Звиргзденская волость, Лудзенский край. В разные времена волость то отделяли, то присоединяли к разным центрам, но жили здесь всегда в непосредственной близости от границы люди разных национальностей и вероисповеданий. Марина Баркане — из старообрядцев, говорит на русском, латышском и латгальском; исследует и составляет родословное древо. Занимается этим уже более десяти лет и считает, что исследование жизни предков, их быта и проблем дает возможность ощутить принадлежность и близость к своим корням и родине.
Марина встречает меня у красивого двухэтажного дома, вокруг которого находятся хозяйственные постройки, ведь семья Барканов занимается сельским хозяйством.
— Такие просторы: вся Лудза, как на ладони.
— Да. Вот озеро, церковь, замок..
— Такой вид, наверное, открывается взору только зимой, когда на деревьях нет листвы?
— Церковь и замок виднеются и летом. В километре от нас — там, за горочкой — живет моя мама и сестра с семьей. А этот дом, когда мы расписались, купила и нам подарила свекровь. Она вместе со свекром планировали тоже переехать сюда, жить к нам, но свекор сказал, что из своего отцовского дома никуда не поедет. Поэтому дом достался нам в наследство.
— Какая деревня является вашей родиной?
— Рубежница или Робежниеки, Зеленская волость. Это самая граница с Блонтами. Родина мужа тоже Зеленская волость — Большие Литавниеки. Познакомились здесь же, вместе работали в совхозе «Лудза».
Марина вспоминает о том, что в ее детстве в деревне в округе жило намного больше жителей, чем сейчас. Когда вспоминаешь те времена, конечно, вспоминаются и люди, которые были тогда важными и дорогими.
— Ситуация поменялась, и жителей стало меньше. Семьи стали малочисленными. Проданных домов мало — один-два... Дома, как видно, люди сохраняют в память о своих предках, своих бабушках, к которым приезжали в детстве. В основном деревенские дома сейчас многими используются как дачи. Сколько я себя помню, с малых лет я всегда была с бабушкой. А когда бабушка рассказывала о своей молодости, мне не хотелось это слушать.
Не понимала... Вот сейчас бы с таким удовольствием послушала ее рассказы о жизни и воспринимала это уже совсем по-другому. Но спросить-то уже не у кого...
— Как звали вашу бабушку?
— Февроса Максимовна Голубева, в девичестве Тимошенко. Если сначала изучение своего рода было для меня попыткой больше узнать о своих корнях, то сейчас это занятие переросло в более значимое — поиски родственников ведутся в разных источниках информации. Сейчас часть информации хранится в электронном виде, другая часть — в большой папке.
Самый старый предок, о котором нашла сведения — это дед моей бабушки Тимошенко Григорий ( его отчество я не нашла), 1824 года рождения.
— Вы нашли сведения о том, где и как он жил?
— Сведения весьма скудные и обрывочные. Информацию о старообрядцах отыскать трудно, потому что они не оставались на одном месте, а перемещались. Может, в поисках работы. Поэтому не получается сложить воедино и выстроить родовую цепочку. Картинка складывается отрывками, информация добывается тяжело. Я занимаюсь поиском родственников уже более десяти лет. Продвигается это дело с трудом, тем не менее информация понемногу поступает. Нашла Григория Тимошенко — своего прапрадеда, он венчался с Екатериной Родионовной (ее фамилию я не нашла).
— Какая семья была у Григория? Есть сведения, сколько у него было детей?
— Да. Согласно данным Всероссийской первой переписи населения 1896 года, у Григория и Екатерины было пять сыновей — Минай, Осип, Лазарь, Максим и Дементий. Они все приписаны к городу Якобштадт (ныне Екабпилс). Потом там начались гонения на староверов, и мои предки переместились жить сюда.
— Переезжали ли родственники ваши или мужа?
— Родственники мужа держались одного места, у них были крепкие крестьянские хозяйства. А насчет семьи — бабушка говорила, что она очень рано, лет в 13 уже, начала пахать землю, косить траву и делать многие хозяйственные дела — умела и направить косу, и сделать грабли... Но она не умела готовить. Не любила это! Почему? А потому что братья уходили на заработки, а она вместо них оставалась на хозяйстве.
Недавно я разыскала еще одну небольшую родовую ветвь и узнала от двоюродной сестры моей мамы такое предание: кто-то из наших родственников работал на строительстве Транссибирской магистрали, там заработал деньги и купил здесь, в Пилдской волости, это хозяйство. Кто из предков это был, мне еще предстоит выяснить.
— В то время по железной дороге в Санкт-Петербург люди возили продавать продукты — овощи, мясо, яйца, а также ездили туда работать. Из ваших предков такие были?
— Были. Мама моего деда Зиновия Афанасьевича, то есть моя прабабушка Настя, работала в Санкт-Петербурге на фабрике «Красный октябрь», где производили нитки. Они жили бедно и, чтобы для личных нужд вынести с завода нитки, что строго запрещалось, придумали вот что: крутили из ниток малюсенькие клубочки и заворачивали их в свои длинные волосы в кичку...
Говоря о том, что латгальцы уезжали на заработки тогда еще в царскую Россию, отмечу, что, кстати, и мой дед Каспар из той же волости, откуда и Маринина бабушка, уехал в Питер. Семья его была большой— пять дочерей и четыре сына. Хотя имелась земля, но нужны были и деньги. Прадед — невысокий, коренастый с рыжей шевелюрой и длинным носом, как рассказывала бабушка, не был красавцем, но был добрейшей души человек с золотыми руками. Он в Петербурге шил сбруи для лошадей, сапоги и даже дамские туфли. На заработанные деньги он купил и привез из города домой добротную мебель, разную технику для хозяйства и швейную машинку — радость для женской половины семьи.
Ни Маринина прабабушка, ни мой прадед в Петербурге не остались, так что по этой линии у нас там родственников нет. Но были и те, кто оставались в Питере, богатели, покупали недвижимость. Поэтому вполне возможно, что и там кто-то может сказать, что у него есть родня в Латгалии.
А семья бабушки Марины Баркане разделилась:
— Один из братьев бабушки был милиционером, и в 1957 году при задержании преступников во время облавы его застрелили... Его жене нынче исполнится 95 лет, она живет в Лудзе. Второй брат — Григорий — купил дом в Риге и живет там. Третий из братьев в военное время, в 1942 году — погиб...
Марина увлеклась исследованием не только своего рода, но и историей рода мужа. Как она уверяет, в его родовой ветке найти родственников намного легче.
— У мужа очень много родни, потому что их семьи были большими. Если взять двоюродных и троюродных братьев и сестер — то всех и не сосчитать! Иной раз такой сюрприз, когда на семейную встречу приезжают еще и семьи кого-то из них, и выясняется, что ты кого-то из них видел, встречался, общался, но при этом не знал, что вы родственники.
— Родня из Риги приезжает?
— А кто как — по разному. Есть те, кто вообще не поддерживает контакты, но есть и те, кто с радостью и охотно приезжает каждый год, особенно на традиционный кладбищенский праздник поминания усопших — Kāpusvētki (день поминовения) или Троицу. Есть семьи, у кого здесь, в Латгалии уже никого из близких родственников не осталось... Но они обязательно приезжают на кладбище — убрать могилки близких, поставить цветы, зажечь свечу и помолиться за упокой их душ.
— Это мероприятие очень объединяет родственников. Ваш совет тем, кто захочет найти свою родню?
— Открываешь Интернет, заходишь в поисковик и набираешь Ciltskoki или Raduraksti, и читай! Бывает, информация есть, но неразборчивый почерк, тогда ломаешь голову, чтобы прочесть написанное. Это так увлекает! А когда наконец-то найдешь фамилию родни — это такая радость!
— Но ведь у вас такое большое хозяйство! Ка находите на это время?
— А ночи!.. Ночи-то зачем? — рассмеялась Марина.
Пути миграции неисповедимы — профессор
О чем говорит бытующее мнение, что у каждого рижанина в Латгалии есть своя бабушка? Конечно, речь идет не только о бабушке, но и о том, что латгальцы добровольно или по принуждению покидали родные места, поэтому родственников можно найти не только в нашей столице, но и по всему свету. Вот об этом рассказывает историк, профессор Даугавпилсского университета Хенрих Сомс:
— В начале ХХ века в Латгалии жило полмиллиона латгальцев. Толчок к выезду из родных мест был связан с тем, что в XIX веке было отменено крепостное право и предоставлена свобода. Второе, что для Латгалии имело очень важное значение — это железная дорога, ведущая в разные направления, благодаря чему Даугавпилс стал крупным железнодорожным узлом. У жителей появилась возможность поехать в пяти направлениях.
Основным направлением был Санкт-Петербург — крупный промышленный город, где всем хватало работы и была привлекательная система образования, в том числе католического. Поэтому многие латгальцы добровольно, исходя из экономических и интеллектуальных соображений, начали перемещаться в Санкт-Петербург. Поэтому именно этот город исторически стал самым большим местом проживания латгальцев.
Считается, что численность латгальцев там в начале ХХ века составляла 50 тысяч. Но потом другие события — война, революция — повлияли на то, что петербургская латгальская община уменьшилась. Большим латгальским семьям стало не хватать работы, при этом повысилось значение образования в индустриальном обществе. Чтобы освоить новые механизмы и изобретения, требовалось образование — например на знаменитом Путиловском заводе.
Мы имеем сведения о том, что многие латгальцы в Санкт-Петербурге стали богатыми, некоторые приобрели дома.
— Латгальцы во все времена главным богатством считали землю, хотя она здесь, как говорят крестьяне, тяжелая — урожай не такой, как, например, в Видземе или Курземе...
— Следующим направлением, куда уезжали латгальцы, была Сибирь. Туда ехали в поисках лучшей жизни, а главное — хорошей плодородной земли. По сохранившимся данным, в Сибирь отправились около 20 тысяч жителей Латгалии. Они жили компактно, сохраняя свою самобытность. И по сегодняшний день там изучают этнографию и язык своих предков — латгальцев.
Когда в России началась Всесоюзная перепись населения, эти жители Сибири называли свою национальную принадлежность — латгальцы. Это зафиксировано. В 1926 году было официально признано, что в Сибири живут 8,2 тысячи латгальцев.
Также следует отметить, что в начале ХХ века латгальцы — порядка 70 тысяч — уезжали в Ригу или Курземе. Рига была лютеранским городом, и посему для латгальцев-католиков непривлекательна. Как говорили раньше: Reiga beja sveša («Рига была чужой»).
— Латгальцы понемногу перебирались в Ригу, и рижане с латгальскими корнями, может, и не знают, как тяжело было их предкам обосноваться в лютеранском городе...
— Главный вопрос — жилье. Тогда был строгий контроль жилья, но латгальцы были активными — и, раз нельзя в столице, то оседали вокруг Риги. Многие из них работали на торфяных производствах. Поэтому бытует фраза, что латгальцы попали в Ригу через болота... Уезжали латгальцы не только в столицу, но и в Курземе. Это уже было связано с аграрной реформой, инициированной правительством.
Говоря о Даугавпилсе, мы опять сталкиваемся со стереотипом о том, что это исконно русский город. Но у историка Хенриха Сомса отдельный рассказ о жизни даугавпилсских латгальцев.
— Даугавпилс был самым крупным промышленным центром Латгалии, но когда пришла Первая мировая война, много людей было эвакуировано. Город практически остался пустым — уехало около пяти тысяч рабочих, боясь войны...
Но фронт остановился около города, тогда жизнь стабилизировалась, и в опустевший город начали приезжать люди из соседних неспокойных военных мест Латгалии — их называли даугавиеши, так как они жили на берегу реки Даугавы.
Конечно, как для всей Латвии, так и для Латгалии трагическими стали и оккупация независимой Латвии Советским Союзом, и связанный с этим процесс насильной иммиграции жителей в Среднеазиатские республики и Сибирь. Хенрих Сомс уверяет, что латгальцев можно найти по всему миру. Другое дело — хотят ли они, знают ли и хотят ли знать о своих предках.
Вот и получается, что латгальцы расселились по всему миру, Не каждый, но многие — наверняка могут утверждать, что и у них есть бабушка в Латгалии.
