— Лариса, в Даугавпилсе только один орган, ему 110 лет, и музыканты отзываются о нем не очень лестно. Как прошло ваше с ним знакомство?
— У вас хороший романтический орган, который, конечно, требует ремонта. Сейчас у него отключен один мех, и инструмент не может показать свою полную мощь. Надо бы и регистры поднастроить, это общая проблема всех латгальских органов. Нужно искать финансирование и делать это, потому что в принципе запустить орган очень просто, надо его постоянно в порядке поддерживать. А так — хорошие технические ресурсы у вашего инструмента.
— Как вообще орган вошел в вашу жизнь?
— Вначале в добровольно-принудительном порядке. Когда в Академии учишься на первом курсе, то у тебя есть предмет, который называется «родственный инструмент». Основным у меня было фортепиано, а дальше мы полгода играли на клавесине, полгода — на органе.
От клавесина у меня болела голова, а орган сразу понравился.
Потом появилась возможность факультативно заниматься на органе, что я и делала четыре года.
Может быть, какие-то предпосылки идут из детства, потому что вся наша семья работала на восстановлении костела в Лудзе, и бабушка много разговаривала с органисткой, говорила, что мне надо играть на органе. Мне тогда лет девять было, я жутко боялась…
Орган пришел только в Академии — я поступила на органное отделение и закончила его. Позже стажировалась в Штутгарте у профессора Лёмана, он крупный специалист по Баху и немецкой музыке, трижды доктор наук, энциклопедия органной музыки. При этом очень простой в общении человек с превосходным чувством юмора.
— Вы родом из Лудзы, первое музыкальное образование получили в Резекне, сейчас живете и работаете в Риге. Не забыли Латгалию? Часто здесь бываете?
— Достаточно часто. Я люблю латгальскую природу и латгальских людей. Бывает, в Риге встречаешь кого-то совершенно незнакомого, начинаешь разговаривать и чувствуешь, что он — как родной. Спрашиваешь: «Ты откуда?» Отвечает: «Из Латгалии». Это вот такой латгальский менталитет, и в Риге, кстати, очень много латгальцев. Мне нравится, что
теперь латгальцы не стесняются говорить на своем языке, в Риге тоже можно услышать латгальский диалект, это хорошо,
это проявление национального самосознания, что очень важно.
Мне нравится и что в Латгалию понемногу начинает возвращаться молодежь. Многие мои знакомые вернулись в Резекне, стараются работать и вносить вклад в развитие родного региона. Уехать в Англию грибы собирать — очень простой выход. Я понимаю, что это выход для тех, у кого здесь всё совсем по нулям. Но если ты ничего не пробуешь сделать тут, то не надо потом пенять, как у нас всё плохо. Ты ведь сам ничего не сделал. Я рада, что среди моих знакомых много настоящих патриотов, они поднимают страну здесь делами, а не советами, сидя за границей.
Да, здесь беднее живут, чем в Риге, особенно на окраинах Латгалии. Но здесь много человеческого тепла, доброты, чего часто не хватает в метрополиях.
И это гораздо важнее материальных ресурсов, которые, безусловно, тоже важны, но душа стоит на первом месте. Душа и человеческая суть.
— Вместе с коллегой Гуной Кисе вы организовали ежегодные Дни органной музыки в Латгалии. В этом году они пройдут в десятый раз. Можно говорить о каких-то результатах и предварительных итогах?
— Дни органной музыки в Латгалии в нынешнем году пройдут с 13 по 28 июля. Главная цель этого фестиваля — привезти в Латгалию хороших музыкантов, латгальских музыкантов, которые сейчас играют в Риге и по всему миру. Пусть они покажут на родине, чему научились. Во-вторых, очень важно организовать для людей бесплатные концерты академической музыки, сделать это на хорошем уровне. В латгальскую глубинку Национальный симфонический оркестр часто ездить не будет; только благодаря нам в некоторых местах концерты и проходят раз в год.
Еще очень важный фактор — реставрация органов в Латгалии. На концертах мы собираем пожертвования, и эти деньги потом идут на восстановление какого-то конкретного органа. Суммы не такие, чтобы позволить сразу и легко отреставрировать инструмент, но мы даем толчок местной общине что-то начать делать.
За эти годы мы поменяли систему подачи воздуха в органе в Презме. Это недалеко от Резекне, там уникальный барочный орган, единственный в Европе. Это первый этап, он остановил разрушение органа, вообще же работы там еще очень много. Мы провели экспертизу Пасиенского органа, в Малнаве и Карсаве переделали педальную клавиатуру, она очень неудобной для игры была, еще кое-какие технические вещи сделали. Внесли также свою лепту в реставрацию органов в Виляке и Роговке. Важно дать толчок, и потом очень радостно видеть, как люди начинают искать проекты, добывать средства. «Раз эти две девочки смогли, почему мы не сможем?» — думают они. Когда включается «я тоже могу», тогда любое дело сдвигается с мертвой точки: находятся и люди, и деньги, и мастера-реставраторы.
— Я знаю, что у вас есть какая-то особенная школа, где детей учат музыке с четырех месяцев…
— Наша школа существует на базе музыкальной школы YAMAHA. Методика — немецкая, она несколько адаптирована нашим коллективом. Дети, начиная с четырех месяцев, вместе с мамами слушают музыку, они к ней привыкают, начинают ее чувствовать. Музыка становится для детей как бы вторым языком. У меня есть девочка, которая ходит ко мне с четырех месяцев, сейчас ей 10 лет; так вот, если ей дать в руки любой музыкальный инструмент, показать, как из него извлечь звук, то она сможет играть — играть на любом музыкальном инструменте. Кстати, в Даугавпилсе тоже есть преподавательница, которая работает по этой методике. Главное — музыка для детей и родителей становится жизненной потребностью, они начинают посещать концерты классической музыки. Если не воспитывать маленького слушателя, то человек не придет на такие концерты, а так — придет. Потому что знает: классическая музыка — это красиво и интересно.
