«Что привлекательно в этом методе — ты можешь сохранить часть тела, о которой обычный хирург, травматолог, ортопед с первого взгляда говорит — надо отрезать, и быстрее отправлять пациента на протезирование», — пояснил он.
По словам Либерманиса, 30 лет назад такие операции в челюстно-лицевой хирургии только начали делать — теперь же они являются стандартом. Кроме того, теперь работа занимает меньше времени: в 1980-е годы палец пришивали за 5-7 часов, в наши дни — за час-полтора.
«Хирург на своем дежурстве или ищет команду, чтобы пришить палец, или он ищет способ написать, что этот палец пришить нельзя — и продолжить спать. Это бывает чаще, чем вы думаете, во всех клиниках мира: тут очень важен индивидуальный фактор, поэтому это отрасль избранных.
Ты должен быть не только физически хорошо подготовлен, натренирован, но должен ставить интересы своей отрасли, своего хирургического «я», интересы пациента выше интересов своей семьи — чтобы оставить ее, не отправиться на выходные, в поход, в ресторан... Это видно — кто по дежурствам спит, а кто работает», — пояснил Либерманис.
«Конечно, бывают случаи, когда нельзя пришить, или это не имеет смысла. Это надо разграничивать. Но тут очень много субъективных факторов. Поэтому эта сфера — удел молодых, у кого есть драйв, амбиции, огромное желание себя показать, выразиться. Сделать снимки с операции, напечатать, сделать статью, показать презентацию коллегам, которые это понимают — потому что никому другому это показывать нельзя, это ужасное зрелище.
Поэтому мы в своем кругу — у нас внутренние процессы, которые мало кому понятны»,
— добавил он.
Врач ответил и на вопрос, что главное для микрохирурга. «Руки тут имеют третьестепенное значение. Главная для микрохирурга часть тела — та, которой он сидит на стуле в операционной. И эта честь тела должна быть способна просидеть на этом стуле столько, сколько надо — невзирая на аппетит, невзирая на семейные проблемы, невзирая на свободное время. В принципе, если ты достаточно усидчив, обладаешь кое-какой координацией движений, кое-каким зрением, вполне можешь стать микрохирургом...
Хочется расслабить шею, глаза. Это как любой экстремальный вид деятельности, как триатлон, об этом просто не говорят. Надо делать работу — и ты делаешь»,
— подчеркнул Либерманис.
Он указал, что латвийских врачей в мире ценят.
«У нас очень хорошие традиции. Мы не шли окольными путями, мы как-то сразу напрямик пошли к западным разработкам.
Сразу учили английский язык, сразу была возможность... стажироваться в Йельской университетской клинике, клинике Мэйо, в немецких клиниках. И мы как-то сразу вышли на этот западный уровень, мы его удержали, несмотря на очень жесткий кризис начала 1990-х годов, когда в Гайлезерсе была одна лампочка в коридорах, и в палатах был собачий холод... Но мы это сохранили — и сейчас, в принципе, нет проблем получить работу заграницей», — пояснил Либерманис.
