Рижская дума 16 октября приняла решение о демонтаже нескольких памятников в столице. Делается это как будто с целью убрать с улиц Риги все те образы, символы и памятные знаки, которые связаны с присутствием враждебных Латвии сил. Но на этом делается политический капитал, заявил Минтаурас:
«То, каким образом это делается в Риге — думаю, это скорее свидетельствует опять-таки о создании некоего политического капитала в связи с ожидающимися муниципальными выборами, с этакой политической рисовкой, а не с желанием начать сейчас серьезную дискуссию или разговор».
Памятник Барклаю посвящен событиям наполеоновских войн
Михаэль Андреас Барклай де Толли (в российской традиции — Михаил Богданович Барклай де Толли) был генералом армии Российской империи, военным министром, по происхождению — балтонемцем с шотландскими корнями. Памятник ему в Риге установили в 1913 году, когда широко праздновали 300-летие царского дома Романовых, через сто лет после Отечественной войны 1812 года, во время которой полководец командовал российскими войсками, говорит Минтаурас.
Барклай де Толли, по словам историка, был в свое время видной фигурой в борьбе с наполеоновским вторжением. В связи со столетним юбилеем победы над Наполеоном и отчасти в рамках подготовки к актуальному тогда празднованию 300-летия династии Романовых на территории империи появился ряд мемориалов и памятников, тематически связанных с войной 1812 года.
«В Кекаве, например, была построена смотровая башня, которая просуществовала всего несколько лет до Первой мировой войны — что также было связано с боями, происходившими летом 1812 года в окрестностях Кекавы и острова Доле. Но Барклай де Толли, конечно, его скульптурное изображение появилось в Риге именно в связи с этим обозначением истории империи и рассказами о ее истории».
Оригиналы монументов — на дне морском
Барклай де Толли одновременно служил и образцом представителя рыцарства и дворянства, что было, конечно, своего рода политической игрой, позволявшей политической элите балтийских немцев напомнить о своей значимости в истории Российской империи и, может быть, как-то укрепить ощущение того, что их влияние по-прежнему занимает видное место при царском дворе и во внутренней политике, рассказал Минтаурас:
«Конечно, никто не знал, что через год начнется Первая мировая, и в первую очередь ее почувствуют те самые балтонемцы».
Уже весной 1915 года немецкое контрнаступление из Восточной Пруссии достигло территории Латвии, и бои приближались к воротам Риги. Поэтому началась эвакуация промышленных предприятий Риги. Приказ об эвакуации распространялся не только на производственные предприятия, их оборудование и рабочих, но и на изделия из цветных металлов. В том числе — церковные колокола и памятники.
«В районе прибрежных островов Эстонии тот корабль затонул и с «Петром Первым», и с деталями, демонтированными с Колонны Победы, которая когда-то стояла на площади Пилс и которую в советский период заменил на этом месте Петр Стучка».
Затонули тогда и другие эвакуированные из Латвии морем монументы, связанные с присутствием Российской империи.
Установка и снос — чисто политические решения
Поэтому, когда в 2023 году Сейм принял закон об охране памятников культуры, в котором был пункт о сносе всех памятников оккупационных режимов, немецкого и российского (советского), от памятников Российской империи не так много и оставалось, отметил Минтаурас.
«Это просто свидетельствует, что, как это обычно с памятниками и происходит, и установка, и снос памятников — это чисто политическое решение и чисто политическое действие. Только после этого, конечно, выдвигается следующий вопрос, какова художественная ценность или культурно-историческое значение памятника».
В 2002 году по инициативе бизнесмена Евгения Гомберга была установлена отреставрированная копия статуи Барклая де Толли. Теперь, судя по всему, часть рижских депутатов считает, что это была ошибка, и в ночь на 31 октября памятник на Эспланаде был демонтирован.
«Сейчас мы, опять надо сказать, в предвыборной атмосфере наблюдаем различные проявления политической демагогии, которые, возможно, легче оправдать в отношении Барклая де Толли, но, на мой взгляд, оправдать довольно сложно в отношении памятников латышским писателям»,
— считает Минтаурас.
Еще два исторических деятеля, о которых много говорят и чьи памятники планируют разрезать пополам или перенести — это Андрей Упитс и Судрабу Эджус (настоящее имя — Эдуард Зильберс). Оба писателя достаточно примечательны, чтобы занять место в истории латышской литературы, но оба, так сказать, испортили свою репутацию сотрудничеством с советской властью.
«Все вопросы, что делать с этими созданными при советской власти, идеологически насыщенными и более или менее идеологически ориентированными памятниками, возникают либо в связи с конкретным человеком, либо в связи с формированием политического капитала»,
— заявил ученый.
Попытки порисоваться в глазах избирателей вместо серьезной дискуссии
Мартиньш Минтаурас подчеркивает, что на протяжении многих лет вопрос о памятниках никого не интересовал, в том числе так называемые национальные партии, которые долгое время возглавляли Рижскую думу в 1990-х и начале 2000-х годов.
«Затем политический климат в Риге изменился, и стали появляться исторические фигуры, непосредственно связанные с присутствием Российской империи на этом пространстве. Конечно, это немедленно вызвало известную реакцию. Неужели Пушкин вдруг появился на окраине бывшего Пушкинского бульвара — я думаю, не случайно он именно там появился. Или какие-то памятные знаки, которые, конечно, в довоенную эпоху считались то ли курьезами, то ли проявлением политических амбиций, но которые в то время не оказывали никакого серьезного влияния на общественное мнение в целом. Никто об этом в настолько больших масштабах не переживал», — сказал историк.
Конечно, с изменением геополитической ситуации и началом полномасштабного вторжения России в Украину обостряется внимание и к тем вещам в культурном наследии, которые связаны либо с имперским прошлым, либо с советским режимом.
«Но то, каким образом это происходит в Риге — я думаю, что это скорее подтверждает еще раз какое-то формирование политического капитала в связи с предстоящими муниципальными выборами, с этакой политической рисовкой, чем с желанием начать серьезную дискуссию или разговор, что нам делать с Андреем Упитсом как символом литературного наследия советской Латвии или как относиться к любым знакам присутствия Российской империи в публичном пространстве, которые все еще присутствуют», — пояснил Минтаурас.
О прошлом латышских писателей
Ученый рассказал, что, например, Судрабу Эджуса сейчас упрекают в том, что он работал преподавателем в Коммунистическом университете западных народов, который был учебным заведением, где фактически готовили специалистов для экспорта революции из Советского Союза на Запад.
«Но подходя с такой меркой и глядя через такую оптику, мы можем найти в истории латышской культуры и литературы немало примеров со схожими личностями, которых можно во многом упрекнуть.
Я думаю, что до этого не дойдет, но в конце концов учеба в Литературном институте имени Горького — это все-таки идеологическое мероприятие. Я, конечно, сейчас иронизирую по поводу того, что могло ожидать представителей латышской литературы, активно действовавших после Второй мировой войны».
Конечно, в контексте Судрабу Эджуса обращают внимание на его идеологическую работу, это разыскивают и освещают — но это лишь часть его биографии, говорит Минтаурас. И в отличие от Андрея Упитса, который действительно был фигурой идеологического значения даже после Второй мировой войны и в начале советской оккупации, идеологическая привязка Судрабу Эджуса к советскому режиму была гораздо меньше.
Если говорить о плане разрезать памятник Андрею Упитсу пополам — по оценке Минтаураса, этот шаг символизирует двойственную природу личности писателя и истории, так что идея не из худших.
«Я думаю, что это, пожалуй, и лучший результат, которого мы достигли во всей этой эпопее с памятниками в этом году. Потому что я не думаю, что правильным решением было бы убрать Андрея Упитса из публичного пространства. В связи с этим исчезла бы вся противоречивая и трагическая история, связанная с биографией Упитса. Так что
возвращение Упитса в общественное пространство в виде обрезанного памятника было бы, на мой взгляд, здоровым именно по той причине, что это прямая функция памятника. Памятник — вещь, которая о чем-то напоминает».
