B этом доме находился Народный комиссариат внутренних дел — НКВД.
За один только год по политическим статьям были арестованы больше семи тысяч латвийцев. 188 получили смертный приговор. Их расстреляли прямо в этом здании. Большинство остальных отправили в ссылку.

НКВД позднее стал КГБ — и КГБ тут прожил до самого развала Советского Союза, в 1991 году. Все это время дом множество раз перестраивали изнутри.

Доходный дом, нет, тюрьма

Шесть этажей. На пятом и шестом вели допросы. На окнах решетки, чтобы задержанный не выбросился (а такой случай был). Лабиринты коридоров, в которых легко заблудиться. Сотни кабинетов: просторных и не очень, тесных, узких, метр на метр, где держали заключенных перед допросом. Но строилось здание совсем для других целей.

«Его построили в 1912-м. Все, что вы видите, изначально, вообще не предназначалось для нужд чекистов, — рассказывает историк, гид Музея "Угловой Дом" при Музее оккупации Ингус Андерсонс. — На первом этаже находились магазины, в подвале — склады, на верхних этажах — жилые помещения. Единственное, незадолго до оккупации, это здание стало главным у пограничников. Но никто не задумывал его как тюрьму».

Тюрьма на первом этаже и в подвале. Где были складские помещения, появились камеры. Туда, где хранились вещи, стали сажать людей. В одну небольшую комнату набивали по 20 и больше заключенных.

«Моча, фекалии, пот, кровь — все эти запахи смешивались в воздухе одного помещения, — гид ведет нас по тюремным камерам и показывает. — Свет, как и сейчас, горел круглые сутки. Но по правилам спать можно было только на спине».

Зачем такие тюрьмы вообще были нужны? Историки говорят — чтобы добыть информацию. Ведь информация — самое главное. «Чтобы ее получить, — продолжает Ингус Андерсонс, — людей били дубинками, сапогами, стульями, цепями. Ломали пальцы, снимали ногти».

После смерти Сталина в 1953-м режим поменялся. Потом, по словам гида, в основном использовали психологические методы воздействия.

Методы

Сколько человек работали в НКВД (как и позднее в КГБ) — неизвестно. Эта информация была под грифом «секретно». Но известно, какие были отделы:

• Разведка и контрразведка
• Наружное наблюдение
• Секретно-политический отдел
• Шифровально-дешифровальный
• Спецотдел опертехники
• Экспертиза документов и почерков
• Радиоконтрразведка
• Отдел правительственной связи
• Следственный отдел

Со временем часть отделов упразднили, некоторые объединили. Но одна из главных задач органов госбезопасности оставалась неизменной — бороться с антисоветчиками, врагами режима.

«Это что за большевик? Он залез на броневик. Всех буржуев он ругает. Наркоманов уважает. Это Ленин, это ЛЕНИН! Зал, конечно, поднялся. Овации! А меня не было, я зарплату у директора подписывал», — вспоминает Янис Белов.

В 1977-м он был музыкантом на танцах в клубе в Олайне. С куплетом про Ленина выступили гости вечера — музыканты из Риги. Белов шел по делу, как свидетель. За это ему грозило до 10 лет тюрьмы.

«Через три дня повесточка в "шоколадный домик", так называли его в cоветское время. Свидетель. Чего? Кого? Я понятия не имел, что такое? — Янис Белов продолжает свой рассказ. — Потом началось "полоскание". Там полоскают очень хорошо, грамотно, не грубо! С расстановочкой показывают: статья такая-то, пункт такой-то. Антисоветчина получается. Из-за какого-то куплета непонятного… Сейчас это смешно! Президента и премьера народ "ласково любит". А тогда, я скажу честно, после того как он мне лекцию прочитал, у меня вся жизнь ниже пояса опустилась».

Дом с сюрпризом

Поднимаемся на шестой этаж. На окнах везде решетки. Я здесь была не раз и, кажется, вернусь снова — этот «Дом» не отпускает. Все время думаю, что я чувствую, находясь здесь? Холод. И дело даже не в отключенных батареях. Мне кажется, даже тысяча радиаторов не смогут его согреть, прогреть. Ощущение умирающего дома. Дома, который оставили люди.

На шестом этаже историки нашли потайную дверь в соседнее здание. Через чужой подъезд сотрудники могли приходить и уходить незамеченными. Сейчас этот проход замурован. Не знали о нем и сотрудники Госполиции, которая въехала в Дом ЧК после восстановления независимости.

«Там, где у нас были столовая и обеденный зал, рядом находилось небольшое помещение, там хранились овощи, — вспоминает бывший пресс-секретарь Госполиции Иева Рекшня. В Госполиции она проработала с 1991 по 2011 год. — Конечно, оно было много раз отремонтировано, еще во времена ЧК. Но, как выяснилось, в этом помещении расстреливали людей. Когда мы сообщили об этом главной по столовой, она аж побелела. Мы сказали: только спокойствие! Все отремонтировано, все в порядке. Ну, что, жизнь есть жизнь. История есть история».

Вот помещение на первом этаже. За каменной кладкой историки обнаружили деревянные доски. А на них — множество следов от пуль. В 1940-1941 здесь были расстреляны 188 жителей Латвии. С 1944 по 1953-й — точно неизвестно, но примерно еще пятьсот человек. После смерти Сталина в Доме ЧК больше не расстреливали.

Сейчас здание изучено примерно на 90%. Но не все тайны еще раскрыты. И находятся они в подвалах. «Когда Госполиция пришла сюда, подвалы были в ужасном состоянии, — продолжает Иева Рекшня. — Но скажу сразу, подвалы были двух видов. Первый: отремонтированный. Где были нормальные камеры, которые потом Госполиция использовала, как изолятор временного содержания. И второй подвал — где никогда не было ремонта, там обитали крысы. Сперва вытравили крыс. А потом стали разбираться, что там за ходы и куда они ведут. И эти ходы были очень странными».

«А секретные ходы вы нашли? — спрашивает Rus.LSM.lv. — И сколько?»

«Найти не нашли, — отвечает Иева. — Но знаю, что они есть».

Темная сторона подвалов

Те камеры, которые нам показали в начале, находятся на территории Музея. Светлые, отремонтированные. Спускаемся в самую темную часть подвалов, куда не пускают простых посетителей. А скоро вообще никого не пустят, некоторые помещения уже сейчас в аварийном состоянии.

Тут, конечно, заблудиться проще простого. Бесконечные лабиринты. Пахнет сыростью и плесенью. Время делает свое дело. Старых планов подвалов не сохранилось. Многие документы из архивов пропали. Их изъяли чекисты. Исследование, которое проводилось в 2017-м по заказу Госагентства недвижимости, собственника здания, показало: подвалы множество раз перестраивались. И особенно сильно — в период с 1940-го по 1960-й.

В темной части тоже есть камеры. Черные. Здесь все полусгнило и жутко воняет канализацией. Проход, по которому мы идем, называли «Грязевoй улицей» — вместо пола в коридоре и камерах была грязь. Названия были и у других тюремных коридоров: «Розарий» с женскими камерами, «Господский угол» с мужскими. И улица «Вознесения», которая вела в помещение, где расстреливали. За годы НКВД-МГБ-КГБ через эти камеры, по примерным подсчетам, прошли 44 тысячи латвийцев.

Письмо из лагеря

«Мы жили здесь поблизости, часто ходили мимо, — вспоминает Яна Айваре. Ее отца Витолда Балшайтиса, в независимой Латвии — судью, арестовали в январе 1945 года. — Папа вычислил, где могла находиться его камера. Показал ее, тогда там решетка была, и труба шла вниз. Про подвалы чекистов он говорил: самое страшное, что людям не хватало воздуха. Камера рассчитана на четверых, а их набили 25. Когда не хватает воздуха — это ужасно. Они по очереди ложились на живот и пытались вдохнуть воздух из той трубы, которая шла на улицу. Ну, сколько там было этого воздуха…»

По словам Яны Айваре, ее отец сам в своем деле видел, что его сдал один человек из соседнего дома, с которым он был знаком. Возможно, тоже юрист. В НКВД Витолда Балшайтиса просили — «Назовите видных людей!». То есть — интеллигенцию. Отец Яны Айваре не назвал никого. Его отправили на исправительные работы в Свердловскую область России, в город Нижний Тагил. В ссылке бывший судья провел 7 лет. Вот отрывок из его письма близким (орфография сохранена):

«В свободные минуты заберусь куда-нибудь повыше, гляжу на уральскую даль и мечтаю о родине. Погода у нас держится теплая, потому вечера провожу или за книжкой на травке возле барака, или побалтываю со своими приятелями. Но их у меня осталось мало. Так как стал я, если так можно выразиться, чудаковат. Как-то живу больше внутри себя и с людьми у меня речи не вяжутся… Наболтал уже весь листок. Шлю тебе сердечный привет. Витольд».

«Мы с вами не будем отрицать, что степень жестокости в период гражданской войны, в 30-х годах была невероятной», — говорит генерал-майор ФСБ Александр Георгиевич Михайлов. С 1974-го служил в органах госбезопасности, занимал руководящие должности, в том числе, в Пятом управлении (политическая контрразведка) в России.

Михайлов объясняет: степень жестокости была высокой, потому что в органы приходили люди после Гражданской войны, а человеческая жизнь в тот период не стоила и медного гроша. Также они были безграмотны.

«Я в Латвии в здании вашем не был, мне сложно говорить, — продолжает Михайлов, — но хочу сказать следующее. Когда создавалась Всероссийская чрезвычайная комиссия, то, естественно, ничего строить невозможно было. Что использовалось в качестве [помещений для] специальных нужд? Конечно, наиболее защищенные здания. Это что? Банки! Банки, где были сейфы. Сейф — необходимый атрибут для безопасной службы, чтобы были соответствующие хранилища, где можно было хранить документы. Поэтому выбирались здания, где можно было соблюсти не только конспирацию, но и закрытость инфраструктуры, не допустить, чтобы туда проникли».

Подземный ход. Или ходы?

На темной стороне находились не только тюремные камеры, но и бомбоубежище с системой подачи воздуха. По правилам, из бомбоубежища должен быть «экстренный» выход. На случай, если здание взорвут. В нашем бомбоубежище такой выход есть. Небольшой лаз, в начале метр на метр, потом в человеческий рост. Сейчас этот ход замурован. Через метров десять тупик. Но мы его видим на улице, с помощью георадара.

К нам присоединяется член поискового отряда «Легенда» Райнер Зайферт. С помощью сканера он помогает искать останки солдат и остатки зданий. Наш подземный ход идет через Стабу. Его видно на противоположной стороне улицы. Потом он уходит в соседний двор. Там мы находим выход — небольшую каменную будку посреди двора, рядом с детской площадкой.

Однако бомбоубежищ в здании ЧК не одно, а два. И в полиции слышали, что подземных ходов было несколько, не только под Стабу, но и через главную улицу Риги — Бривибас. «Номинальное число подземных ходов, которое озвучивалось — два. В разные стороны, в том числе через улицу Бривибас. Но говорили о возможном третьем. Еще рассказывали о простых выходах в другие дворы и дома. Чтобы можно было войти незаметно для окружающих», — говорит бывший пресс-секретарь Госполиции Крист Лейшкалнс. Он работал в Госполиции с 1998 по 2004 год. Его кабинет находился в «Угловом доме», в подвалы ЧК он спускался не раз.

Наш помощник Райнер Зайферт сканирует улицу Бривибас. За основу берет картинку, полученную от уже известного подземного хода через улицу Стабу. Ищет совпадения. На Бривибас сканер показывает два похожих туннеля.

«Это может быть туннель, может быть комната, трубы, — говорит Райнер. — Но, самое главное, что точно такую же картинку сканер видел на улице Стабу от уже известного туннеля».

Один из двух возможных туннелей большой, гораздо больше, чем тот лаз, который мы видели под Стабу. Идем на противоположную сторону улицы Бривибас. Сигнал слабеет, не исключено, подземный ход разрушен. Сигнал от второго возможного туннеля четкий, ведет через арку Министерства здравоохранения, в жилой дом во дворе. Вместе с жильцами обходим все подвалы, но в одном из них магазин одежды, все стены закрыты. В других подвальных помещениях выхода тоже не видно.

Поэтому возвращаемся в Дом ЧК, ищем вход. Параллельно связываемся со всеми коммунальными службами Риги. Все говорят — туннели не их.

Пока ищем, находим в подвале запасной выход на улицу Бривибас. Изначально это было окно для подачи угля, которым отапливалось здание. Потом его переделали. В соседнем помещении стена без одного кирпича — это переход в соседнее здание. Сейчас он замурован.

И еще одна находка — небольшой проход между стеной и печкой. Через него попадаешь в странное помещение, захламленное деревянными ящиками. Лестница спускается к замурованной двери — кладка сравнительно свежая. Что скрывает эта дверь — неизвестно. Мы не имеем права ломать стены.

«Минус второго» этажа наше устройство не видит. Но радар упорно ведет во второе бомбоубежище. В стене такой же люк, как и в туннель под улицей Стабу. Однако за ним снова подвалы, т.е. это не эвакуационный выход. Сантиметр за сантиметром проверяем стены, где должен начинаться подземный ход. Везде кирпич. Согласно исследованию, эти стены были построены именно в период с 1940 по 1960 (во времена НКВД, МГБ или КГБ).

Найти вход мы не можем. Не с этими инструментами. Не с этим оборудованием. Не все свои тайны Дом ЧК так просто готов открыть.

P.S. По замыслу архитектора это здание строили, чтобы в нем жили и радовались. Но люди обходят его стороной. Оно стало символом боли и страданий. Госполиция отсюда съехала еще в 2008. С тех пор ищут нового хозяина. Чтобы уйти от тяжелого прошлого, фасад перекрасили. Зданию вернули самое первое имя, данное при строительстве — Дом Тетера. Но уже больше десяти лет самый высокий дом так и остается пустым.