Помимо литературной деятельности Алексей Иванов также известен как искусствовед и культуролог. Известность к нему пришла после цикла книг об Урале. Рассказывая об этом удивительном русском крае, в беседе с радиостанцией писатель, среди прочего, подтвердил, что когда-то Урал был свободен от такого явления, как коррупция. И поделился своими мыслями об исторических корнях коррупции в России.
«Коррупция — это следствие подневольности и бесправия. Там, где невозможно наказать, там коррупция и процветает. Если бы это наказывалось, коррупции было бы гораздо меньше.
Чем более бесправное и несвободное государство, тем больше в нем коррупции.
[...] Система бесправия идет сверху. каждый человек выбирает сам для себя — воровать или не воровать. Если за воровство не наказывают, то чаще всего люди выбирают воровать. Коррупция — это не какой-то изначальный моральный изъян в русских людях. Это государственная система, предполагающая, что коррупция — это вещь возможная, вещь нужная, вещь полезная. Она уже внедрена в систему экономики. Как сейчас говорят экономисты — коррупция становится макроэкономическим фактором. Невозможно планировать развитие государства, не учитывая коррупцию. А как ее можно учитывать, она же у нас не узаконена?... Поэтому и экономическое планирование очень сильно затруднено. Чаще всего экономисты попадают пальцем в небо, потому что один из важнейших макроэкономических факторов не подлежит официальному учету.
Понятно, что лучше всего с коррупцией справляется демократия. Это не мое открытие, а здравый смысл и опыт всего развития человечества. Чем больше демократии, тем меньше коррупции», — убежден Иванов.
Вместе с тем писатель признает: россиянам по-прежнему близок авторитарный стиль правления и пресловутая «крепкая рука» государя.
«Я полагаю, что россиянам царь не нужен. Но сами россияне полагают, что неплохо было бы иметь царя. Вот в этом вопросе я с россиянами расхожусь во мнении.
[...] Российская история давала нам немало примеров иных, особых форматов русской жизни, которая остается русской, но тем не менее обходится без тирании и без самодержавия», — говорит писатель.
Свою родину Иванов считает европейским государством. По его мнению, именно к европейским ценностям и европейскому образу жизни Россия рано или поздно все равно придет.
«Россия все равно часть европейского мира. Как бы мы ни отгораживались от Европы, мы все равно часть европейского мира, а не азиатского. Пусть мы и отличаемся от Европы, но, тем не менее, мы — версия Европы. Европа нам гораздо ближе, и сближаться надо с ней. Разумеется, от Азии отворачиваться нельзя, с Азией надо дружить, нужно торговать, укреплять отношения, но всегда помнить, что мы европейцы, а не азиаты. Это ни хорошо и ни плохо, это данность. [...]
Я надеюсь, что Россию ждет нормальное европейское развитие, когда мы преодолеем те сложности, которые сейчас стоят перед нами и будем заниматься своими проблемами, а не мировыми»,
— говорит Иванов.
Отвечая на вопрос ведущей программы Людмилы Вавинской о судьбе русской интеллигенции, Иванов заявил, что такой социальной группы больше нет.
«Интеллигенция — это уникальная социальная страта, аналогов которой в европейской и американской жизни нет, не было и не будет. Российская интеллигенция как феномен сложилась в середине XIX века после отмены крепостного права. До отмены крепостного права за народ ответственность несли помещики — они должны были лечить, учить и воспитывать народ. Когда крепостное право отменили, помещики народ бросили. Но кто-то же должен заниматься народом? И эту миссию взяли на себя люди интеллектуального труда. Они и превратились в социальную страту «интеллигенция». И первым делом интеллигенции было так называемое хождение в народ. с тех пор интеллигенция уже развивалась в качестве некого сообщества. Существовала она всегда с определенной миссией (интеллигенции без миссии не бывает). Миссия была направлена на народ.
Поскольку страна была аграрная, миссия интеллигенции всегда была направлена на российскую деревню — воспитывать, образовывать, просвещать, делать жизнь лучше.
Российская деревня претерпевала огромные изменения и бедствия. Тут были и столыпинские реформы, которые уничтожали общинность русской деревни; тут, разумеется, была и революция с гражданской войной, когда мужиков выкосили; потом была коллективизация; потом Великая отечественная война, когда огромное количество крестьян-колхозников погибло. Наконец, финальный удар по русской деревне нанесло постановление партии правительства 1974 года о ликвидации малых и бесперспективных деревень. По этому постановлению 114 тысяч российских деревень было уничтожено. [...] После этого постановления и вообще всех этих пертурбаций XX века русская деревня как некий самостоятельный и самодостаточный мир прекратила свое существование. Она кончилась. Деревня превратилась в некую отжимку городской цивилизации, потому что большое село — это, скорее, маленький город, чем деревня. И русская деревня просто лишилась адресата своей миссии. Для кого ей стараться? И последним делом российской интеллигенции стали писатели-деревенщики, которые были свидетелями гибели русской деревни, свидетелями затопления Атлантиды, «Прощания с Матёрой».
После того, как русская деревня прекратила свое существование, интеллигенция утратила адресат миссии и интеллигенция как некий социальный проект прекратила свое существование.
Разумеется, деятельность интеллигенции по инерции еще продолжалась, но деятельность эта была угасающей. Разумеется, остались интеллигенты. Но сообщества — интеллигенции — не осталось. Знаете, есть люди, умеющие ходить под парусами, имею парусную лодку, но парусного флота уже нет. Вот так и в российской жизни: интеллигенты еще остались, а интеллигенции уже нет», — говорит Иванов.
По мнению писателя, место интеллигенции заняли люди, которых можно назвать буржуазными интеллектуалами.
«Это люди интеллектуального труда, но уже без былой миссии. Говорить о том, что сейчас происходит с российской интеллигенции — это [все равно, что] говорить о том, что сейчас происходит с помещиками. Помещиков больше нет, и интеллигенции больше нет как социального проекта. [...] Люди остались, а проекта уже нет», — подчеркивает культуролог.
Более подробное интервью с А.Ивановым слушайте в подкасте выпуска программы.
