На прошлой неделе президент Латвии Эгил Левитс подал в Сейм законопроект о смене статуса Латвийской православной церкви, с тем чтобы та действовала совершенно самостоятельно и независимо. «Влияние Московского патриархата на Латвийскую Православную Церковь, как на одну из крупнейших традиционных конфессий Латвии, неприемлемо», — заявил он. Сейм с этим согласился. Но что провозглашение такого статуса светской властью означает для конкретной христианской церкви и ее прихожан?
ПЕРСОНА
Андрей Кураев — российский богослов и философ, общественный и религиозный деятель, один из самых цитируемых в последнее время в масс-медиа священнослужителей. Его публичные высказывания неоднократно шли вразрез с официальной позицией руководства Российской православной церкви (РПЦ). В 2020 году Кураева лишили священнического сана за пост в соцсети Livejournal, где он оскорбительно отозвался об умершем от коронавируса настоятеле Богоявленского собора Москвы протоиерее Александре Агейкине. Позднее Кураева оштрафовали на 30 тысяч рублей за «дискредитацию» армии из-за поста в Livejournal.
«Начнем с того, что это не автокефалия — автокефалия предполагает, что церковь признаётся остальными автокефальными церквями в качестве именно таковой. Ни одна из 15 поместных церквей современного мира, включая Православную церковь Украины, пока еще такую декларацию не сделала о признании Латвийской православной церкви равной себе в каноническом статусе.
Речь идет о неком самоуправлении — в принципе, это то, что уже было в истории латвийской церкви в 20-30-е годы ХХ века, со времен святого Иоанна Поммера, архиепископа Рижского.
Но тогда она была объявлена такой тоже не без давления латвийского общества — и правительством была объявлена независимость от Москвы, которая в то время была очень ярко большевистской и антицерковной.
Нужно сказать, что при этом Иоанн Поммер опирался на указ патриарха Тихона от 1921 года о том, что если по условиям Гражданской войны меняются линии фронтов и государственных границ, и это затрудняет связи с московским церковным центром, в этом случае группы епархий могут переходить на самоуправление. И вот,
опираясь именно на этот указ патриарха Тихона, Иоанн Поммер парировал возможность давления из Московской патриархии, подчинения. И до времени оккупации латышская церковь оставалась независимой в этом смысле».
Но очень скоро, отмечает Андрей Кураев, этот статус у Латвийской православной церкви отнял Константинопольский патриархат — автономный в своей юрисдикции в своей сфере.
«Константинопольский патриархат настаивает, что только у него есть право признавать или давать автокефалию поместным церквам. Поэтому в данном случае молчание Константинополя означает, что этой автокефалии — пока, во всяком случае, де-юре — с точки зрения православного международного права не существует.
Существует, да — вот, декларированная независимость, возможность не согласовывать важнейшие кадровые решения с Москвой. Взамен они будут согласовываться рижским правительством».
Главное — это что ранее выборы митрополита Рижского должны были быть утверждены московским патриархом, в вопросе назначения высших церковных чиновников ЛПЦ не была независима. Решение Сейма обеспечивает, что этого больше не будет. Кураев напомнил: митрополит Александр не выступил с протестом, ни когда это решение латвийскими властями готовилось к утверждению, ни после.
«И второе: не последовало никаких комментариев со стороны Московской патриархии, которая предпочла сделать вид, будто ничего не произошло, ничего не изменилось. Такого рода молчание чиновников патриархии (...) заставляет предположить, что в данном случае имеет место игра. То есть
Москва считает, что ее интересы не повреждены этим законом. Возможно, Московская патриархия считает, что это только игра на публику, а какие-то тайные рычаги правления при этом у них остаются. И второе — может быть, они считают, что не время сейчас на эту тему скандалить, потому что русские танки все проблемы решат без них».
Аналогичная игра в молчанку ведется и в отношении Украинской православной церкви, уже ранее взявшей курс на независимость, прозвучало в передаче.
«Обычного прихожанина все это должно мало касаться! Я вообще считаю, что любые такие иерархические надстройки выше, чем епископ — все эти архиепископы, митрополиты, патриархи, — это богословски отнюдь не необходимые вещи, это то же тщеславие... И никак не влияет на жизнь прихожанина, хотя иногда может больно травмировать. (...)
В истории многое повторяется. Когда церковь начинает вмешиваться в политику — и политика наносит ей ответный визит. Что и произошло на ваших глазах в жизни латвийской церкви».
В передаче также прозвучало: многих верующих сейчас беспокоит, что латвийские власти могут пойти дальше в своем стремлении отделить местную общину от влияния Московской патриархии, и в этом стремлении они могут потребовать и перевода богослужений только на латышский язык (хотя в Латвии давно есть православные храмы, где службы проводятся также на латышском).
«Наличие храмов, где службы идут на латышском, можно только приветствовать. Издание соответствующей литературы, богослужебных книг, проповедей на этом языке — это замечательно! А вот что касается запрета молиться на церковнославянском языке — вы знаете, это, конечно, будет вторжением в интимную составляющую веры человека и его жизни. Потому что речь идет о мире любви!
Церковнославянский язык — это не русский язык, это не язык Российской Федерации, это — язык международный. Это язык Восточной Европы, церковнославянский. Напомню, он был официальным языком Молдавского княжества, причем светским языком, Литовского княжества и прочих стран. Так что это язык очень древний, созданный отнюдь не агентами Москвы и не в целях Москвы.
А кроме того, понимаете, когда человек на этом языке молился о своих, например, умерших родителях, о своих больных детишках — в трудные и важные минуты своей жизни, то он, конечно, с этими формулами срастается, и они для него становятся дорогими. Поэтому так болезненно во всем мире православные верующие реагируют на (порой действительную) необходимость перейти на другой язык.
Страшный выбор встал перед русскими эмигрантами: на каком языке молиться в своих храмах? Не потому, что правительство требовало — а потому, что дети не понимали церковнославянский язык. И вот выбор — или я молюсь на привычном мне языке, в привычной мне атмосфере моей Нью-Рязанщины где-то там в Америке, в Оклахомщине — но тогда мои дети становятся здесь чужими; или же я перехожу на английский язык, и тогда эта молитва становится понятной для моих детей, и мы с ними вместе можем сохранять православие, общие с ними ценности — но какую-то часть моих семейных воспоминаний я должен буду отсечь».
Как сообщал Rus.LSM.lv, Сейм принял инициированные главой государства поправки 8 сентября. Как сообщал Rus.LSM.lv, президент Эгил Левитс подал в Сейм законопроект о смене статуса Латвийской православной церкви, с тем чтобы та действовала совершенно самостоятельно и независимо.
Исторически Латвийская православная церковь уже была де-факто признана независимой, это было согласовано в 1921 году патриархом Московским Тихоном и латвийским архиепископом Иоанном Поммером и утверждено в 1926 году Кабинетом министров Латвии.
Закон, как говорится в аннотации к нему, призван восстановить исторический статус Латвийской православной церкви и исключить какую бы то ни было власть патриарха Московского (и любого другого главы церкви любого другого государства) над церковью в Латвии.
После того, как поправки были провозглашены, на официальном сайте Латвийской православной церкви появилось сообщение, подписанное пресс-службой православной церкви. В нем говорится, что решение Сейма носит юридический характер, а изменение статуса не меняет православную веру, догматы, литургическую жизнь Церкви, календарный стиль, сакральный богослужебный язык, обряды, традиции и внутреннюю церковную жизнь. Подчеркивается, что Православная церковь Латвии сохраняет духовное, молитвенное и литургическое общение со всеми каноническими православными церквями мира.
