«На мой взгляд, сейчас рановато обсуждать юбилей. Тогда, в начале 1985-го, он [Горбачев] только недавно пришел к власти. Самое громкие события из 1985 года, которые вспоминаются — это, во-первых, борьба с пьянством. Кроме того, нас тогда это впечатлило, он съездил в Англию и в беседе с Тэтчер сказал, что «колхозы — это не всегда хорошо»», — вспоминает Дозорцев.
Даже в начале 1986-го еще далеко было до коренных преобразований, подчеркнул он. Например, было принято постановление, по сути еще совсем не перестроечное: «О борьбе с нетрудовыми доходами». А вот в конце 1986-го в СССР появился закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», давший зеленый свет кооперативам и прочей частной предпринимательской инициативе. Вот с этого момента, говорит Дозорцев, уже можно отмечать переход к новой общественной формации.
Самым главным новшеством было слово «гласность», забытое со времен судебной реформы Александра II, с XIX века. С подачи журналиста Евгения Додолева, употребившего это слово в публикации в «Московском комсомольце», термин мгновенно обрел популярность. Так начался лавинообразный процесс не только экономического, и но и политического развития в стране.
«Когда в конце 1986 года Горбачев понял, что ускорение — никакое! — без открытости и гласности невозможно — тогда и начались эти ветры перемен. (..) Начала открываться литература, которая была спрятана и никогда не издавалась. Мощные появлялись публикации.
А до этого... Я почувствовал до конца, что происходит, когда в 1988-м взял в свои руки журнал «Даугава». Всю жизнь как журналист и писатель я сталкивался с чудовищной цезурой. И все, кто со мной работал, тоже. А в 1988 году я уже как главред столкнулся с целой армией цензоров. [Борис] Пуго меня тогда утверждал в должности, первый секретарь КПСС в Латвии», — рассказал Дозорцев.
Процедура, по его словам, выглядела так: его вызвали на заседание, где присутствовали представители советской партийной номенклатуры. Пуго спросил, какова у кандидата программа, как он представляет себе работу журнала. И когда Дозорцев сказал, что основных пунктов два (один — полная десталинизация, а второй – публикация «пропущенной» литературы), повисла большая пауза. Партийные работники начали переглядываться.
«Пуго спросил: ну что, есть замечания у товарищей? Но вопросов не было. Они, те, кто там сидели, уже поняли, что в Москве идет какая-то новая игра, и что если они не успеют к ней присоединиться, вскочить туда — не дай бог», — отмечает Дозорцев.
Он говорит, что затем занялся политикой потому, что довольно быстро «политизировал сам журнал». Был морально готов к этому:
«Мы начали публиковать расстрельные, так называемые юрасовские списки. И дело Катыни освещали, и многое другое. И когда возник Народный фронт, все это было мне близко. Я был внутренне готов. Это была историческая возможность изменить что-то в этом государстве».
