В мире насчитывается около 200 государств. И как минимум 166 из них, подписавшие международный пакт о гражданских и политических правах, гарантируют своим гражданам право на получение и распространение информации независимо от государственных границ. Но в силу политического устройства и интересов каждого государства какая-то страна может быть недовольна тем, что в мире масс-медиа практически больше нет границ, и какая-то информация, неблагоприятная для того или иного правительства, свободно распространяется, прозвучало в передаче. Эта проблема традиционно решается государственным регулированием медиапространства и рынка СМИ — но регулирование порой переходит в цензуру и ограничение гражданских свобод.
Социолог ЛУ Айя Зобена, директор Института социальных и политических исследований ЛУ, указывает, что мир, общество сегодня разнообразны как никогда прежде:
«Структура общества становится все сложнее. И политическая структура, раздел власти в странах тоже — существуют очень разные модели, они и определяют позицию государства. С одной стороны, довольно сложную систему регуляции, а с другой — если посмотреть, что такое средства массовой информации, это, конечно, и общественные СМИ, которые распространяют информацию в интересах всего общества, и частные СМИ, в которых очень велик спектр интересов, начиная с разнообразных религиозных направлений и заканчивая чисто коммерческими.
Сегодня каждый в общем-то, может вещать что хочет. Потому что есть платформы, на которых для государства как регулятора ситуация — всё сложнее».
«Вещать всегда можно было что хочешь — вопрос, делается ли это сидя на лавочке около подъезда... В том и состоит концепция публичной сферы, классика теории коммуникации и журналистики, что люди собираются где-то (у Юргена Хабермаса это — кафе, новшество для начала XVIII века, где европейцы собирались выпить кофе и обсудить какие-то животрепещущие темы, касающиеся их собственного бизнеса).
Так формировалось общественное мнение, затем оно усиливалось посредством газет, и таким образом оказывалось какое-то влияние общественного мнения на парламент. То есть
из того, что каждый вещает отдельно, как латыши говорят — katram savs, у каждого свое мнение, формируется и публичное мнение! Без того, что каждый может вещать сам, в широком смысле — мы не можем создать демократическое государство»,
— говорит профессор Рижского университета им. П. Страдиня, медиаэксперт Сергей Крук.
Однако такое развитие публичной информационной сферы исторически шло рука об руку с цензурой и налагаемыми властями ограничениями, которые сохраняются и в современном мире масс-медиа. Это касается не только освещения хода войны в Украине, но и распространения, например, порнографии. Идущий из-за границы поток определенной информации государства могут блокировать — и делают это.
С формированием общественного мнения, по словам Айи Зобены, если смотреть с позиций социологии, имеются определенные сложности:
«С одной стороны, мы можем повлиять, формировать его, использовать даже как оружие. Но с другой стороны, оно развивается по своим законам. Например, сплетни тоже один из механизмов его формирования.
Есть то, на что мы можем повлиять — и на что не можем, то, чем мы можем управлять и чем не можем. Сохранить своего рода закрытую банку, где всё остается под нашим контролем — так тоже невозможно!»
На вопрос Латвийского радио 4, стало ли в последние годы больше причин, по которым государственные регуляторы могут ограничивать работу СМИ или запрещать распространение информации, Сергей Крук пояснил, что списки такого рода критериев очень неопределенны, а в некоторых странах их нет совсем:
«Как в Америке — первая поправка к конституции действует, и правительство не имеет права вмешиваться в работу СМИ, как-то ограничивать их работу в других странах. Нет такой традиции! Политики там следуют еще аристотелевским идеалам: если человек знает, что такое благо — он будет, соответственно, жить, направляя все свои силы на реализацию этого общественного блага, и таким образом станет счастливым.
В Восточной Европе преобладают мнения, что передачей информации можно очень повлиять на поведение людей, и какую информацию люди получают — так они себя и ведут. Здесь такой наивный психологизм работает, и не берут во внимание то, что у человека имеется еще собственная мотивация, что он как-то сам вписан в окружающую среду и приспосабливается к ней.
И что с точки зрения экономической у него тоже есть свои интересы: у каждого есть интерес — просто выжить, содержать себя и свою семью, и он анализирует окружающую среду, свои собственные возможности (своего тела, уровня образования, что он может делать). Так его способности, возможности и интересы могут столкнуться с неблагоприятным государственным регулированием.
Вот для этого и необходимо общественное мнение. Мы исходим из классических концепций XVII-XVIII века: что таким образом формулируется общественное мнение — как какая-то база для критики правительственных решений».
Особенность Латвии — в отсутствии такой обратной связи, говорит Крук. В политических документах она не прослеживается:
«Скажем, в Плане национального развития 2021-27 года. Они хотят что-то сделать для населения, они хотят изменить поведение населения, в том числе в экономической сфере, чтобы люди занимались собственным бизнесом, который производит добавочную стоимость — но там не чувствуется, чтобы авторы плана занимались какими-либо исследованиями общественного мнения и ситуации, в которой люди живут, и того, как они себя в ней ощущают, что они могут и не могут сделать.
И второй документ, который сейчас в силе, про «сплоченное общество, гражданское общество» — там тоже это не прописано. То есть —
мы знаем лучше, что вам нужно, мы будем насаждать наши идеи, заставим вас, будем ломать через колено. А как вы это воспринимаете, какие у вас интересы, мировосприятие, как вы вообще вписываетесь в эту окружающую, вот даже природную среду — это нас совершенно не интересует».
Это не значит, что политики, которые занимаются введением ограничений в медиасфере, совсем не считаются с общественным мнением, добавила Айя Зобена — они его зачастую просто не знают:
«Как я уже говорила, общество становится структурно всё сложнее. В нем больше нет таких крупных групп — с одинаковым восприятием и находящихся в одинаковой ситуации. Интересы очень различаются, и не только по этническим моментам, о которых у нас всегда говорят. Если посмотреть, например, на русскоязычную общину — сама по себе она очень фрагментированная. То же можно сказать о латышской общине! Там тоже есть люди которые живут в Латгалии, в восточных регионах, не говоря уж о материальном благосостоянии, уровне образования, даже о привычке потреблять определенные информационные каналы.
Например, я в аудитории говорю: вот вы смотрели, по телевидению была такая-то передача? Это студенты-социологи! И в ответ: «А мы телевизор не смотрим!» Я задаю вопрос: а если вас интересует общество — вы же как раз наоборот должны интересоваться, что думают люди, которые — не такие, как вы? И я думаю, что вот этот интерес к тому, из кого состоит общество, какие мнения, какие стереотипы, предубеждения... Мы живем каждый в своей закрытой общине, они обмениваются между собой информацией, и СМИ мы оцениваем так же (по-разному)».
Но когда государство ввело запрет на вещание кремлевских каналов на территории Латвии или наказывало авторов фейков о ковид-вакцинации — оно аргументировало необходимость этого шага интересами уже не какой-то группы населения, а большинства общества и национальной безопасности, игнорируя при этом интересы каких-то малых групп, прозвучало в ходе дискуссии. По оценке Айи Зобены, такой шаг действительно был оправдан интересами всего общества, его безопасностью, эпидемиологической ситуацией и т.д.
«Но эту информацию распространять и подавать одинаково — я думаю, это не совсем разумно. Потому что месседж различается, и он воспринимается по-другому в каждой группе.
Не подавать месседж совсем?.. Ну, кто хочет, тот его раздобудет! Ведь плотно закрыть крышку и совершенно не впускать информацию — это довольно иллюзорное мнение сегодня».
Правительство, добавил Сергей Крук, своими нормативными актами может повлиять на поведение людей — а для того, чтобы регулировать мнения, у него инструментов нет.
Как уже писал Rus.LSM.lv, одним из следствий практикуемой государством медиаполитики является то, что в Латвии доверие к СМИ относительно невысоко — в том числе потому, что общество увязывает их с государственными институтами, которым доверяет еще меньше. Госканцелярией в этом году было опубликовано исследование общественных настроений, которое во многом опровергает ряд стереотипов о русскоязычных жителях Латвии, в том числе о привычках потребления информации.
В марте и апреле большинство российских проправительственных каналов было закрыто: после вторжения армии РФ в Украину на территории Латвии было принудительно прекращено вещание десятков российских и белорусских телеканалов. 6 июня Национальный совет по электронным СМИ принял решение запретить распространение в Латвии последних еще транслировававшихся 80 телеканалов, зарегистрированных в РФ. После этого, как показало исследование Госканцелярии, латвийские зрители российских телеканалов «переехали» на интернет-порталы и в соцсети.
