— Лео, что за конкурс, в котором победил?
— Я впервые в жизни выиграл международный конкурс по композиции. Это конкурс во Флоренции имени Пьеро Фарулли, который уже в третий раз проводится в Италии. Из 115 претендентов я получил первую премию. Помимо денежного приза, в 2020 году мой струнный квартет будет исполнен во Флоренции.
Мой учебный путь уже закончился. Пока у меня перерыв, и уже потом я когда-нибудь задумаюсь о докторантуре. А начинал учебу в Юрмальской музыкальной школе, потому что я сам из Юрмалы и до сих пор там живу. Поначалу поступил туда по классу валторны. Год я «отдудел». Понял, что это не для меня. Но параллельно, как и у всех музыкантов, обязательным инструментом было фортепиано. Оно мне очень понравилось, и я перешел на фортепиано к чудесному педагогу Марианне Христюк.
— Ты сам захотел учиться музыке или родители заставили?
— Бабушка. У меня бабушка по маминой линии — пианистка. Она всегда говорила: «Надо детей вести в музыкальную!» У меня еще две сестры. И вот когда младшей сестре было шесть, а мне десять, нас обоих отвели в музыкальную школу. Десять лет, в принципе, это уже довольно поздно... Я даже не знал, какой инструмент выбрать, но мама сказала: «Давай на саксофон, будет весело, прикольно!»
— И, повзрослев, заработать в ресторане можно!
— Но об этом тогда не думали, конечно. Хотя конкуренция среди музыкантов всегда есть. Как говорят, три самых сложных музыкальных профессии — это пианист, дирижер и композитор. Довольно-таки классический комплект. Среди них всегда конкуренция и сложнее всего получить работу.
— И как теперь с работой?
— Мне 28 лет и все в процессе. Пока что я закончил магистратуру в Великобритании, в королевской консерватории Бирмингема. Там сейчас построили новое здание, в которое вложили более 60 миллионов фунтов, новые рояли, студии звукозаписи, концертные залы — все шикарно. И мне как раз довелось поучиться как в старом, так и в новом здании консерватории.
— Как ты туда попал? Направление от нашей Музыкальной академии получил?
— Сам. К нам как раз приезжал с мастер-классом профессор Эд Беннет (Ed Bennett), у которого я потом учился. Я побывал на мастер-классе, мне понравилось. И я подумал, почему бы и нет? Тем более в Англии уже есть друзья, не совсем уж один там буду. В принципе, это была поздняя заявка. Все обычно за год ее делают, дают «интервью», сдают английский (это обязательное требование), но я заявку подал буквально за четыре месяца до начала семестра. Сдал английский, а интервью у меня было по скайпу, так что не пришлось специально лететь в Бирмингем. Получил стипендию. Учился я не только у Беннета, но и у главы кафедры, профессора Джо Катлер (Joe Cutler).
— А в нашей музыкальной академии у кого учился?
— Музыкальной композиции и инструментовке учился у Юриса Карлсонса и параллельно оркестровку у Петериса Плакидиса.
— Важный вопрос: во сколько лет и почему ты решил стать композитором?
— Тут вернемся ко временам музыкального училища в Юрмале, где учился у Яниса Малецкого. Буквально с первого дня он стал меня готовить и отправлять на конкурсы, и в результате я получил третье место на конкурсе юных пианистов. После участие на международном конкурсе пианистов «Юрмала». Помню, для меня это был большой стресс. И это был последний конкурс пианистов для меня, потому что я понял, что такой стресс — не для меня. Я осознал: не хочу быть конкурсным пианистом.
— Ну, ясно. У пианиста лицезреющая тебя публика, а у композитора — только рояль в кабинете.
— На публику я как раз играть люблю, но там же еще и жюри, которое тебя оценивает. В юрмальском училище я параллельно учился у Рихарда Дубры — композиция, полифония, гармония. Он мне и сказал: «Тебе надо поступать в Музыкальную академию, к Карлсонсу». У него учился и сам Дубра. Я пришел на день открытых дверей, мы познакомились, я показал свою музыку, поступил, получил бюджет, все было хорошо. Там были свои композиторские конкурсы, я победил в конкурсе «Моя народная песня». Это была обработка народной песни Trīs sidrabas upes tek для гобоя и фортепиано, которую назвал «Серебряными вариациями». И играли этот опус «на ура» еще много раз, а ноты были изданы и включены в репертуары музыкальных школ.
— А самую первую свою композицию помнишь?
— Это было время, когда еще пытался имитировать в стилях других композиторов. Смолоду мне это нравилось делать, и потом я начал что-то записывать. Первое серьезное сочинение, без вклада кого-либо со стороны, где все мое от и до, с моей идеей было лет в 15-16. Соната для фортепиано в четырех частях. С ней, в принципе, и поступал в консерваторию. Помимо сонаты, в портфолио была песня на слова Есенина, миниатюра для фортепиано и дуэт для скрипки. А первым из серьезнейших произведений уже был фортепианный концерт, который я написал на последнем году обучения в нашей Музыкальной академии. Во время учебы в академии я стал больше знакомиться с различными техниками, новинками в плане оркестровки. И впоследствии пришел к своему собственному стилю.
— И что за стиль?
— Это объединение позднего романтизма с неоклассицизмом в оболочке минимализма, где деликатным образом проблескивает пуантилизм (точечная техника) в сочетании с импрессионизмом. Звучит это, наверное, страшно, но на деле — совсем иначе. Музыка с годами стала мелодичной и легкой к восприятию. Мне часто говорили, что мои работы отлично бы вписались в киноиндустрии. Жду предложений в большое кино! А пока продолжаю писать для концертного варианта.
— Назови трех своих любимых композиторов?
— (Моментально) Жизнь без Баха я себе не представляю. Я его играю каждый день. И его буду исполнять в концерте, посвященном музыке барокко. Он состоится 20 декабря в англиканской церкви, со мной выступит виолончелистка Надежда Бардюк.
Кстати, о Бахе, который, как известно, играл на органе. У многих композиторов музыка зарождается в голове, а у меня возникают идеи без конкретных нот. И тогда мне просто надо сесть за фортепиано и руки меня сами ведут. Это не просто импровизация — это идет объединение всех твоих знаний, ощущений и эмоций. Летом у меня появилась идея — я захотел сесть за орган. Я позвонил Эдите Алпе, у которой я учился, приехал в Дубултскую церковь, где играл трое суток подряд. Все это закончилось тем, что я написал сочинение для органа, которое сыграла на закрытии фестиваля Vox Angelica Лариса Царькова. Называется оно «Северное сияние», и оно как раз отображает тот стилистический симбиоз в моей музыке.
— Продолжим о трех композиторах... А кто, на твой взгляд, самый крутой современный автор музыки?
— Надо подумать...
— Арво Пярт?
— О да, тут я с тобой солидарен! Арво Пярт — однозначно. С одной стороны, у него простота идей, но с другой — концепция, которую не каждый может уловить. Это то, что будет интересно и публике без музыкального образования, и академической среде.
Но в принципе, самый любимый композитор — Сергей Прокофьев. Я вырос на его втором фортепианном концерте. Это вся моя жизнь. Я даже летал на концерт Анны Винницкой в Берлин, где она исполняла второй концерт Прокофьева, и годом ранее на выступление Марты Аргерих, но она играла третий концерт. Такие произведения в таком исполнении надо слышать вживую.
— Как думаешь, почему именно из Латвии в мире так много ставших впоследствии музыкантов?
— Честно?
— Конечно!
— Мне кажется, это фундамент, который заложен еще русской школой.
— Справедливо. Основоположник латышской композиции Язеп Витолс даже был профессором Петербургской консерватории еще во времена Римского-Корсакова.
— Я могу сравнить образования, потому что я учился не только в Риге и Бирмингеме, но еще и в австрийском «Моцартеуме» у знаменитого Рейнхардта Фебела, где я написал свой фортепианный концерт. Его потом исполнила Иолана Макарина с оркестром под управлением Яниса Лиепиньша.
— Над чем сейчас работаешь?
— Пишу концерт для виолончели со струнным оркестром. Это для оркестра Sinfonia Concertante (этим коллективом дирижируют Андрис Вецумниекс и Гунтис Кузма), исполняться будет уже в следующем году, в марте.
— Как насчет симфонии?
— Уже написана. Консерваторию в Бирмингеме я заканчивал с сочинением симфонии. Diminished Symphony — «Уменьшенная симфония», одночастная, идет семь с половиной минут.
— А что побудило к сочинению симфонии?
— Амбиции. Полный оркестр, пианист, арфа, тройной состав! Все были в восторге. Лично для меня самое главное — писать не очень сложную к прочтению музыку, при этом сохраняя идею полностью. Ведь как говорится: время — деньги. И количество репетиций в современном музыкальном мире очень ограничено. А если напишешь что-то очень сложное, не имея супергениальный оркестр, то появляется огромный риск провала.
А если о вдохновении, то его черпаю от природы. Это мой главный источник. Если я путешествую, то города меня уже особо не интересуют. Мне лучше в горы или на дикий пляж, где тихо и спокойно.
— А что в твоей жизни помимо музыки?
— В свободное время занимаюсь фотографией. И пишу картины. И кстати в Риге есть несколько мест, на стенах которых красуются мои работы. В школьные времена я брал уроки рисования, а после уже сам учился и экспериментировал. С картинами у меня свое видение. Я люблю взрывные цвета, смелые решения и космическую тематику. Тему цветов затрагивал и в музыкальных концепциях. Как пример, симфоническая миниатюра The Green Element («Зеленая стихия»), которая была исполнена латвийским национальным оркестром в Большой гильдии в 2015 году. В этом году я уже сам там выступал на фестивале «Белая ночь» вместе с мультимедийной артисткой Еленой Глазовой.
— Как сегодня прожить молодому композитору в Латвии?
— В Великобритании я какое-то время работал в отеле менеджером и у меня осталась сумма, на которую мог прожить уже здесь, погрузившись в композицию. А так — выступления, заказы, да преподавание.
— Связываешь ли ты с Латвией свое будущее?
— А почему бы и нет? В принципе, здесь все в руках людей.
— Твое последнее по времени художественное впечатление — все равно от чего, от музыки, театра?..
— Выставка Ивана Айвазовского в «Рижской Бирже». Там действительно такая игра света! Кстати, о выставке и свете: у меня в конце ноября будет выставка фотографии.
— Зайду.
— Но она в Португалии. Это фотографии на тему старинных профессий.