Улья Нова и ее «Чувство моря»: «Холодный, пронизанный ветром рай»

Обратите внимание: материал опубликован 5 лет назад

Московская писательница Улья Нова «дышит морем» уже три года — с тех пор, как переехала в Ригу. И даже дольше — с тех пор, как начала писать книгу «Чувство моря», которая недавно вышла в российском издательстве «Эксмо».

ФАКТЫ

Улья Нова (Мария Ульянова) родилась в  Подмосковье, жила и училась в Москве. Окончила Литературный институт. Автор шести книг прозы, в том числе романов «Инка» и «Собачий царь», которые вышли в крупных российских издательствах.

 

Страничка автора — на сайте ЭКСМО

— Я из хорошей семьи врачей и ученых-биологов. Ответственных и боязливых советских людей. Однажды — в то время у меня уже была степень кандидата медицинских наук — я поняла, что хочу заниматься литературой, делом, в котором не может быть никаких обещаний. И ушла из строгой врачебной определенности в суровое писательское никуда. Я сама выбрала этот путь, и, увы, обратимость процесса уже утрачена.

— Вы окончили Литературный институт в 2003 году — а когда появилась первая книга?

— «Инка. Кофейно-мистическая история» вышла в 2004 году.

— С тех пор ваши книги выходят раз в два года?

— Иногда чаще. Но «Чувство моря» ждало своего часа почти три года. Когда весной позвонили из Москвы и сказали, что собираются издавать этот роман, я расплакалась слезами благодарности.

Наверное,

предпосылкой к написанию «Чувства моря» были два важных для меня ощущения: предчувствие шторма и надежда на спасение.

Приблизительно в 2013 году в Москве вдруг возникло состояние неуверенности, тревоги за будущее, и показалось важным рассказать о человеке, который уязвим и ощущает вокруг себя стихию мегаполиса, стихию мира.

— Для меня море — бесконечность, для вас — вечность, а это уже обращает к мыслям о вере. Море — как у вас ­­— может быть синонимом кладбища, любви, мегаполиса, но оно всегда останется символом мироустройства, которое кем-то отрегулировано. Вы не транслировали религиозную идею — вы к ней подводили.

— На берегу герои книги совершают свои маленькие философские открытия о жизни, о любви и — да, о вечности. Ты выходишь на берег и как будто «читаешь море» — общаешься с ним, пытаешься понять: стихия — это хаос или там все-таки что-то есть? Благодаря чему незаметно меняешься сам.

— Стало быть, даже на берегу для вас главное — все-таки люди?

— Конечно! Но при этом главным, изначальным было все же предчувствие шторма. И идея, что все-таки существует некая сила, делающая возможным лучший вариант событий. Ведь наверняка вы замечали: сколько раз все катилось в пропасть, но что-то подхватывало, кто-то помогал. Нужно об этом помнить и ценить моменты, когда мы выплыли и спаслись.

— Интересно, что к теме моря вас привело не чувство, а мысль. Бакинцы, например, не понимают, как можно жить там, где нет берега, нет края. Куда идти, если можно идти и туда, и сюда? А живущие на берегу всегда знают, куда идти. Ты сделал все, что мог, и оказался перед рубежом, за которым уже не властен. Остается только смотреть, дышать и думать.

— Наверное,

существует великое множество вариантов, какой именно человек выходит к морю и что он чувствует: людское море тоже бесконечно.

Я собрала героев, которых люблю или которые меня волновали, и рассказала о том, что каждый из них чувствует на берегу. Дальше читатель может представлять на их месте себя или кого-то другого. Я начала разговор о море, а вы можете его продолжить.

— Тем не менее кто-то из ваших персонажей приблизиться к стихии не готов: море нужно заслужить.

— Это действительно выход, который случается или не случается.

— С вами он случился.

— Когда в Москве я только-только задумала написать роман, тяжело заболела бабушка. Я ходила к ней в хоспис и как-то раз не без вызова сказала себе: ты же сказочник — а что ты сможешь сделать со всем ЭТИМ? Как ты это преобразишь?

А когда бабушки не стало, неожиданно пришло письмо с приглашением в Вентспилсский дом писателей — месяц пожить и поработать на берегу Балтийского моря. Для меня это было знаком, что в важный и драматичный момент жизни я все сделала правильно. Верю: как только мы сумеем что-то глубоко прочувствовать, понять и тем более подкрепить делами — в виде подарка можем получить от мира радостную весть.

— Вы писали, что, когда любишь, все становится приметами: сбудется, не сбудется. А писатель все время эти приметы собирает. Получается, он постоянно находится в состоянии любви.

— Работа над книгой действительно похожа на любовь. Поэтому и

случаются между двумя людьми, между писателем и текстом — романы.

Это часть твоей жизни — бывает так, что ты ни в какую не хочешь ее отпускать, работаешь и думаешь: почему я никак не могу закончить книгу? И вдруг возникает подозрение: а может быть, я просто хитрю, тяну время? Ведь мне нравится жить в этом тексте, с этими образами, с этими историями!

— Вы говорите о Вентспилсе — тем не менее я не могла вычислить, о каком побережье в книге речь.

— Я умышленно использовала технику коллажа. Мой городок эклектичен: я вдохновлялась и Вентспилсом, и Турку, и Остенде, и, может быть, даже зимним Сочи. Мне хотелось, чтобы читатель представлял свое море, то, к которому стремится его душа.

— Море — оно для всех.

— Две недели писала этот роман на Готланде. Именно там у меня появилось почти объективное ощущение, что мир не пуст, что «какая-то сила здесь, над нами присутствует».

Конечно, в начале работы над книгой Вентспилс доминировал. Потому что для меня это очень особое место. Когда ты впервые можешь каждый день выходить на берег — это действительно сказка.

Ноябрь, но ты свободен, и твоя задача — мечтать и придумывать. Ходила, искала и запоминала образы. Это как раз то, что меня занимает с детства, — наблюдать городские сценки, рассматривать людей на рынке, подслушивать разговоры на остановке маршрутки. Так начал создаваться роман. Когда я писала его в Москве — думала о море. Возможно, отчасти эти мысли помогли мне настроиться, решиться и перебраться в Ригу: в 2015 году я переехала сюда с готовым черновиком романа.

— Вам уютно в наших пейзажах. Море — оно для вас какое?

— Сизое небо, колючий ветер, тяжелая и мрачная вода — Балтийское море, холодный, пронизанный ветром рай. А

люди почему-то думают, что рай — это когда тепло и фрукты.

— За что же любить такой хмурый холод?

— За то, что он — не у тебя внутри. Ветер на берегу тебя обжигает, хлещет по щекам и дает невероятные ощущения, когда заходишь в теплое кафе.

Мне кажется, балтийский домашний уют связан именно с такой погодой: это попытка человека быть счастливым, обеспечить себе душевное равновесие, несмотря ни на что.

— Вы запрятали эти свои открытия и обобщения в житейские истории — подняли на притчевый уровень.

— Да, я люблю притчи и охочусь за ними повсюду. Стараюсь находить их в повседневности, распознавать среди случайно замеченных образов города.

Мне нравятся работы одного португальского фотографа, его имя Фернандо Луз. Он снимает берег на закате, с чайками и рыбаками, которые тянут из моря сети. Я заметила, что могу воспринимать этот сюжет в любом состоянии. Если я расстроена — он меня утешает, если слишком рада — успокаивает. Видимо, это та самая инкрустированная в жизнь вечность, о которой размышляет герой книги, Неизвестный художник.

Море для меня — тот самый Другой. Чужая стихия, требующая понимания.

Но мне было приятно на него работать. Если я готова быть рабом какой-нибудь темы, то это именно она.

 

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное

Еще