— Как вы оказались в Латвии?
— Я приехала в 2011 году, учиться в SSE (Стокгольмская школа экономики в Риге — С.П.). Это был первый год, когда туда принимали людей из Беларуси. Процесс поступления проходил в Минске, и я тогда совсем не знала, что это за институт. Спросила знакомого из Литвы, он сказал: глупый вопрос, это лучший вуз в Балтии. Сдала экзамены, поступила. После учебы осталась в Латвии, работаю в небольшой IT-компании, которая основана выпускниками SSE, — там примерно 50 человек.
— Легко ли было найти живущих в Латвии граждан Беларуси, и организоваться, чтобы быть наблюдателями на выборах президента?
— Это была моя личная инициатива. Была одна женщина, Надежда, которая стала здесь первым наблюдателем. Я вдохновилась ее примером, и тоже решила попробовать. Для этого нужно собрать подписи 10 граждан. И это должны быть не просто белорусы, а стоящие на консульском учете, либо те, кто есть в списках избирателей. У меня было три дня отпуска, и я их потратила на этот процесс: объявила в Facebook, что ищу граждан. Откликнулись 20 человек, я ездила собирать подписи. В посольстве их приняли без проблем: да, приходите, мы вас ждем.
— В посольстве во время голосования были какие-то проблемы?
— Мы ожидали проблем, если честно. Но — нет. Они (дипломаты — С.П.) себя очень достойно и честно вели, я приятно впечатлена. В Telegram есть чат наблюдателей (за белорусскими выборами — С.П.) за рубежом, и там было очень много сообщений, что другие посольства не хотят брать наблюдателей, убирают их.
Я ожидала такого же отношения — несправедливо. Они делали все возможное, и все наши права соблюдались.
Посольства в других странах… Даже там, где посчитали голоса правильно — не пустили всех людей проголосовать. В нашем посольстве в Риге, когда увидели, что есть очередь — начали запускать параллельный поток людей, и в итоге справились, все, кто хотели — проголосовали. А в Вильнюсе 600 человек осталось в очереди после окончания голосования. В Варшаве, по-моему, в очереди остались 2 тысячи, а проголосовали там всего примерно 300 человек. А в Латвии на выборы пришли 645 человек, большая часть — в Риге. Это при том, что в Польше посольство огромное, а в Латвии — небольшое.
— По вашим наблюдениям, голосовала больше молодежь, или люди среднего и пенсионного возраста?
— Мне кажется, было больше молодежи. Мы пришли в посольство в 7:30 примерно. К четырем вечера я вспомнила, что весь день ничего не ела. Потому что была очень счастлива сидеть и наблюдать,
какие люди разные, какие красивые. Очень много молодых ребят, которым еле-еле 18-19 лет, все в белом, с белыми ленточками.
Это их первые в жизни выборы, они приходят и видят тебя, независимого наблюдателя, и у них горят глаза, кто-то принес шоколадку. Такая атмосфера — ты просто не хочешь оттуда уходить.
— А вы в силу возраста в своей жизни видели только президента Лукашенко.
— Я родилась в 91-м, он пришел к власти через несколько лет. Так что — да.
— Что думаете о ближайшем будущем Беларуси — несмотря на протесты, все остается как было? Или?
— Мне кажется, точка невозврата уже пройдена. Даже если протесты как-то подавят, то получится просто полицейское государство, когда единственная причина, почему у тебя есть сила — потому что ты контролируешь полицию и армию. Но это продолжаться долго не может, если мы не пойдем по пути Северной Кореи, когда тебе нельзя в Интернет, нельзя то, нельзя это...
Вопрос в том, когда это изменится, и какой ценой, с точки зрения человеческих жизней. А что перемены будут, я не сомневаюсь.
Но я также понимаю, что, когда режим сменится, будут сложные времена — через это проходят все молодые демократии, когда пытаются понять, куда и как идти, тем более, когда у них проблемная экономика…
Не будет все суперклассно сразу. Но люди будут строить свою жизнь сами,
и пусть вначале будет тяжело, но это будет их выбор — а не ситуация, которую на них навлек какой-то неумный диктатор.
— Так, получается, ближайшее будущее — это полицейское государство?
— Не знаю. Я верю в «транзитный период» и в уход Лукашенко, но невозможно предсказать, сколько времени это займет — пару дней, недель, или лет. Но
не думаю, что он сможет удерживать власть до следующих выборов. Если только не пойдет на какие-то суперэкстремальные меры, не решит продать нашу страну России.
Это худшее, что может случиться.
— Думаете, это возможно?
— Если у него альтернатива — или так, или идти в изгои и жить, не знаю… в Турции — мне кажется, он может принять такое решение.
— Я не вижу среди знакомых белорусов моего поколения никакого запроса на присоединение к России. Даже при всем том, что для большинства белорусов первый родной язык — русский, а культурно они близки российским русским, хотя и со своими региональными особенностями. Или я ошибаюсь?
— Люди точно этого [присоединения к России] не хотят. В отличие от Украины, где в регионах на востоке большинство людей могут сказать, что они россияне или почти россияне, которые не ощущают в себе украинской идентичности. У нас таких регионов нет,
никогда даже намеков не было, что какие-то большие группы людей этого [присоединения к России] хотят.
Про культурную разницу мне трудно судить, я мало знаю российских русских.
— Живя в Латвии, общаясь с местными — что показалось непривычным после Беларуси?
— В SSE у меня было англоязычное окружение, сразу появились друзья из Латвии и Литвы, с русскими латышами общались на русском. Что было удивительно: многие люди в Латвии жаловались, что тут не очень хорошо. Мне же казалось, что тут довольно много возможностей. Конечно, отчасти это моя привилегия выпускницы SSE: мне было очень легко найти работу, зная только английский — латышского я в первые годы почти не знала, это сейчас уже говорю более-менее нормально.
Еще мне было странно услышать в первый раз, что в Латвии называют оккупацией режим Советского Союза. Но когда мне знакомые объяснили, почему они так считают, я с этим согласилась: по-моему, это честно. В Беларуси такого представления о советском прошлом нет. В целом я понимаю местных людей, мне с ними комфортно, и я не чувствую, что мне нужно особо менять мышление, чтобы найти общий язык и интересы.
— С темами русско-латышских противоречий не сталкивались?
— Нет, в первые годы я была немного в вакууме: приехав сюда, говорила в основном на английском — в том числе в ресторанах и кафе. Может, поэтому я не видела того негативного отношения, которое может быть, особенно со стороны людей, которые пережили много плохого в этом плане. Сейчас работаю в компании, где коммуникации в основном на английском, плюс иногда говорю на латышском — коллектив латышский примерно на 90%. Никогда не чувствовала какого-то давления в этом плане.
— Вы 9 лет живете в Латвии. Планируете тут остаться насовсем, или думаете когда-нибудь вернутся на родину?
— Когда я вижу, что сейчас происходит в Беларуси, у меня очень большое желание помочь и быть полезной стране. То есть, если там будет свободная развивающаяся страна, я бы очень сильно хотела быть для нее полезной. Если ваш вопрос о том, останусь ли я в Латвии, или уеду, скажем, в Германию или Великобританию — пока об этом не думаю абсолютно. Мне здесь понравилось. Конечно, тут тоже есть свои проблемы, но есть и развитие, и я могу тут жить с удовольствием.
— Что вы чувствуете, когда читаете местные новости, где латвийские министры высказываются за «стабильность» в Беларуси, или на фоне ОМОНовских погромов говорят, что европейские санкции все же нежелательны, так как они толкнут Лукашенко к Путину?
— Я все это, разумеется, читаю. Разумеется,
если сейчас Европа введет экономические санкции против Беларуси, пострадают обычные люди. Элита не станет жить хуже. Мне кажется, санкции должны быть точечные,
против чиновников. И не просто против пяти чиновников, а против тысяч, всех, чтобы их не принимали ни в одной демократической стране, людей, которые рушат нашу страну. При этом я согласна, что худший вариант — если Беларусь станет подконтрольна России. Это будет плохо и для Латвии тоже.
Но в то же время,
когда [латвийские] политики говорят, что лучше пусть [в Беларуси] будет стабильность — у меня сразу возникает такой вопрос: как бы они себя чувствовали, если бы в начале 90-х в мире точно так же говорили про Латвию и Советский Союз?
Им бы 30 лет назад понравилось такое же отношение к себе? Мол, СССР пусть и плохой, но стабильность у наших границ важнее? Я считаю, это ненормально. Но и вводить обширные санкции бездумно, против страны в целом — тоже неправильно, и да, это подтолкнет страну к России.
— Скоро у вас будет возможность сдать экзамен на латвийское гражданство. Думали об этом?
— Вы затрагиваете больную тему (смеется).
Я читала законы, и не могла поверить, что они такие... глупые.
Во-первых, мне очень не нравится, что для этого нужно отказаться от белорусского гражданства. Латвия не разрешает иметь оба. Я понимаю логику, что хотят сохранять культуру и не допускать больше русскоязычных с двойной лояльностью, — но на своем примере я очень сильно с этим не согласна. Не думаю, что я подрываю латвийскую культуру, будучи мною (смеется) — я знаю [латышский] язык, знаю историю, мне кажется, это очень хорошая страна.
Это не-невозможно — чтобы я любила обе страны.
Во-вторых, в Латвии мне нужно прожить много лет, чтобы иметь возможность получить гражданство. Три года в местном университете по латвийским правилам считаются лишь за полтора. А так как я не из Евросоюза, мне нужно потом еще прожить 5 лет на временном виде на жительство, и еще 5 — на постоянном, чтобы иметь право подавать на гражданство Латвии. При этом я знаю многих белорусов, которые после SSE уехали работать в Нидерланды, в Ирландию — и они там уже с гражданством этих стран! Хотя, казалось бы, те страны намного более далекие и по культуре, и географически.
Здесь это все сложно. Если придется выбирать один из двух паспортов — это для меня будет очень тяжелый выбор.
