Чтак — это псевдоним. Настоящая фамилия художника, родившегося в 1981 году — Учанов, он имеет удмуртские корни и богатое выставочное досье. С 1998 года принимал участие в проекте «Школа современного искусства» Авдея Тер-Оганьяна. С 2000 по 2005 год участвовал в арт-группе «Общество Радек». В этом году режиссер Михаил Местецкий снял фильм «Тряпичный союз», посвященный опыту общения с этой творческой группировкой, которое он сам назвал «диким оголтелым кино про городских партизан». На последнем «Кинотавре» лента получила главный приз за лучшую мужскую роль. В ее создании принял участие и Валерий Чтак. Корреспонденту Rus.lsm.lv удалось взять у него интервью.
— Валерий, задам вам сакраментальный вопрос: что вы этим хотели сказать?
— Этот вопрос нельзя задавать ни одному автору чего бы то ни было. Вы не ищите, что я хотел этим сказать, попробуйте хотя бы понять, что я говорю.
— Есть мнение, что современное искусство нуждается в авторских комментариях. А у вас – «пришел, увидел и впечатлился»?
— Да, абсолютно. Ну, либо не впечатлился. Либо ты что-то, что там есть, находишь, либо не находишь, и значит, этого нам нет и все попытки убедить зрителя в том, что оно есть, несостоятельны. Существует, правда, тонкий момент контекста. Возможно, ты не там стоишь. Или еще важно, можно ли трогать произведение искусства, чтобы его понять. «Я ничего не понял!». Да ты не туда встал просто. Вот это может быть какой-то подсказкой. А текст о том, что здесь художник следует такой-то традиции и прочая ерунда, которую обычно рассказывают, в 98% случаев не соответствует действительности. Собственно, хорошее искусство вообще не чем-то, оно просто есть.
Валерий Чтак
С 1998 года посещал занятия Авдея Тер-Оганьяна в Школе современного искусства, а после того как Тер-Оганьян эмигрировал в Прагу, учился у Анатолия Осмоловского. Был активным участником радикальной арт-группы «Радек». Первая персональная выставка Чтака прошла в галерее «Франция» у однокашника по тер-оганьяновским лекциям Алексея Каллимы, который в одном стихотворении назвал Чтака «абсурдистом», «концептуалистом» и «деятелем шваброавангарда». Примечательно, что и Каллима, и Чтак – это творческие псевдонимы, которые теперь прописаны у обоих в паспорте. 28-летний Валерий женат, растит сына по имени Бенджамен.
— Вы работаете на века? Какую-то длительность жизни ваши работы имеют, или они важны здесь и сейчас?
— Конечно, я работаю на вечность. Просто то, что я делаю с другими художниками, конкретно, к примеру, Жаном-Мишелем Баския (американский граффитист и неоэкспрессионист), не хотелось самому это имя произносить, но напрашивается – это некий поток, некий пафос в целом. Не стоит говорить, что вот эта конкретная работа Баския о том или об этом. Баския – он весь об этом. Таков же Йозеф Бойс (немецкий художник, основоположник постмодернизма – М. К.). Это его нужно описывать, а не отдельную работу.
— Вопрос, который проистекает из вашей стилистики стрит-арта: вы работали на улице?
— Нет.
— Это только стилизация? Ведь стенсил, то есть трафарет, родился на улице, и текст в изображение включают тоже уличные художники. Ваш любимый Баския начинал с граффити.
— Ну что ж, это его личная история. В термине стрит-атр есть ключевое слово «стрит» — улица. Этого искусства не может быть в музеях, галереях. Если кто-то вам говорит про музей стрит-арта, а такой есть, например, в Питере, это оксюморон в плохом смысле слова.
— Но вот возят же работу Бэнкси (классик британского стрит-арта – М. К.) по выставкам на куске лондонской стены.
— Это просто результат попадания художника Бэнкси в дурацкий мир рынка современного искусства. Бэнкси никогда для этого не рисовал. Я – да, я для музеев, галерей с самого начала моего творчества.
— Вы участвовали в создании фильма Михаила Местецкого «Тряпичный союз». Какую роль вы там сыграли?
— Знаете, есть фильм Джулиана Шнабеля «Баския». Режиссер, чтобы не использовать конкретные картины художника, сам нарисовал большую часть того, что рисует актер, изображающий Баския. Я сделал то же самое для одного из персонажей. То есть, он все «рисовал» моими руками.
— То есть, вы дублер актера, который изображает художника?
— Нет, я создал для него визуальную базу, которая доказывает, что он художник.
— Какую политическую позицию вы занимаете?
— Против всех. Чтобы эту дискуссию, довольно скучную, не длить, я просто скажу, что я аполитичен, и что мне все это одинаково не нравится. Если вы меня спросите про Украину, это у нас сейчас как маркер, я не могу понять, за кого там можно быть. Майдан – это идиотская история со всех сторон, как со стороны тех, кто свергал, так и со стороны тех, кого свергали. То, что сейчас там происходит – тоже идиотизм, и быть частью всего этого чудовищно неинтересно. Я из России, я в Москве живу.
— А в Москве вы можете сейчас делать то, что вы хотите, совершенно свободно?
— То, что я хочу – да. Это одна из проблем, которая у меня есть со всем этим левым движением: я делаю что хочу, это не сравнить с 80-ми годами советского времени, когда людей не выпускали, не печатали, не разрешали выставляться, и контркультура существовала вопреки запретам. Мне ни один чиновник, ни одна институция никогда не говорила, что я чего-то делать не могу, потому что я не делаю ничего, что было бы связано с текущими событиями. Эти Путин, Яценюк, Янукович, Ягудин и Плющенко, Виктор Цой – это все во времени. Я о Цое как о фигуре, он великий поэт, оговорюсь, чтобы вы не вытащили мою фразу в заголовок. Мне же интересно делать что-то в вечность, а комментировать аморальность российской Думы – ну о'кей, давайте о другом.
— Тем не менее, это вы сказали, что она аморальна.
— Конечно, есть проблемы.
— Вам нравится, что происходит в Москве?
— Мне в целом не нравится, что происходит в России и происходило всегда. Как пример я приведу этот дом, в котором находится галерея (реконструированное здание в стиле модерн в «тихом центре» — М. К.). На входе такого дома в Москве совершенно точно будет стоять не просто охранник, там будет охрана. Чтобы зайти туда, нужно будет паспортные данные оставлять. Здания в таком прекрасном состоянии в Москве обычно охранниками заселены в том числе. А здесь вставляешь в скважину ключ, заходишь и все. Но не то чтобы это при Путине началось или при Ельцине или при «совке», это невозможно пришить к какому-то режиму.
Мне не нравится в Москве зашкаливающий уровень паранойи. Люди друг друга боятся, охрана везде. Если сравнить московское метро с парижским или лондонским, которые гораздо более опасны по ряду причин, то в лондонской или парижской подземке полиция – это экстренный случай. У нас же отделения полиции есть на каждой станции. И этот монотонный голос, который бесконечно призывает: «Будьте бдительны, один пропущенный террорист может стоить вам жизни, не подходите к бесхозным вещам». Все время нагнетается и нагнетается. Я понял бы еще в Израиле, там это объяснимо. Паранойя в Москве касается и Майдана: не допустим Майдана в России ни за что! Да не особо он и возможен. В России сделали все, чтобы никаких попыток свержения власти не возникло. Есть только одна статья конституции, которую в России защищают – о свержении государственного строя: нет, не дадим, посадим всех!
