У родителей Эдгара отняли право опеки над детьми, и он вместе с братом оказался в Цесисском детдоме. У родителей в семье все было хорошо ровно до того момента, пока у обоих была работа. Не стало работы – начались попойки и драки, перепадало и детям.
Дрался и сам Эдгар, уже в детдоме. «Я так ярко помню, насколько часто мальчишкой я там дрался. Я даже не знаю, почему. Мне казалось – из-за какой-то надуманной иерархии. Все время были проблемы. Или физические стычки, или словесные перепалки».
«Самые яркие картины, которые вспоминаю, это – всё время какие-то постоянные влипания в неприятности. В то время очень сильно, помнится, налагалось этакое клеймо тебе на лоб: ты – из детдома, – говорит молодой человек. – Значит, ясно: это не с твоими родителями что-то не в порядке, а с самим тобой».
Юноша вспоминает, как одно лето провел снова дома, у биологических родителей, вместе со старшим братом: «Я как-то все это лето мимо пропустил, всю ту реальность, и жил в такой иллюзии, что все же в порядке, что родители – нормальные. А как лето кончилось, мой брат ушел – он сказал, что все же не желает больше жить в этой семье».
Выходец из Цесисского детдома, Эдгар резко изменился к лучшему, попав в Званниеки, к Сандре Дзените и Юрису Цалитису. Эта пара его усыновила, как и других таких же трудных подростков из социально неблагополучных семей.
«В то время, когда я жил в Званниеках, вся моя жизнь полностью перевернулась. Когда пошел первый год там, я уже видел какие-то небольшие изменения. Вот хоть физические: я был с длинными темными волосами – а нормально подстригся. И перестал ходить в огромных джемперах и широченных штанах.
Званниеки просто всё то брутальное, построенное во мне и обществом, и детдомом, и биологической семьей, всё, что с 14 лет во мне было нагромождено – каким-то мистическим образом за полтора года убрали».
Эдгар Зариньш говорит: он разочарован отношением государства к детям, оставшимся без семьи. Их растят в казенных учреждениях «как зомби», как автоматы, действующие по установленному графику. И они потом, как заведенные, ничего другого и не умеют, живут машинально, считает юноша.
Многие бывшие детдомовцы, по наблюдению Эдгара, покидают страну. Они разочарованы тем, что на родине с аттестатом школы-интерната найти хорошо оплачиваемую работу очень сложно.
«Думаю, это у многих ребят из детдома так: они смотрят на себя как на низших. Тут должна быть какая-то закономерность, почему так много ребят из детдома эмигрирует».