«Меньше надо есть, тогда и болеть не будет»
Айвар был из тех, у кого ничего никогда не болело. Когда вдруг стало больно, мужчина пошел к семейному врачу Людмиле Скрябиной. По ее направлению он через месяц попал в Елгавскую больницу. Там обнаружили пупочную грыжу — это было проявлением рака, признает теперь глава Хирургического отделения Юрий Степанов. Но тогда врачи так не считали. Доктор Каспар Вайводс грыжу прооперировал, через несколько дней Айвар вернулся на работу. С появления первых симптомов прошло три недели, но боль не проходила. Через 4 дня вызвали скорую, опять поехали в Елгавскую больницу. Там источник боли не нашли.
Айвар рассказывал, как ему больно, а врач, не особенно слушая жалобы пациента, только бросил — меньше есть надо, тогда и болеть не будет.
Но в больнице постепенно проводили исследования. Сперва ничего не нашли, однако потом обнаружили раковые клетки. Айвара направили в Гайльэзерс к ассоциированному профессору Игорю Иванову. Вновь анализы. Когда с появления болей и первого визита к врачу прошло три месяца, стало ясно — рак распространился, придется расстаться со всем желудком.
Еще до операции Айвар хотел знать, что значить жизнь без желудка. Но вопросы задать было некому — доктор был занят, да и в свободные моменты говорил мало.
От врача на вопрос, можно ли жить без органа, мужчина получил лаконичный ответ: да, можно.
«Ну, это жизнь. Я полностью понимаю человека, который потерял близкого. Это очень тяжелое переживание, кажется, что, возможно, все врачи виноваты. Но я считаю, что у нас была очень хорошая коммуникация. Мы все обговорили, там не было никаких проблем с нашей стороны и со стороны пациента — что он мог ничего не понять. Во всяком случае, в тот момент у него не было никаких вопросов», — говорит Иванов.
Лариса вспоминает, что Иванов не был исключением. Было впечатление, что доктора хотят говорить поменьше. Входя в палату, они ограничиваются фразами «У вас все плохо», «Плохие анализы», «У вас все хорошо».
Химиотерапия: часы ожидания и обида
Айвар некоторое время провел и в Онкоцентре — принимали решение, нужна ли химиотерапия. Направление он, к счастью, получил. Направили к доктору Иеве Вецвагаре, которая известна как очень хороший специалист.
Айвар, несмотря на слабость и боль, сам садился за руль и ехал из Елгавы в Ригу на химиотерапию. Ситуацию осложняло то, что процедуру приходилось очень долго ждать. Доктор регулярно задерживалась часа на полтора — и только потом начинала сеанс, который длился два часа. То есть общее время визита — 3,5 часа. Лариса говорит: может быть, у врача что-то случалось, в такой большой больнице могут быть неотложные ситуации. Однако подобное происходило регулярно.
Лариса считает, что доктор, наконец-то появляясь, никогда не извинялась.
Пациенты же не жаловались. Айвар рассказал Ларисе, что однажды спросил доктора Вецвагаре, почему заболел раком желудка, как такое могло случиться? Доктор остроумно ответила, что ей надоело слушать вопросы, которые задают сто раз на дню. Мужчина после беседы очень переживал. Отношение было таким, будто он больше не человек, а труп — чего с ним болтать. Лариса в тот раз сказала мужу, что вопросы, наверное, и правда казались доктору глупыми, надоели ей. Но Айвар, приехавший домой после изматывающей химиотерапии, сказал, что легче стерпеть физические страдания, чем пережитое моральное унижение.
«Она со мной говорила, будто я мусор какой-то! Я никогда с людьми не говорил, как со мной сейчас говорят...» — такими были слова Айвара.
Доктор Вецвагаре признала, что иногда бывает слишком эмоциональной, и извинилась за произошедшее. Она добавила: было бы хорошо, если бы Лариса была рядом с мужем, потому что это помогает и пациенту, и доктору. «Возможно, даже больше мне хотелось бы рассказать это родственнику, чем больному. Я считаю, что не всегда надо говорить жестокую правду... Но больному также надо понимать, что наша перегрузка огромна!»
Доктор Вецвагаре — самый популярный в дневном стационаре специалист по химиотерапии. Значит, и самый нагруженный. Некоторые пациенты хотят попасть именно к ней, вне зависимости от времени ожидания. Врач обязана лечить только записавшихся, но тогда людям придется очень долго ждать и терапия станет бессмысленной, поскольку пациент сможет получать ее значительно реже, чем ему нужно. Чтобы этого не произошло, записывают «поверх».
«Если бы мы этого не делали, я не знаю, был бы мне смысл работать врачом, если мне все равно, какую схему я пациенту выписываю».
В результате случается, что на химиотерапии дневного стационара — 70 человек на 50 койках. О каждом надо подумать, каждому подобрать индивидуальный курс, который регулируется в процессе. На разговоры остается мало времени — и надо оценить, кому оно нужнее. Медсестры выполняют обязанности не одной ставки, а трех, поэтому доктор берет на себя часть их работы — заполняет карты, следит за историями болезни, выписывает направления, готовит документы. Кроме того, она участвует в консилиумах, принимает в поликлинике Онкоцентра и консультирует в Центре туберкулёза и легочных болезней в Сауриеши.
Другое отношение
У Айвара, как это часто бывает с больными на последних стадиях, появились осложнения. Болезнь перешла в легкие. За помощью обратились в Отделение пульмонологии к доктору Инге Стукене. Она получила те же медицинские документы, что и остальные врачи, знала о безнадежном состоянии пациента.
Но, как вспоминает Лариса, отношение было другим — и разговоры, и процедуры, которые делались с уважением, ответственно и качественно.
Другим отношение было и в реанимации Гайльэзерса. Айвар хвалил медсестер за заботу. Везде — высочайшие стандарты. Чтобы им соответствовать, персонал был вежлив, улыбчив, часто находил и пару теплых слов.
В реанимации Гайльэзерса, куда Айвар попал после операции на желудке, медсестры Инга Винджанова, Валентина Чудновцева и Алла Шаповалова свою работу выполняли прекрасно. Айвар также рассказывал, насколько заботливыми они были. Это рождало уверенность, что пациент в хороших руках. И Лариса, пришедшая к мужу, заметила идеальный порядок в отделении.
О смерти рассказал кто-то, случайно проходивший мимо
Примерно за неделю до смерти Айвар вновь попал в Елгавскую больницу. Осложнения усугубились, боль стала такой невыносимой, что ее нельзя было переносить дома. Мужчина сам понимал, что конец близок. Это знала и Лариса. Она часто приходила в больницу, в последний раз — со своей сестрой. Та направилась к доктору Вайводсу и спросила о состоянии больного.
«Он умирает», — был ответ.
Продолжение разговора ошарашило, потому что врач спросил, чего хотят близкие — чтобы смерть наступила быстрее, или чтобы процесс был долгим?
Лариса до сих пор не понимает, к чему был вопрос. Предложение эвтаназии? И какой человек захочет, чтобы мучения его близкого продолжались? «Я знаю себя, как я говорю — я такой вопрос не мог задать. Там, вероятнее всего, какая-то ошибка в коммуникации», — говорит доктор Вайводс. Он добавил, что просто хотел облегчить страдания, как обычно делают в этих случаях. Пациентам назначают наркотические препараты, которые смягчают боль, создают ощущение эйфории.
«Не шла речь о том, чтобы помочь пациенту умереть», — подчеркивает врач.
Следующей ночью Айвар умер. Больница об этом Ларисе не рассказала. Первым автобусом она приехала к мужу. Добралась до больницы, вошла в отделение, пересекла длинный коридор, по дороге поздоровавшись с персоналом. Все улыбались и желали доброго утра. Дойдя до палаты, где лежал муж, Лариса увидела пустую койку. На вопрос, где Айвар, кто-то, проходивший мимо, подняв глаза к потолку, ответил — «Ушел. Примите соболезнования». Женщина долго сидела на кровати, рыдала. Потом собрала вещи и пошла по длинному коридору обратно. А работники отделения продолжали заниматься своими делами и, кажется, не замечали ее.
Лариса добралась до дома. Выпила успокоительное. Через минуту зазвонил телефон. Женщина на том конце говорила по-русски, представилась старшей медсестрой Аллой и заявила:
«У вас сегодня муж умер, так? Срочно принесите его больничный, надо документы оформлять!».
Лариса ответила, что еще раз ехать в больницу сил нет. Она принесет, но только не сегодня. Алла возмутилась: «Сегодня суббота, выходной у меня! И я только ради вас пришла на работу! У нас такой порядок, и мне в выходной надо было приходить ради вас!» (перевод с латышского — Rus.lsm.lv).
Старшая сестра Ангелика Яковчика, которую в Елгавской больнице зовут Аллой, такого разговора не помнит — и утверждает, что не могла такого сказать. Если пациент умер в субботу, то оформление документов можно отложить до понедельника. Хотя нет точных правил, кто отвечает за сообщение о смерти и соболезнования близким, а также в какой срок это нужно сделать.
Принято, что это обязанность лечащего врача, а если он по какой-то причине не может этого сделать, то сообщает старшая сестра.
Как и в других больницах, информацию получает только человек, чей контактный телефон указал пациент, заполняя документы в день поступления.
Часто близкие больного заранее просят медиков, чтобы с новостью о смерти ночью не звонили. Поэтому повелось, что об умерших ночью сообщают утром, в 8.00. В тот день Лариса поехала к мужу первым автобусом — очень рано — и звонка не получила. Поясняя, почему персонал, увидев женщину лично, ничего ей не сообщил, Солвейга Абола, представитель больницы, допустила, что утренняя смена просто не знала о смерти. Она допустила, что, возможно, нужны новые правила.
