Владимир Котт: «Я сам не понимаю, как смог снять такой фильм»

Например: молодой продюсер Никита Владимиров заложил квартиру, чтобы раздобыть денег на съемки. Алиса Фрейндлих, прочитав сценарий, к полному изумлению авторов выбрала совсем не ту роль, которая подразумевалась («ту» в результате сыграла Неелова) — не интеллигентную провинциальную учительницу, а простую тетку, хабалку и матершинницу. Карп, прирученный Мариной Нееловой, в последний день съемок выпрыгнул к ней из корыта прямо на колени. И так далее, вплоть до того, что от запланированного участия в «Кинотавре» пришлось отказаться, потому что Евгений Миронов стал там председателем жюри — не судить же себя самого, и заявку на Московский международный кинофестиваль (ММКФ) подавали без всяких надежд, не фестивальный это фильм — «Карп отмороженный», но его все-таки взяли в конкурс, и именно он завоевал приз зрительских симпатий…

На «Балтийскую жемчужину» Владимир Котт привезет «Карпа» сам.

— Ваш американский коллега Фрэнсис Форд Коппола говорит, что имеет смысл браться только за материал, с которым вас связывает что-то личное...

—Я считаю, что это основа любого нормального творчества. Все остальное — заказ, за который платят деньги. Вот «Карп отмороженный»: почему я взялся за него? У меня, как у главного героя фильма, мама тоже была учительницей, и ощущение, что она меня продолжает учить, для меня очень естественно.

— «Карп отмороженный» получил на ММКФ приз зрительских симпатий и вызвал невероятно теплую волну отзывов в Facebook. Вам важнее такое признание или комплименты профессионалов кино?

— Вы знаете, профессионалов мало, а зрителей много. И я примерно представляю, что могут сказать профессионалы — но никогда не представляю, что могут сказать зрители. То, что они так отреагировали на «Карпа», для меня (к счастью или к сожалению, сам не понимаю) важней, чем критика. Этот тот случай, когда я сам не понимаю, как смог снять такой фильм.

— Возникали ли у вас экстраординарные ситуации на съёмках?

— Да, конечно. И самая экстраординарная ситуация была в том, что удалось собрать в одном фильме таких актрис, как Алиса Фрейндлих и Марина Неелова. Которые, как оказывается, вместе никогда не снимались. Самим фактом своего появления в этой картине они создали контекст.

— С ними было труднее или легче, чем вы могли предположить теоретически?

— Гораздо труднее. Я обычно очень легко нахожу пути общения с людьми, но тут надо было находить пути общения не с простыми людьми, а с людьми, которые на несколько порядков выше, чище, профессиональнее тебя. Это испытание для любого режиссера.

— Вы были автором сценария большинства своих фильмов. Проще писать самому, чем снимать по чужим историям?

— Хороший вопрос... Когда я сам пишу историю — я нахожусь внутри нее. Я знаю мотивацию героев. А в «Карпе отмороженном» (в основе сценария лежит одноимённая повесть Андрея Таратухина. — М.Н.) я немножко был снаружи, на поверхности. И это было сложнее. Потому что впервые, например, я один день только репетировал, а не снимал. Обычно кинопроизводство не предполагает репетиций: пришли, начали снимать. Но с этими актрисами, не допускающими фальши, надо было репетировать. Для меня это полезный очень опыт.

— Вы ведь работали в театре когда-то. Это вам что-то дало как кинематографисту?

— Да. Понимаете, я с актерами говорю на одном языке. Это не значит, что я разбираю роли по системе Станиславского — вот исходное событие, вот сквозное действие... Но театральный опыт дал мне право общаться с актерами на равных на репетиции.

— Вы из тех режиссеров, которые говорят комплименты актерам?

— (Смеется.)

Я как раз из тех режиссеров, которые говорят сквозь зубы: ну, вроде бы ничего… ну, похоже...

Но в данном случае мне пришлось так хвалить Марину Мстиславовну и Алису Бруновну! Я на второй день работы увидел, как они уходят со съемок, и понял, что им что-то не нравится. Потом Марина Мстиславовна подошла и сказала: может, вы как-то поддержите нас? И я начал поддерживать, хвалить. То есть делать то, чем я обычно не занимаюсь. Но мне это понравилось очень. А они ведь женщины. И они расцветали.

— А Евгений Миронов? С ним как дело обстояло?

— С Женей как раз не важно, хвалить или не хвалить. С Женей важно не врать. Он понимает, что происходит на съемочной площадке, видит кадрами. А кроме того, он очень помог мне на репетициях, потому что он встречался с этими актрисами в театре и в кино. Он знал тот подход, который заставляет их делать даже чуть больше, чем надо.

— Есть ли актёры, которых вы хотели бы снять в своих фильмах? Российские или зарубежные, неважно. Вокруг которых у вас просто фантазия начинает бурлить.

— Да, но это в основном девушки. Хелен Миррен — сочетание достоинства, интеллигентности и искренности. И Сигурни Уивер тоже. Это те актрисы, которые меня как режиссера вдохновляют.

— А что может вызвать у вас желание посмотреть чужую картину? Режиссер? Актер? Тема?

— Тема тут не первична. Если говорить об авторском кино, я смотрю на режиссеров, а не на его героев. То есть я просто хочу увидеть новый фильм Хлебникова, новый фильм Быкова. А среди жанрового кино я, конечно, смотрю фильмы с Робертом де Ниро, с Леонардо ди Каприо. Мне нравится наблюдать, как они меняются. Увидеть молодого Ди Каприо и Ди Каприо сейчас — это же длинный-длинный сериал. И единственный способ запечатлеть время.

— А вам удается отключить профессионала, когда вы сидите в зале? Не анализировать?

— Знаете, поскольку у меня мастерская режиссерская во ВГИКе, то, к сожалению, приходится много насматривать и много критиковать. То есть я всегда смотрю вначале на какие-то ходы, кубики, на то, как они сложены. Но после, если фильм хороший, живой, ты погружаешься в него и становишься просто зрителем.

Для меня один из главных моментов, связанных со смотрением кино — это то, что время схлопывается. Ты не замечаешь, как оно пролетело, как пронеслись эти полтора часа.

— Какой из последних примеров вы могли бы назвать?

— «Бердман», например. «Джанго освобожденный», как ни странно. А главное впечатление последних лет связано с фильмом «Одержимость». Это тот же режиссер Дамьен Шазелл, что снял «Ла-Ла Ленд», но «Ла-Ла Ленд» кажется мне более искусственным, хотя именно он получил «Оскара». Для меня «Одержимость» — великое кино.

— И оно очень нравится мужчинам. Гораздо больше, чем женщинам.

— Это кино для мужчин. Потому что только у мужчин есть выбор между творчеством и любовью.

— А когда вы снимаете — вы как-то представляете себе аудиторию вашего будущего фильма? Или снимаете для себя?

— Я снимаю для своего внутреннего голоса. Я же аудиторию не вижу. Но у меня есть какой-то камертон, который позволяет не фальшивить, и какая-то интуиция, которая помогает определить, туда я двигаюсь или нет. А все остальное возникает потом. Я поэтому не люблю смотреть свое кино вместе с публикой. Такое ощущение, как будто я подсматриваю что-то неприличное. Вплоть до того, что на премьере «Карпа» вообще я вышел из зала, и мне слали оттуда смс-ки, как идет, на что реагируют.

— Вы двадцать лет в режиссуре. Ваш взгляд на кино сильно изменился за это время? На профессию?

— Да. Сейчас порог допуска в профессию сократился. И это хорошо. Мы же не знали раньше, сколько талантливых людей может снимать кино, а сейчас кино могут снимать все, хоть на телефон. И если оно настоящее, искреннее, если зритель в него въехал, влип, то брак по свету и фокусу становится неважен. То есть эмоции гораздо сильнее структуры.

— Дуэты братьев-режиссеров — Дарденны, Вачовски, Коэны — хорошо зарекомендовали себя в кино. У вас с Александром нет совместных планов?

— Мы пытались. Но я для себя сформулировал: если бы мы не были близнецами, то, возможно, и работали вместе. А так у нас разный подход. Близнецы ведь гораздо сильнее отличаются друг от друга, чем просто братья. И режиссеров-близнецов — примеров таких нету, по большому счету.

— Если у вас возникает желание посоветоваться по поводу фильма, который вы снимаете — к кому вы обращаетесь?

— У меня есть волшебный человек. Это Владимир Фенченко. Он преподает во ВГИКе, преподает монтаж. У него идеальный слух. Он может подсказать. Он учил меня, моего брата, 80 процентов режиссеров современных. Местецкий, Велединский — все прошли через этого прекрасного человека.

— Вы себя считаете человеком конца XX века или начала XXI?

— Я считаю себя человеком середины 80-х годов XX века. Мне кажется, я продолжаю в том времени жить — когда я был подростком. У меня нет ощущения, что я принадлежу какому-то поколению. Вот Валерия Гай Германика — это поколение. А я — арт-объект.

— Тогда, подростком, вы уже знали, что будете режиссером?

— Я знал одно: что я хочу себя как-то выражать. Я писал пьесы, сценарии... Потребность делиться собой — она у меня была всегда.

— У вас есть хобби, которое приносит не меньшее удовлетворение, чем работа?

— Нет, к сожалению. Я не вяжу макраме, не рисую картины. Для меня хобби — монтаж. Я люблю сидеть и монтировать. Свои фильмы я монтирую сам.

— А цель, к которой вы идете, есть?

— Цель есть. Не думать о том, где достать деньги на фильм. Для этого, наверное, нужно получить «Оскар». Потому что хочется снимать только то, что хочется, и делать это быстро. У меня очень много тем, несколько готовых сценариев, и я надеюсь не останавливаться.

* Маша Насардинова является редактором издания Pastaiga.ru.
Этот материал подготовлен специально для Rus.Lsm.lv.