ведь многие тогда думали — мол, «я свободней сейчас, во время нацистской оккупации, чем это было во время советской оккупации, может, будет неплохо, если и не будет свободной и независимой Латвии».
Возвращаясь к курелистам… И это связано также с Латвийским центральным советом, созданным по инициативе Константина Чаксте и Меморандумом о необходимости восстановления Латвийской Республики — в нем публично заявлялось, что
наша индивидуальная свобода невозможна, если не будет свободного и независимого государства.
Это не только средство достижения свободы, но независимость государства должна быть самоцелью, которого, вероятно, мы не можем достичь, но мы декларируем это как желаемую цель. То же самое декларировали и курелисты. И когда им говорили — мол, зачем вам независимая страна, если вы сами будете свободны? — они отвечали: «Это не то, за что мы готовы бороться». Вот и получается, что свобода и независимость — это синонимы.
