«Недобитая  контра» и Латвия:  эмиссар Колчака, любовь Марины Цветаевой и Российский зарубежный съезд

Консолидация политической эмиграции во имя борьбы с существующим режимом в России — часто фигурирующий вопрос в современной повестке, однако аналогичная idée fixe витала в воздухе и век назад, причем приобретая даже более реальные очертания, чем сегодня.

Как упоминалось в предыдущих публикациях, в начале 20-х годов XX века были предприняты многочисленные попытки объединения изгнанников и образования надпартийного органа. Успехом они не увенчалось, к тому же «Зарубежную Россию» постоянно постигали различные потрясения, создавая расколы, а не объединительные тенденции. Однако к середине 1920-x эмигранты смогли учесть предыдущие ошибки и подошли вплотную к организации Российского зарубежного съезда — крупнейшего политического конгресса эмиграции, в котором приняли участие и представители из Латвии. Учитывая местные особенности, подготовка к участию и само участие латвийских делегатов в съезде были связаны со множеством занимательных событий, интриг и перипетий, о которых и пойдет речь в этой публикации.

Организация съезда: монархисты и либералы

Павел Николаевич Крупенский.
Павел Николаевич Крупенский.

Михаил Михайлович Фёдоров.
Михаил Михайлович Фёдоров.

Несмотря на провал нескольких попыток «структурирования» эмиграции,  устроители  прежних конгрессов из среды умеренных монархистов и правых либералов образовали инициативный комитет с целью организации следующего, масштабнейшего, съезда. В 1923-1924 гг. в комитет вошли участники Рейхенгальского съезда монархистов А. Трепов, А. Крупенский, а также также центристы, организаторы Русского национального съезда М. Федоров, А. Карташев и другие. Участники инициативной группы называли себя надпартийной коалиционной организацией, признавая авторитет великого князя Николая Николаевича. Предварительными задачами съезда стало выяснение политической обстановки в России и за границей, разработка тактики противостояния III Интернационалу и создание центрального русского органа за границей, объединяющего работу существующих организаций.

Однако, как упоминалось, в 1924 году в династии Романовых произошел раскол, великий князь Кирилл провозгласил себя императором всероссийским, Кириллом I. Впрочем, легитимность «императора» признала лишь небольшая часть эмиграции, куда более популярна была фигура дяди Николая II, бывшего главнокомандующего вооруженными силами Российской империи — великого князя Николая Николаевича.

Петр Бернгардович Струве. 1920г.
Петр Бернгардович Струве. 1920г.

Таким образом к 1925 году, вопрос об организации общеэмигрантского съезда буквально встал ребром. Умеренные консерваторы сумели усилить свою группу за счёт привлечения ряда известных монархистов, в том числе и Н. Маркова. В сентябре были устроены выборы Организационного комитета, который возглавил умеренный консерватор, редактор издания «Возрождения», Петр Струве, внук астронома Василия Струве, автора знаменитой «Дуги Струве», проходящей и через Латвию.

 Участие в съезде подтвердили практически все монархические объединения, за исключением Кирилла и его последователей, а также целый ряд других организаций и индивидуальные (и никуда не входящие) эмигранты.  Несмотря на старание оргкомитета привлечь представителей всех политических течений, от участия в конгрессе наотрез отказались левые либералы, а также меньшевики, социалисты и пр. Таким образом, вместо того, чтобы усилить съезд, монархисты-кирилловцы во главе с самопровозглашенным «императором» Кириллом I, отказавшись от участия, невольно поддержали позицию левых либералов и социалистов.

По словам одного из лидеров левых либералов Павла Милюкова, около 90% эмигрантов в вопросах политической принадлежности отдавали предпочтение той или иной форме монархии, а, следовательно, отрицательное отношение левых кругов, и даже целенаправленная антикампания в печати не могла существенно повлиять на организацию съезда. Таким образом, конгресс сумел набрать определенный кворум, хотя на нем и

не были представлены все идейные течения эмиграции. По сути, они никогда и не могли бы быть представлены, как никогда не пересекаются параллельные линии:

например, анархисты и левые социалисты никогда бы не сели за один стол с монархистами черносотенцами.

Подготовка к участию в съезде в Латвии

За короткое время весть о созыве конгресса разнеслась по всему ареалу «Зарубежной России». Осенью 1925 года в официальных циркулярных письмах, адресованных эмигрантским организациям русского рассеяния, были изложены суть съезда и принципы участия. Руку на пульсе держали и в странах Балтии, где местная печать пристально наблюдала за ходом событий. Поэтому сразу же после получения приглашения к участию начались и процессы подготовки к выбору делегатов, что также отражалось и в прессе.

В Латвии сегмент русской печати был весьма широким и пестрым (свыше 300 наименований прессы за 20 лет), однако на протяжении всего межвоенного наиболее влиятельным являлось крупнейшее русское издание в Балтии, рижская газета «Сегодня». Ее редакция по отношению к съезду тяготела к позиции левых либералов, активно сотрудничая с парижским изданием «Последние новости», где главным редактором являлся их лидер, П. Милюков. Кроме того, в свое время главный редактор «Сегодня» Максим Ганфман и П. Милюков сотрудничали в редколлегии газеты «Народная свобода», а затем М. Ганфман руководил литературным отделом газеты «Речь» — де факто органа партии конституционных демократов, возглавляемой Милюковым же.

Редакция «Сегодня» обычно отличалась умеренной и объективной демократической позицией, но вот по отношению к конгрессу явно ощущался левый перекос

(что только подчеркивало тесное сотрудничество газеты с лагерем П. Милюкова). Впрочем, несмотря на это, подготовка шла своим чередом, эмигранты активно готовились к выборам делегатов на съезд.

Дмитрий Григорьев. Губернатор Сахалина, эмиссар Колчака и депутат Народного совета Латвии

Как упоминалось в предыдущих сериях, в  первой половине 1920-x в Латвии действовало два эмигрантских общества  —   «Русское общество Латвии», под управлением одиозного В. Преснякова, и «Специальный комитет по делам русских эмигрантов Латвии» под руководством Константина Гудим-Левковича. Разумеется, деятельность организаций пересекалась, что неизбежно приводило к борьбе за влияние, и, главное, за материальную поддержку, которую им оказывали крупные зарубежные эмигрантские структуры. К середине 1920-х деятельность общества В. Преснякова практически сошла на нет, однако это не означало, что в Латвии интересы эмигрантов представляла лишь одна организация.

В 1925 году было основано «Общество русских эмигрантов в Латвии», во главе которого находился Дмитрий Григорьев,

человек с изумительной биографией.

До революции он занимал должности вице-губернатора Архангельской, затем Вятской губернии, губернатора Сахалина, а также ряд других. В 1918 году он был арестован и лишь чудом сумел избежать расправы, эмигрировав в Латвию, где проживала его сестра, жена вышеупомянутого В. Преснякова.

Д. Григорьев являлся эмигрантом лишь по происхождению и уже

в конце 1918 года стал одним из русских депутатов Народного Совета

— предпарламента Латвии.

Однако в 1919 году, когда Ригу и большую часть Латвии захватили большевики, он уехал в Англию, а затем оказался на Дальнем Востоке, где стал эмиссаром «верховного правителя России» Александра Колчака в Японии. Очевидно, такому назначению способствовал его административный опыт времен губернаторства на Сахалине. Однако и позже, уже в Латвии, ностальгия по былому «величию» была настолько очевидной, что по крайней мере в первой половине 1920-х в переписке он подписывался как «б. Сах. Губернатор», а не как, скажем, «б. член Народного Собрания Латвии».

Биография Д. Григорьева полна лакун, но следует полагать, что он не являлся классическим «сатрапом самодержавия», так как после убийства А. Колчака выступал за независимость Сахалина, что, кстати, «помогло» ему приобрести

поразительно широкий круг недоброжелателей, и среди японцев, и среди белых, и среди красных.

В результате на него было совершено покушение, и он выжил лишь чудом.

Таким образом, в съезде должны были участвовать делегаты от обеих организаций, а также от Общества русского студенчества. В начале февраля 1926 года Организационный комитет съезда разослал циркулярные письма, призывая организовать выборы и делегировать представителей на съезд, причем отдельное внимание уделялось представительству молодежных и студенческих объединений.

Помимо эмигрантских обществ, интерес к съезду проявили и так называемые «неорганизованные эмигранты», т. е. не входящие в формальные структуры, причем их оказалось большинство.

Организация неорганизованных

В начале марта 1926 года в качестве претендентов от «неорганизованных»  были выдвинуты инженер В. Н. Беляев и де факто лидер антибольшевиков, князь Анатолий Ливен. Следует подчеркнуть, что А. Ливен был не эмигрантом, а гражданином Латвии, но обладал такой популярностью в среде и коренных русских, и эмигрантов, что они выдвинули его на роль потенциального делегата. 

Таким образом, от Латвии на съезд предполагалось направить четырех представителей — по одному от каждого эмигрантского общества, а также от неорганизованной эмиграции и из среды студенчества.

Любовь Марины Цветаевой и будущий секретарь Ивана Бунина

Леонид Зуров с Иваном и Верой Буниными и Галиной Кузнецовой. Илл. из книги И. Белобровцевой.
Леонид Зуров с Иваном и Верой Буниными и Галиной Кузнецовой. Илл. из книги И. Белобровцевой.

К середине марта большинством голосов от неорганизованной эмиграции был утвержден князь А. Ливен, от студенчества — перспективный писатель и сотрудник А. Ливена Леонид Зуров (в будущем секретарь нобелевского лауреата Ивана Бунина), от эмигрантского общества — Д. Григорьев, а от комитета — Константин Родзевич.

Константин Болеславович Родзевич.
Константин Болеславович Родзевич.

Последний в Латвии был фигурой, что называется, случайной (в Ригу он приехал лишь за год до описываемых событий), но достаточно популярной в студенческой и молодежной среде.

Помимо прочего, он был другом Сергея Эфрона и его жены Марины Цветаевой, что, впрочем, не помешало К. Родзевичу увлечься поэтессой.

Вскоре увлечение переросло в роман, подтверждением чему являются адресованные К. Родзевичу многочисленные письма М. Цветаевой.

В общем состав латвийских делегатов выглядел весьма пестро — подающий надежды писатель Л. Зуров, бывший губернатор Сахалина и посланник Колчака в Японии Д. Григорьев, герой Гражданской войны светлейший князь А. Ливен и друг семьи Цветаевых-Эфронов К. Родзевич.

Мария Цветаева с мужем в компании друзей. К. Родзевич второй в первом ряду.
Мария Цветаева с мужем в компании друзей. К. Родзевич второй в первом ряду.

Вне всяких сомнений, было бы странно, если бы процессы, связанные с выборами делегатов из среды русских общественных организаций, прошли без подковерных интриг, скандалов и резонанса и в антибольшевистском подполье, и в латвийской печати, что отразилось в документах латвийских и американских архивов, использованных для этой публикации.

Об этих и других событиях пойдет речь в следующей, заключительный серии цикла.

 


* Изыскания, легшие в основу настоящего цикла статей, осуществлялись при финансовой поддержке Латвийского научного совета в рамках проекта «История Латвии XX-XI века: социальный морфогенез, наследие и вызовы»(VPP-IZM-Vēsture-2023/1-0003).

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное