С днем рождения, Сигвард Клява! 

Обратите внимание: материал опубликован 5 лет назад

13 ноября — White Light Festival, Нью-Йорк, церковь св. Девы Марии близ Таймс-Сквер; 15 ноября — Дарем, часовня Дюкского университета; 16 ноября — Вашингтон, Библиотека Конгресса; 17 ноября — фестиваль Sound Streams,  Торонто, Собор Metropolitan.  Видели бы вы худрука Хора Латвийского радио Сигварда Кляву за несколько дней до этого турне… Я — видела, он меня — вряд ли, хотя и поздоровался.

ПЕРСОНА

Сигвард Клява (1962) окончил Латвийскую консерваторию по классу хорового дирижирования, совершенствовал мастерство в Bachakademie Stuttgart и Санкт-Петербургской государственной консерватории. С 1987 года – второй дирижер, с 1992 года — главный дирижер и художественный руководитель Хора Латвийского радио, с 2000 года — профессор Латвийской музыкальной академии. Осуществил десятки записей и проектов, включая такие масштабные, как исполнение всех пассионов Баха в 2014 году и цикл «Кольцо Латвии» к 100-летию провозглашения независимости. В июле 2018 года дирижировал сводным хором на заключительном концерте XXVI Вселатвийского праздника песни; младенец, появившийся на свет во время выступления, был назван Сигвардом в его честь.

КОЛЛЕКТИВ

Хор Латвийского радио был основан Теодором Калниньшем в 1940 году. В период Второй независимости сменил формат, став камерным, и в этом качестве обрел мировую славу. Был награжден множеством национальных премий, записал десятки альбомов на лейблах Ondine, Deutsche Grammophon, ECM, BIS, Hyperion Records, Naïve, Skani и т.д., объездил с гастролями множество страны, выступал на таких знаменитых площадках, ка Линкольн-центр в Нью-Йорке и Concertgebouw в Амстердаме, Walt Disney Concert Hall в Лос-Анджелесе и Театр Елисейских полей в Париж, принимал участие в самых престижных музыкальных фестивалях, начиная от Зальцбургского и заканчивая BBC Proms, сотрудничал с такими дирижерами, как Риккардо Мути, Густаво Дудамель, Рикардо Шайи, Эса-Пекка Салонен, Ларс Ульрик Мортенсен и многими, многими другими. Поразительно, но за 78 лет на посту художественного руководителя Радиохора побывали только четыре дирижера: помимо Калниньша, это Эдгар Рачевскис (с 1963 по 1986 год), Юрис Клявиньш (1987-1992) и Сигвард Клява (с 1992).

Глаза у него были, как процитировал бы Дживс Шекспира, зрачками в душу. Понятно, почему: за пять дней в США и Канаде хору предстояло спеть четыре разные программы в гигантских залах, билеты разошлись подчистую, и известно было, что придут критики главных газет.

Скидок на то, что турне — государственной важности, с исполнением гимнов, с участием в торжественном посольском приеме в Вашингтоне, никто не ждал. На диаспору в качестве сверхблагодарного слушателя никто не рассчитывал.

Все было по-честному, включая remarkable и outstanding в рецензиях. Заслужили.

Когда хор вернулся домой, наконец удалось поговорить с Клявой. В перерыве между репетициями. Он когда-нибудь отдыхает?!

Может, хотя бы сегодня, в день рождения?

— Вы с 1987 года в Радиохоре. Есть кто-то, кто прошел с вами весь этот путь?

— Есть, да. Два певца, девушка и парень, которые начали там работать еще до меня. Они свидетели этой длинной истории.

— Какой из ее отрезков был самым сложным для вас?

— Самый первый. Когда я пришел в хор, в нем было свыше 60 человек. Но в 90-х государство уже не могло позволить себе содержать такой большой состав. Исходя из этого, иногда надо было принимать очень негуманные решения по отношению к людям, которые ни в чем не были виноваты. Сейчас нас 24...

Конечно, для меня как руководителя самое приятное — предлагать сотрудничество. И самое трудное — расставаться.

Об этом в публичной сфере говорить не принято, это очень болезненный вопрос. Но я всегда старался, чтобы и те, кто вынужден был уйти, и те, кто остался, понимали, почему так произошло. В ситуации маленького коллектива это особенно важно. Музыканты должны быть как одна семья не только в творческом смысле, но и в человеческом. Без спокойствия и гармонии в отношениях  нельзя добиться сверхвысоких результатов, которых от нас ждут. Мы очень дорожим внутренней температурой, которую поддерживаем.

— У меня есть еще один вопрос из тех, что не задают публично. Оглядываясь в прошлое, вы рады, что Радиохор стал камерным? Это пошло ему на благо? Свело на нет конкуренцию с хором «Латвия»?

— И да, и нет. Любому коллективу необходимо чувствовать, что он неповторим, а Радиохор сумел обрести собственное лицо и занять собственную нишу – хотя удалось это далеко не сразу и в результате серьезных усилий, но удалось ведь. И не потому, что я в одиночку придумал и какую-то стратегию, реализовал свою мечту. Очень много идей привнесли сами певцы, сами артисты. Это касается и репертуара, и качества звучания, и прочих профессиональных дел. Еще раз повторю —

важно не только то, что мы делаем свою работу лучше других, но и то, что мы делаем ее не так, как другие. Иначе. Что нас можно мгновенно опознать по почерку.

— Вы ведете счет программам, которые подготовили? Произведениям, которые исполнили или хотя бы заказали, мировым премьерам, фестивалям?

— Нет! Нет! Увы. Это моя проблема. Я вообще очень плохой статистик. Я только могу сказать, что

30 лет назад время текло медленней… Как процессоры тогдашних компьютеров… А сейчас все очень сильно ускорилось.

И в процессорах, и в обычной жизни, и в концертной.  Найти в себе силы нажать на стоп-кран, остановиться и подумать, куда мы бежим и зачем — это на сегодняшний день одна из самых главных моих задач. Я знаю, что на большой скорости можно проскочить мимо кого-то очень важного пункта. Мимо сути.

Я не хочу позволять себе что-то сделать быстро только потому, что способен это сделать быстро.

Не секрет — мы готовим программы и постановки за довольно короткий срок, но замысел их вынашивается иногда месяцами, иногда годами... Я долго блуждаю в потемках, прежде чем почувствовать уверенность в том, что все делаю верно, мыслей в голове роится много, слишком много, гораздо больше, чем нужно… Сомнений в сути идеи вроде бы нет, но в способах ее воплощения — сколько угодно. Вот сейчас мы делаем музыкальное сопровождение для «Лачплесиса» (немой кинофильм Александра Рустейкиса, 1930 год. — М.Н.): я к этому проекту готовился больше года, отбрасывал вариант за вариантом, штук пятнадцать их было…  целый кусок своей жизни отдал. Хотя это не показатель качества и не гарантия, что все получится.

— Смотрю на вас и не могу себе представить, что вы кричите на хористов. Хоть раз бывало такое?

— Конечно, бывало. Я ведь только человек. Порой возникает чувство, что меня не понимают.

Порой руки опускаются. Все как у всех. Но это не повод строить отношения по принципу «вот есть я и есть мое искусство, а вы — мой инструмент, я буду на вас играть, извольте демонстрировать все, на что вы способны».

Этот путь проще остальных, но, во-первых, он мне категорически не близок, а во-вторых, самое дорогое, что я ценю в каждом человеке – это его талант, а криками «давай, поднажми, поталантливей все сделай!» талант не раскроешь. Петь от души можно только когда самому хочется, когда душа поет. Да, давным-давно, лет 25-30 назад, мы начинали с дисциплины, с подхода к делу, с подготовок к репетициям. Как в школе: я задал домашнюю работу, выходи к доске и отвечай. Слава Богу, мы это уже прошли, пережили, переросли.

Сейчас певцы прекрасно понимают, что от них требуется, когда можно позволить себе побольше свободы, а когда надо собраться. И главный судья тут — твои же коллеги по хору. Они ведь сразу чувствуют, если где-то какая-то дырка, какая-то яма образуется. Мне даже говорить ничего не надо.

Нас мало, а поем мы музыку, где каждая партия, каждая строчка значение имеют.

— Не спрячешься.

— Да кому, собственно, это выгодно — прятаться?! 

Мы ведь одно дело делаем.

Конечно, со стороны может показаться, что я рисую какую-то идиллическую картину. На самом деле у всех профессиональных коллективов есть общие черты. Всегда кто-то всегда быстрее устает, кто-то быстрее схватывает. Всегда чувствуется разница между старшими, у которых больше знаний, умений, опыта, и молодыми, у которых горят глаза и энтузиазма через край. Главное, что две эти энергии друг друга дополняли, а не конкурировали.  Без каждой из них не обойтись.

— Что вы делаете, когда устаете от себя, от работы?

— Это очень личное. И однозначного ответа нет. Если коротко —

мне нужна глубокая тишина. Чтобы музыка не звучала.

— Или баню построить? Говорят, вы и это можете.

— Мне очень нравится дома что-то делать!

Я иногда даже радуюсь, когда у мамы дверь перекосится, или лампочки перегорят, или мебель ломается… Я тогда могу сказать — у меня важные дела, надо срочно все чинить. И со спокойной совестью отвлечься от постоянных мыслей о хоре, о новых проектах.

А то ведь этому конца и края нет. Мы только что приехали с гастролей, и тут же «Лачплесис», сразу, без выходных, репетиции, концерты, записи. Надо все организовывать, все планировать…

— А вам нравится процесс записи?

— Очень, очень! Я сам люблю работать как звукорежиссер, как саунд-продюсер, я учился этому.

— За пультом сидите? Буквально?

— Конечно. Сам дирижирую, сам записываю, сам монтирую. С одной стороны, это техническая работа, с другой — я могу добиться, чтобы звук в итоге был именно таким, как я придумал. Знаете, нет ничего легче для звукорежиссера, чем сказать: «Хор плохо поет, поэтому альбом не удался». Но это отговорки чистой воды. Создать звуковую картину произведения — задача сложная, но захватывающая. И результаты иногда очень радуют. Вот мы сейчас Чайковского для лейбла Ondine будем записывать, а буквально год назад, меньше даже, записывали «Песнопения и молитвы» Георгия Свиридова. Конечно,

нет более русской музыки, чем свиридовская.

И когда я поехал в Питер, чтобы посидеть с архивными нотами, посмотреть, как этот цикл у композитора рождался, какие там замечания авторские в партитуре, то, конечно,

российские коллеги кто вслух говорил, кто про себя думал: и что хорошего из этого выйдет? Латыши, камерный хор?  Когда Свиридов задумывал это произведение для большого русского состава?..

Да, разумеется, мы не можем спеть Свиридова так, как поет русский хор. Но его сочинения ничего не теряют при нашем прочтении. Это признали потом даже самые сомневающиеся коллеги. Для меня это хороший пример того, что главное — постичь суть музыкального материала и дойти в отношениях с ним до абсолютной свободы. Если я буду гостем в этой музыке, то, конечно, ничего не получится. Но если я буду своим...

 Все-таки у нас есть большая привилегия — мы существуем на границе двух очень могущественных, очень живых культур, православной и западной, мы видим и чувствуем, как они развиваются. В мире не так много стран, которые могут этим похвастаться. 

— За границей трудней обычного выступать?

— Нет. Трудней всего дома. Я с большой гордостью могу сказать, что

нет более компетентной, более интеллигентной публики, чем здесь, в Латвии.  Это счастье — что мы растем вместе с ней,

 помогаем друг другу развиваться. И это наша главная цель — быть ей нужной. А гастроли...  Собственно, за границей все артисты выступают с парадными такими программами, беспроигрышными. Мы так много ездим по миру, что уже понимаем, где, что и как сработает. Другое дело, что

мне это не слишком интересно — составлять концерт из двенадцати красивых песенок.

— В Америке вы сейчас спели поразительно пеструю программу — Джезуальдо и Габриели, Малер и Мессиан, Сильвестров и Пярт, Васкс и Карлсонс, Эшенвалдс и Ратниеце...  

— Гастрольные программы создаются двумя сторонами: продюсерской и  исполнительской. Я предлагал очень-очень много вариантов. Американцы настаивали на Стравинском и Габриели. При этом каждая площадка хотела включить в афишу что-то свое.

В конце концов мы пришли к компромиссу — ценой того, что нам пришлось спеть четыре разные программы за пять дней.

А это совсем не просто. Тяжелое было турне. Но ничего не поделаешь. Мы принимаем  за аксиому, что продюсер знает вкусы своей публики лучше нас. Что мне удалось отстоять — так это латвийскую музыку в каждом концерте. Я всем говорю, что она ничуть не хуже немецкой, шведской, английской, русской и любой другой. Мы очень конкурентноспособны.

— Вы легко отдаете хор в чужие руки?

— Нет. Может, в другой ситуации экономической было бы по-другому. Но мы вынуждены скрупулезно подсчитывать, что принесет больше пользы — приглашение дирижера, который при удачном стечении обстоятельств может обогатить нас новым опытом, или какой-нибудь неординарный проект, который мы за те же деньги сможем создать сами.

Только в этом проблема, а не в том, что я никого к певцам не подпускаю.

— То есть это не вопрос ревности.

— Ни в коем случае. Мне никому ничего не надо доказывать. Я просто дорожу временем. Мне жалко двух недель жизни, которые могут быть потрачены зря. 

— А самому работать с другими коллективами интересно?

— Я не могу сказать, что мне не интересно. Но я всегда сравниваю результат. Конечно, дирижер со своим хором может сделать за один и тот же промежуток времени гораздо больше, чем гастролер с чужим. Для того, чтобы произошло что-то очень существенное, нужно как следует узнать друг друга. Мне про каждого человека важно понять — кто он, на что способен, как лучше раскрыть его дарование. Нескольких репетиций на это явно не хватит.

Спеть грамотно, в нужных местах громко-тихо, быстро-медленно — не вопрос, но разве ЭТО кому-то нужно?

— Что вы больше всего любите в Латвии?

— Ну вы спросили... Я чувствую, что здесь мои корни. Что это колодец, из которого я пью. Бездонный. Можете считать меня провинциалом, но

чем больше я езжу по свету, тем больше понимаю, что наша нация очень, очень, очень талантливая. Как может быть столько одаренных людей на таком маленьком кусочке земли?

Откуда этот феномен? Для себя я отвечаю так: занимаясь творчеством, мы не всегда оглядываемся на то, что делают остальные. Поступаем, как считаем нужным, и только потом смотрим по сторонам. Это не самый легкий путь. Но, похоже, в культуре он дает свои плоды.

* Маша Насардинова является редактором издания Pastaiga.ru.
Этот материал подготовлен специально для Rus.Lsm.lv.
Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное