Три дня мастер-классов — это незабываемо, прекрасно и трогательно. Мастер в возрасте, знавший всех великих (Мариса Лиепу, кроме того, он был старше Годунова и Барышникова всего на класс), но важнее, что они его знали. Прекрасны все эти «гранд-плие», «арабески» и прочие элегантные французские слова, ставшие языком хореографии, тихое пожелание: «Маэстро, музыку!» (за роялем была его супруга Лариса Гелван)... Кажется, что неповторимо, но ученицы и ученики повторяют и повторяют вслед за опытным учителем, у которого уже почти тридцать лет своя студия балета в Берлине, где он постоянно живет. Впрочем, это лучше один раз увидеть, чем услышать. Можете посмотреть здесь.
С Гелваном можно долго говорить только об одной работе с Нуриевым, но здесь обойдемся фрагментом его интервью для меня 2011 года: «Нуриев — это целый пласт моей судьбы. Мы с ним были действительно очень хорошими коллегами. Постоянно пересекались. Начиная с того же American Ballet Theatre. Я пришел туда, когда Нуриев ставил “Раймонду”. Он меня спросил с интересом: “А что вы тут делаете?” Я ответил: “Пришел посмотреть на балетную компанию”. Нуриев:
“По-моему, это балетная компания должна посмотреть на вас”.
И он меня взял в свою постановку сразу. Я танцевал в “Раймонде” Абдерахмана, а потом Жана де Бриенна. Для меня одни из главных ролей жизни — исполненные на Западе роли в “Раймонде” в постановке Рудольфа Нуриева, а также князя Мышкина в “Идиоте” в постановке Валеры Панова. Князь Мышкин — пик моей карьеры. Эту же роль и Нуриев исполнял. За Мышкина я получил приз в Германии, потом с большим успехом гастролировали по всей Америке. Сперва в “Идиоте” Нуриев танцевал, потом — в очередь с ним. А еще люблю Хозе в “Кармен-сюите” Бизе-Щедрина, потом эту роль взял себе Марис Лиепа. Вспоминаю балет “Антоний и Клеопатра”...»
Но сейчас — разговор о школе, в которой начинал Владимир Гелван.
— Владимир, можно пару вопросов?
— Можно, но только насчет вопросов осторожно, потому что бывают такие вопросы, на которые нет ответов. Или зададут такой вопрос, что человек остается без сна. Есть такой анекдот по этому поводу. Знаете? Два друга, один из них с бородой. И спрашивает бородатого друга: когда ты засыпаешь, у тебя борода над одеялом или под одеялом остается? И с тех пор товарищ уже сколько лет не спит!
— По окончании мастер-класса Регина Каупужа показала фильм о вас, где представлены ваши работе на Западе, но завершается он черно-белой съемкой, сделанной в Риге...
— Черно-белая?
А я там увидел много красок, не только серое.
Это номер, и я его танцую с Инарой Гинтере. И я сейчас посмотрел: как же она потрясающе танцевала. Уже тогда «двойную рыбку» делала! Это должен быть 1966-й год, наверное.
— Я хотел спросить вас о нашей хореографической школе, пытаясь не входить в банальность, упоминая привычные уже три фамилии — Лиепа, Барышников, Годунов...
— А что там упоминать? Это, конечно, имена, но тот же Барышников тут отучился четыре года максимум, после чего уехал в Ленинград в вагановское...
— Но прошло более полувека и выпускники РХУ снова мировые звезды — Тимофей Андрияшенко — премьер балета Ла Скала, а Эвелина Годунова — прима Берлинской оперы. Что все-таки в нашей школе такого особенного?
— Все очень просто. Та же Тангиева-Бирзниеце, бывшая в пятидесятые-шестидесятые руководителем латвийского балета — она, в общем-то, «кировская» (из Мариинского театра — Прим. автора). И когда создавался балет, то он был на основе молодых танцовщиков, это были москвичи, петербуржцы. Вот, например, московские Владимир Цуканов, Валентин Блинов, из Петербурга Кошкин, Швецова. Плюс старая латвийская школа — Александр Лембергс, Тамара Витиня, например. Потом дело в том, что после Второй мировой войны (или, как ее еще называют, после Великой Отечественной) многие опытные учителя, эвакуированные в Пермь, например, в другие города, приехали в Латвию потом. Все эти педагоги имели базис русско-французского, европейского балета. Тот же Лембергс успел потанцевать в тридцатые в балете Монте-Карло...
— А солист латвийского балета тех лет Арвид Озолиньш танцевал в труппе великого Михаила Фокина!
— Все это очень тесно связано.
И если раньше певцы считали Ригу действительно маленьким Парижем и говорили, что если хорошо спел в Риге, то можно в Париж ехать, то с балетом несколько аналогичная история.
Каждый год Тангиева-Бирзниеце нас возила в Петербург (тогда Ленинград), показывала рижский балет, и он был одним из ведущих во всем так называемом Советском Союзе — после Большого и Кировского. И поколения подрастали на наших ведущих танцовщиках, которые были мирового класса — тут надо все же упомянуть Мариса Лиепу, а также Джона Марковского...
— Он жив, живет в доме ветеранов сцены под Санкт-Петербургом...
— ... и тот же Годунов... И если все же хочется причислять к этому списку Барышникова — то это можно делать тоже. Хотя после четырех лет Риги основное он получил в классе педагога Александра Пушкина в вагановском училище, а это все-таки немножко другое. Но родился он в Латвии, начал в рижской школе. Так что наши «мужики» держались на уровне мировых танцовщиков — мое поколение и то, что меня моложе (Геннадий Горбанев, например, Шурик Колбин и многие другие представители). И мое поколение...
Мне было 28 лет, когда я уехал из Риги и вообще из Союза, но я двенадцать лет успел поработать в балете на сцене Латвийской оперы.
В шестнадцать лет я был уже в кордебалете, потом стал солистом, а ведущим солистом я стал, будучи очень молодым. Уже около двадцати лет начал ведущие партии танцевать — «Копелия», «Ромео и Джульетта», «Пер Гюнт» и так пошло-поехало.
Так что рижская школа (в основном мужской класс) — это были сильные парни, потому что педагоги были хорошие. И культура отношения к балету и к самому искусству высокие. И репертуар был такой, что мог поддерживать высокий уровень танца. Так что это и есть все то, что сделало рижский балет таким сильным.
Женщины тоже были сильные, хорошие — Инара Гинтере, Инта Каруле, Марта Билалова и, конечно, Велта Вилциня...
— В пятидесятые, когда Плисецкую не выпускали за рубеж, то с Большим балетом в «Лебедином озере» вместо Майи ездила Велта...
— Ее тянули через Большой, ее Москва знала и ценила, вплоть до правительственных лиц. Она с Харисом выступала, его еще Гариком называли (легенда латвийского балета, сейчас почетный директор РХУ Харалдс Ритенбергс — прим. автора), он тоже имя принес Велте — в основном, как партнер гениальный. А какая прекрасная была Инарочка Абеле, танцевавшая в моем любимом латвийском балете «Пер Гюнт» в постановке Лембергса! Быть может, в отличие от других, ей немного техники не хватало, не хватало верчения, но она, в принципе, была любимицей публики за ее лирику...
И культура поведения на сцене... В Кировском и Большом балетах это все немного разное. У москвичей не то, чтобы брутальный или вульгарный стиль, но более свободный, чем такой округленно-классический, как у питерских.
А Рига в себе совместила обе школы, все смешалось и получился хороший синтез всего.
Все это и дало плоды. Да и вообще — талантливый народ латвийский, очень многонациональный всегда был. Не только латыши и русские, не только евреи, но и полубелорусы и полуукраинцы, все тоже смешалось. И посмотрите, если взять тех же скрипачей (у Владимира сестра Зоя Гелван скрипачка — Прим. автора), то это тоже синтез, в результате чего мы получили Гидона Кремера, Филиппа Хиршхорна. А дирижеры! А органисты, которые были лучшие в Союзе (Цинтиньш и другие)!
И вот на этом фоне балет, когда каждый год в рамках фестиваля он проезжал по всей Латвии, и к нам приезжали лучшие танцовщики Союза, со всех республик и меня возили в другие республики, когда я еще был начинающим учеником.
— В общем, как говорил кто-то из мудрых, в эпоху тоталитаризма наиболее отлично развивается единственное искусство — балет. Я о другом. Меня поразило, как вы с учениками и коллегами свободно говорите по-латышски, учитывая, что вы давно живете вне Латвии...
— Я сейчас живу на Западе уже намного дольше, чем жил здесь.
В 1974-м, в 28 лет я уехал, а с 1976-го живу, в принципе, только в Берлине. И я «немец», у меня немецкое гражданство. Сейчас я ищу латышские слова, они забываются иногда. Но все-таки я вырос в семье, в которой говорили на двух языках. И латышский язык у меня мамин, бабушка была латышка, я с ней на латышском говорил. Хотя говорили все и на русском. Папа служил в Латвийской армии, он закончил высшее военное, так что для него латышский тоже родной. Ну, если иногда что-то забываю, я прошу: «Ребята, помогайте...» Потому что я могу это слово найти и на английском, и на немецком, и на латышском, но для латышского мне уже какое-то время надо. А так бытовой латышский у меня есть — и все беспроблемно.
Что латышский родной, что русский родной. Теперь и немецкий родной. И английский, в общем-то, уже родной.
— Мне понравилось ваше пожелание участникам мастер-класса...
— Да, я его повторю.
Верьте своим учителям — они у вас хорошие, они вам помогают, а не мешают!
— Спасибо!
ПЕРСОНА
Справка с сайта russkie.lv — Владимир Ильич Гелван (20 октября 1946, Рига, Латвийская ССР) — балетный танцовщик и педагог. В 1955-1964 учился в Рижской Хореографической школе, педагоги А. Лембергс, Я. Панкрате, В. Блинов. С 1962 по 1974 год был солистом балетной труппы Государственного театра оперы и балета Латвийской ССР. Участник трупп Кировского оперного театра (Ленинград) и Государственного академического Большого театра (Москва) в поездках за границей. Много гастролировал, танцевал ведущие партии. Первый выезд за границу в составе балетной труппы состоялся, когда ему только исполнилось 17 лет. Заслуженный артист Латвийской ССР (1969).
На сцене Латвийского Театра оперы и балета исполнял партии: Принц (П. Чайковский. «Щелкунчик»), Принц Зигфрид (П. Чайковский. «Лебединое озеро»), принц Дезире (П. Чайковский. «Спящая красавица»); Солист (А. Скултэ. «Хореографическая поэма»); Ромео (С. Прокофьев «Ромео и Джульетта»); Франц (Л. Делиб. «Коппелия»); Хозе (Бизе-Щедрин. «Кармен-сюита»); Вацлав (Б. Асафьев. «Бахчисарайский фонтан»); Альберт (А. Адан «Жизель»); Антоний (Э. Лазарев «Антоний и Клеопатра») и др. В 1974 году В. Гелван был выдвинут на звание народного артиста Латвийской ССР, но не успел его получить — эмигрировал за границу.
В июле 1975 года получил приглашение участвовать в гала-концерте Американского Театра Балета (Нью-Йорк), где, совместно с балериной Синтией Григориу очень успешно исполнил Большое Па-де-де из 3-го действия «Лебединого озера». В сезоне 1975/1976гг. был солистом этого театра. Был ведущим солистом Берлинского театра оперы и балета (Западный Берлин,). Танцевал все заглавные мужские партии в балетах театра. Одним из триумфальных выступлений было исполнение главной роли в постановке Валерия Панова «Идиот» (1978, на музыку Д. Шостаковича). Открыл собственную балетную школу в Берлине (1986). Репетитор Берлинского театра оперы и балета. Приглашает артистов, в том числе и из Латвии, для проведения мастер-классов.
