Путем опросов выяснилось, что, хотя причины отъезда латвийцев были разными, все их можно подразделить на несколько групп.
«Были те, кому трудно свести концы с концами, было трудно найти работу. Но среди эмигрантов есть и те, кого побудила уехать общая неудовлетворенность происходящим в государстве, — отметил исследователь. — Молодые ищут более широкие горизонты, лучшее образование и более широкие карьерные перспективы. Наконец, очень многие уехали в поисках лучшей социальной защиты».
Социальная защищенность — крайне важный аспект, который упоминали многие респонденты, отметил Хазан:
«На самом деле среди наших там менее 5% получали пособие по безработице — и около 3% тех, кто получал пособие по бедности. Но там на них можно прожить. «Детские» получают 10-12% опрошенных, и они тоже существенны.
Таким образом, важно не наличие бенефитов, а то, что при возникновении у человека трудностей на них действительно можно продержаться [до лучших времен]».
Исследование Хазана в Латвии критиковали как «рекламу, что там хорошо». Профессор с этим не согалсен:
«Но мы же показали то, что есть. У нас не было политического заказа — показать хуже или лучше, чем там есть. И у 3/4 латвийцев есть там родные и знакомые, им мозги не запудришь».
Он отметил еще одну тревожную тенденцию: эмиграция по мере выхода Латвии из кризиса не снижается кардинально. Хотя она уже не достигает столь драматических размеров, как в провальном 2009-м, к докризисному уровню этот показатель так и не вернулся.
Это хорошо, говорит исследователь, что государство начало какую-то политику в отношении диаспоры наконец формулировать. Конечно, предусмотренные Планом реэмиграции сто тысяч латвийцев за три года не вернуть, это нереально, считает он, но сотрудничать с диаспорой необходимо, если мы хотим вернуть на родину хотя бы часть уехавших.
Проведенное Хазаном под руководством Инты Мерини исследование показало, что абсолютное большинство эмигрантов не утрачивают связи с Латвией.
«Вернуться хотят не многие — в ближайшие пять лет это хотели бы сделать примерно 16%, — но в старости хотели бы жить снова дома порядка 40%. (...)
И эти связи не только эмоциональные или ностальгические (а ностальгия очень важный момент: люди отвечали в ходе исследования на вопрос, чего им там не хватает, и говорили — возможности искупаться в речке летом после работы, или выйти на луг, корову увидеть), но и экономические. У 40% есть какая-то недвижимость в Латвии, что немаловажно», — сказал Хазан.
По признанию ученого, его достаточно сильно удивили ответы на придуманный им самим для исследования вопрос: не собираются ли наши трудовые эмигранты начать свой бизнес в Латвии, начать проект, учредив предприятие — или, например, как-то способствовать сотрудничеству британского, ирландского и т.п. предприятия, где они работают, с латвийскими партнерами.
«25% ответили «да» на этот вопрос! В общем-то — много. То есть даже после того, как люди долго прожили там, накопилось желание помочь себе и своей стране, начав здесь бизнес», — отметил он.
Латвийское государство, конечно, хотело бы вернуть уехавших. Но следует помнить, что, если бы вдруг в страну вернулись все эмигранты — это оказалась бы слишком большая нагрузка на социальный бюджет, потому что работы-то для всех них дома до сих пор нет.
«Мы много говорим, что для Латвии это [массовая трудовая эмиграция] — демографическая катастрофа. В долгосрочном плане нам потом будет трудно сформировать социальный бюджет, когда трудящихся меньше. Каждый человек для Латвии дорог! Но вместе с тем — для тех людей, которые уехали — им живется лучше», — подытожил Хазан.
Полную видеозапись передачи можно посмотреть здесь.
